Глава шестнадцатая

Глава шестнадцатая

Это очень простая машина. Она действует по принципу беличьего колеса. Но в этом беличьем колесе установлены пластинки, или, как их называют, «пальцы», о которые должны разбиваться песчинки. Все дело в скорости вращения этого колеса. Роль белки здесь играет песчинка.

Дезинтегратор состоит из двух таких колес. Они вращаются друг против друга. Изобретатели должны были определить, на каком расстоянии надо укрепить пластинки — «пальцы», с какой скоростью должны вращаться эти беличьи колеса.

И над этим они трудились почти без отдыха. Их можно было застать на заводе и в воскресные дни, когда все их друзья уезжали на пляж или на рыбную ловлю, и вечером, и даже ночью.

В это время Лехт уже не занимался ни песком, ни известью, а только металлом. Пять различных конструкций новой машины были созданы им в примитивных условиях маленького кирпичного завода. Правда, ему помогали друзья, которые оставались в вечерние часы, чтобы обработать ту или иную деталь будущей машины. Это было торжество его веры в людей. Ему помогали все: и механики, и слесари, и литейщики, и токари. В маленькую комнатушку лаборатории приходили даже незнакомые люди и спрашивали: может быть, надо чем-нибудь помочь?

Именно в эти дни Лехт хотел поговорить с Юрием. Он не видел его более трех лет, порой тосковал без него, особенно в минуты отчаяния, когда казалось, что дело, которому он отдает столько сил, энергии и времени, подвигается очень медленно, а иногда заходит в тупик.

После войны Юрий вернулся в места своего детства — в деревню Вилья, женился и был доволен жизнью. Все это Лехт узнал из редких писем, которые присылал ему Юрий. Теперь он хотел с ним встретиться, поговорить, рассказать обо всех своих делах.

Лехт приехал в деревню Вилья, где он не был с того самого дня, когда бежал из немецкого концентрационного лагеря. Здесь как будто ничего не изменилось. Правда, Ян уже построил себе новый дом. Юрий же жил вместе со своим тестем.

Лехт и Юрий отправились в тот самый лесок, где они в последний раз отдыхали осенней ночью.

Они сидели и говорили о будущем, хоть прошлое незримо стояло перед их глазами. Они почему-то не хотели возвращаться к этому прошлому, не хотели вспоминать обо всем том, что сблизило и породнило их. Может быть, это было связано с тем, что Лехт был теперь целиком занят новым делом, а война, лагерь, побег, партизаны, смертельная опасность — все это как бы ушло в другой мир. И все-таки между Лехтом и Юрием возник разговор о доверии к людям.

— Ты все такой же? — спросил Юрий.

— Не знаю, — ответил Лехт.

— Я вижу, что все такой же. Все люди для тебя очень хорошие, все они благородные, чуть ли не ангелы. Не так ли?

— Не знаю, — повторил Лехт.

— Чем ты занят? — спросил Юрий.

— Это сложное дело — я пытаюсь делать более прочный камень для домов.

— Более прочный? — переспросил Юрий. — А зачем он нужен? Разве ты собираешься жить больше ста лет?

— Не знаю, — ответил Лехт. — Не все же надо делать только для себя.

Юрий помолчал, а потом предложил:

— Не будем философствовать. Пойдем обедать.

Но Лехт торопился. Он знал, что Юрий за обедом много выпьет, будет удерживать его до самого вечера. А он не имел права тратить так много времени.

— Проводи меня до автобуса. Меня ждет Нелли.

Они медленно шли к автобусной остановке и молчали. Им как будто не о чем было говорить. Их связывало нечто большее, чем дружба. Они спасли друг другу жизнь. Их объединил не только лагерь, но и та смертельная опасность, которая сопровождала их на протяжении всего побега. И все-таки они остались разными людьми.

— Ты знаешь, Юрий, я очень дорого заплатил за это право — всем говорить только правду.

— Разве это право надо покупать? — спросил Юрий.

— Нет. Это так говорится, — продолжал Лехт. — Мы с тобой много пережили, поняли, какая это дорогая штука — жизнь, свобода, работа. И вот теперь, когда все это получили, мы просто не имеем права только жить и пользоваться свободой. Это, кажется мне, могут и животные. А вот люди должны делать что-то большее.

