Глава шестая

Глава шестая

Еще готовясь к побегу, Лехт продумал, как он выразился, «математическую карту» всей операции. Он лежал на нарах после тяжкого, изнурительного дня и решал самые замысловатые задачи на тему: два человека бегут, а десять человек их догоняют. Он убедил себя, что имеет дело со сложным инженерным расчетом, при котором надо учесть все мельчайшие детали — лесные завалы, густые заросли, усталость и истощение, — словом, мысленно представить себе всю картину побега.

Иногда Лехт посмеивался над самим собой — его расчеты казались ему наивными. И все-таки они помогли им в первые, самые критические часы побега.

Наблюдательный Юрий обратил внимание на то, что в погоню за беглецами обычно посылаются одни и те же эсэсовцы — по-видимому, они натренированы, подготовлены, поднимаются по тревоге. Лехт подсчитал, что от первого тревожного выстрела до появления отряда у опушки леса проходит десять минут. За это время надо пробежать по лесу восемьсот метров, а может быть, и километр. Охранному отряду придется прочесывать широкий участок леса, не бежать, а идти. Допустим, и отряд пройдет это расстояние за десять минут, но беглецы смогут удалиться еще, скажем, на шестьсот метров.

Лехт и Юрий действовали именно так: они отбежали от торфяных скирд примерно на полтора километра. Лехт все время вел счет, чтобы не нарушать разработанную «математическую карту» операции. Эта же карта предписывала им через полтора километра где-нибудь спрятаться. Они нашли заросшую травой воронку, забросали валежником, проползли под ним и очутились в мокрой норе. Здесь они должны были просидеть час. Не меньше и не больше. Лехт подсчитал, что отряд, преследующий их, может удалиться от лагеря только на четыре-пять километров, чтобы до наступления темноты успеть вернуться в лагерь. Комендант никогда не решится оставлять на ночь лагерь с ослабленной охраной. К тому же за полтора часа может подоспеть подкрепление из Таллина: отряд должен встретить автомашины с эсэсовцами и послать их в нужном направлении. Стало быть, надо выждать час, дать возможность отряду опередить Лехта и Юрия. И тогда-то они совершат новый бросок, пройдут расстояние, которое жандармы уже не смогут пройти до ночи. А ночью они, конечно, в лес не сунутся.

Вскоре мимо воронки с валежником прошел жандарм; по-видимому, он не заметил ничего подозрительного, и шаги его постепенно замерли в лесной тишине. Лехт продолжал свой счет. Конечно, был риск — их могли обнаружить, и тогда вся «математическая карта» выглядела бы детской забавой. Но даже торопливая маскировка была удачной. Они сидели и молчали. Счет вели шепотом — то Лехт, то Юрий. И вот снова послышались далекие шаги, потом внятные голоса — кто-то на немецком языке проклинал и лес, и беглецов, и лагерь. «Давно пора их всех перестрелять», — говорил не­мец. «А торф?» — спросил другой. «Черт с ним, с торфом», — ответил первый. Они прошли мимо воронки, у одного из них сапоги скрипели, и Лехт подумал: «Это Волчий Зуб». На этот раз он шел без губной гармошки.

И как только стихли скрипучие сапоги, Лехт и Юрий вылезли из воронки, прислушались и побежали в глубь леса.

— Не беги, — остановил Юрия Лехт, —теперь мы можем идти спокойно. Хоть целую ночь.

— Спокойно? — переспросил Юрий. — А в деревнях разве нет немцев? А полицаи? А старосты?

— Ничего, — ответил Лехт, — ночью все они спят.

Они пошли по лесу. Договорились, что будут по очереди считать время, чтобы приблизительно знать, на сколько километров они удалились от лагеря.

Начался дождь, и они насквозь промокли. Деревянные ботинки, надетые на босу ногу, были полны воды. Но они давно привыкли к этому — не раз их выводили на торфяные болота под дождем.

Теперь надо идти и идти. Ни минуты отдыха. Надо пройти такое расстояние, чтобы быть уверенным хотя бы в относительной безопасности.

Они вышли на тропинку, которая привела их к лесной поляне.

Дождь усилился, и Лехт решительно сказал:

— Стоп. Здесь надо пересидеть. По моим подсчетам, прошел уже час. Вряд ли немцы вернутся в лес в такое время. А нам надо беречь силы.