— Я делаю свое дело в колхозе, и как будто неплохо, — ответил Юрий.

— Конечно, конечно. Я слышал, ты много пьешь, — сказал Лехт.

— Это осталось от военных лет.

Они подошли к автобусу, где стояли женщины с корзинами, возвращавшиеся в Таллин.

— Прости, если я тебя чем-то обидел, — сказал Лехт.

— Нет, ты меня не обидел, — ответил Юрий, — но что-то ты недоговариваешь. Ты чем-то недоволен. Может быть, я тебя плохо принял?

— Что ты! — усмехнулся Лехт. — Ты меня очень хорошо принял. Но вот мы не виделись столько лет, а встретились — как будто и не о чем говорить.

— Ничего страшного, — улыбнулся Юрий, — ты весь поглощен своим изобретением, а я — своей работой. Мы с тобой теперь, как говорится, живем на разных волнах.

— Вот видишь, ты довольствуешься тем, что люди для тебя изобрели, а мне хочется что-то изобрести новое, для людей.

— Ты опять начинаешь философствовать, Иоханнес… Вот твой автобус.

Лехт вскочил на подножку автобуса, помахал из открытого окна.

— Приезжай в Таллин! — крикнул он.

— Хорошо. Спасибо, — ответил Юрий и быстро зашагал к своему дому.

Лехт понял, что они будут встречаться все реже и реже. Не о чем говорить? Но так происходит со всеми, кто не причастен к его изобретению. Даже со старыми друзьями.

Что ж, не все должны изобретать. Да и правильно ли он сам делает, что занимается всем этим, неожиданно для самого себя подумал Лехт. Может быть, разумнее было бы сооружать дома или заводы. Ведь он учился именно для того, чтобы строить, и в дипломе у него так и написано: «инженер-строитель».

Но эти мысли, навеянные встречей с Юрием, начали рассеиваться, когда Лехт подъезжал к Таллину. Вновь, как и в минувшие дни, на него надвинулась вся тяжесть забот, которая не давала ему покоя. Не только ему, впрочем, но и Виктору.

Но Виктор был механиком, в сущности, он был поглощен только удачей или неудачей конструкции дезинтегратора. В случае неудачи Виктор мог с полным основанием сказать, что дезинтегратор это не та машина, которая может рубить песок. И все. Он никому ничего не обещал и ни перед кем не должен держать ответ. А Лехт, хоть и был по натуре человек немногословный, сдержанный, но все-таки уже не раз рассказывал и своим коллегам, и своим братьям о громадных перспективах того нового дела, которым он занят. Его встречали только одним вопросом:

— Ну, как твой дезинтегратор, Иоханнес?

В эту ночь Лехт почти не спал. К обычным волнениям, связанным с его изобретением, прибавились и раздумья, которые возникли после встречи с Юрием. Ему казалось, что в мирное время они никогда не расстанутся с Юрием, что люди, испытавшие так много, прошедшие через самые различные опасности, не могут разойтись. Но оказалось, что мирные годы испытывают дружбу с еще большей придирчивостью, чем военные.

Не всякая дружба выдерживает это испытание.

Он вспомнил и других своих товарищей военного времени, с которыми он теперь редко встречался. Стало быть, не опасности сближают людей, а общность интересов, дум, надежд.

Обо всем этом он думал в ту ночь после возвращения из деревни Вилья. На рассвете, так и не уснув, Лехт отправился на завод, где, к его удивлению, он уже застал Виктора.

— Почему так рано? — спросил Лехт.

— Мы собрали дезинтегратор. Пойдемте. Мы только ждали вас, — ответил Виктор.

Они прошли через весь двор к небольшой деревянной будке, стоявшей на склоне холма. Издали эта будка напоминала скворечню. Именно в ней была смонтирована первая опытная машина, первый дезинтегратор. Другого места на заводе не было, да Лехт и хотел все делать вдали от лишних глаз. Будка показалась ему самым удобным местом для испытания дезинтегратора.

Вот он стоит — маленький, приземистый, отнявший у них целый год жизни. И какой жизни!

Виктор насыпал песок в бункер, плотно закрыл кожух и сказал:

— Ну что, можем включить мотор?

Лехт не сразу ответил. Он хотел еще все тщательно осмотреть, ощупать каждый винтик. Он знал, что за ними следит весь завод, хоть в будке этой были только он и Виктор. Обо всем, что произойдет здесь, сразу же узнают и те, кто их поддерживал, и те, кто относился к ним с явным равнодушием. Он стоял и молчал.

— Ну что, включить? — опять спросил Виктор.

— Включайте, — ответил Лехт.

Виктор повернул рубильник. Мотор зашумел, «беличьи колеса» начали вращаться. Они стояли и молча слушали эти первые звуки новой машины. Лехт мысленно представлял себе все, что происходит внутри этой машины за плотно закрытым кожухом. Песчинки ударяются о металлические «пальцы», пытаются вырваться из машины, попадают на новые «пальцы». А в это время прозрачная пленка, в которую природа облекла песчинки, разбивается, раскалывается, да и сама песчинка делится на два, на три, а может быть, на очень много осколков.

Песок после обработки в дезинтеграторе высыпался по специальному желобу, и Лехт долго не решался взять его в руки. Виктор наклонился, насыпал песок на ладонь, осторожно выгребая его из маленькой жестяной коробки. Потом пересыпал песок из своей ладони на руку Лехта.

Лехт приглядывался к песчинкам, но никак не мог понять, делает ли дезинтегратор то дело, ради которого он его создал. Он понес коробку с песком в лабораторию. Потом отправил его в формовку.

Более точный ответ даст первый кирпич, отформованный из этого песка.

Лехт шел за этим кирпичом, как мать следует за своим младенцем, только-только начинающим ходить. Вот песок смешали с известью. Вот из этой смеси изготовили кирпичи. Вот их передали в автоклав. Теперь надо было ждать восемь часов.

Только через восемь часов они получат ответ — может ли их дезинтегратор помочь сдирать с песчинок вековую пленку. И делать это не в малых дозах, а во все возрастающих масштабах, достаточных для производства тысяч и даже миллионов искусственных камней. Эти восемь часов должны решить судьбу всего изобретения. И не только Лехт и Виктор, но и все, кто был в этот день в цехе, ждали того момента, когда кирпичи с условным знаком Лехта выкатят из автоклава.

И этот момент наступил. Лехт понес кирпич в лабораторию на испытания. Нет, он не понес его. Он бежал с ним через весь двор, а за ним бежали Виктор, мастер цеха — все принимавшие участие в монтаже дезинтегратора и формовке кирпича.

Испытания показали, что кирпичи эти приобрели большую прочность, но не такую, чтобы можно было торжествовать победу. По-видимому, песчинки еще не до конца открыли свою тайну. Правда, директор завода сказал, что весь строительный мир радуется, если прочность силикатного кирпича повышается даже на десять процентов, а он, Лехт, добился чуть ли не ста процентов.

— Нет, — сказал Лехт, — это все крохи. Что-то я не додумал в дезинтеграторе.

Машина была демонтирована, промыта, каждая деталь изучена.

Лехт и Виктор почти все свое время проводили в дощатой будке, где монтировались и демонтировались, испытывались и проверялись все новые и новые конструктивные варианты машины. И только пятая модель принесла им серьезную победу. «Путь от первой до пятой модели был выложен формулами», — сказал как-то Лехт. Дело в том, что мощь, ударная сила, производительность дезинтегратора зависят от многих, очень многих обстоятельств. Толщина «пальцев» и расстояние между ними. Длина «пальцев» и их форма. Скорость вращения колеса. Величина колес. Металл, из которого они сделаны.

И среди тысяч возможностей надо было найти ту единственную, которая стала бы теоретической формулой дезинтегратора. Лехт и Виктор много дней и недель просиживали над этими расчетами, конструировали новую модель дезинтегратора и вновь убеждались, что еще далеки от цели. И только после создания пятой модели в лаборатории появились силикатные кирпичи, которые по крепости, стойкости, прочности конкурировали не только с испытанным столетиями красным кирпичом, но и с фаворитом века — бетоном.