Так они стояли в раздумье. Прошла минута или две.

Внезапно они услышали шаги. Было уже поздно прятаться. Прямо на них с противоположной стороны леса вышел промокший эстонец с охапкой хвороста. Он посмотрел на них издали, махнул рукой, как бы показывая, куда им идти, и тут же исчез в лесу.

До сих пор Лехт не знает, кто это был. Во всяком случае, первая встреча с человеком ободрила их. Они убедились, что не все запуганы. У них будут и спасители, и доброжелатели, и сообщники.

Прежде всего надо было спрятать полосатые лагерные шапки. Лехт разгреб руками мокрую землю, уложил шапки, утрамбовал землю, прикрыл ее травой.

Без шапок им стало легче идти — они повеселели. Ветер осыпал их дождевыми каплями. Они уже не ощущали усталости.

Снова лесная тропинка, и снова маленькая лесная поляна. В лесу стало темно, но они продолжали идти. Нащупывали тропинки, присматривались к каждому кусту.

Сперва им казалось, что за каждым деревом их подстерегает погоня. Но потом они привыкли к ночному лесу, к кустам, к лесным шумам.

Вскоре Лехт и Юрий вышли из леса и оказались вблизи маленькой деревушки.

Юрий вспомнил, что именно здесь ему приходилось ночевать незадолго до войны. В деревне жили добрые люди, они не откажут им в ночлеге или хотя бы в куске хлеба.

— Надо дождаться утра, — предложил Лехт.

Они увидели маленькую часовню, осторожно подошли к ней, убедились, что там никого нет, открыли дверь, вошли.

Первые минуты привыкали к темноте, вдруг Лехт отскочил — кто-то рядом с ним зажег спичку.

Юрий рассмеялся:

— Я тебе ничего не говорил. Одну коробку спичек я все-таки приберег.

Они сели на холодный каменный пол. Решили спать по очереди. Вряд ли до утра кто-нибудь вздумает молиться в этой часовне. Но на всякий случай надо быть осторожными.

Юрий сразу уснул.

Лехт тоже хотел спать, но понимал, что надо вытерпеть. Как всегда в таких случаях, он решил чем-нибудь отвлечься. В эту ночь Лехт впервые за долгое время вспомнил, что он инженер-строитель и что ему еще придется долго возрождать города и села, уничтоженные войной. Без всякой связи с этой мыслью он вдруг спросил самого себя: сколько лет этой часовне? Сто? Двести? Из какого камня она сложена? Во всяком случае, камни скреплены известково-песчаным раствором. Он начал обшаривать стену, у которой они сидели, наткнулся на какую-то щербинку, ковырнул ее. Все это он делал без всякой цели, только для того, чтобы как-то занять себя. Потом он начал шепотом подсчитывать, сколько понадобится кирпичей для того, чтобы поселить жителей всех городов мира в хороших квартирах.

Миллионы переходили в миллиарды. Лехт шептал какие-то фантастические цифры, и то ли от этого шепота, то ли от холода проснулся Юрий. Он прислушался и спросил:

— Ты что — бредишь?

— Почему ты так думаешь?

— Ты шепчешь какие-то миллиарды. Я уже давно прислушиваюсь к твоим расчетам. У тебя есть клад?

— Я подсчитываю, сколько понадобится кирпичей, — ответил Лехт.

— Для чего?

— Для новых домов.

— Это единственное, что тебя сейчас занимает?

— Конечно, я бы отдал теперь все свои миллиарды кирпичей за сто граммов хлеба, — сказал Лехт.

— Это разумная мысль, она убеждает меня, что ты еще не свихнулся. Тебе надо поспать. Я посижу, покараулю.

Но Лехт долго не мог уснуть.

Он проснулся от яркого света и вскочил. Юрий спал. Первые лучи солнца пробивались через маленькие окошечки. Лехт разбудил Юрия. Они прислушались. Доносились чьи-то голоса. По-видимому, вблизи проходила дорога. Конечно, часовня стояла у дороги, и оставаться здесь было нельзя.

— Надо идти, — сказал Лехт.

— Нет, теперь нельзя, пусть стихнут голоса, — возразил Юрий.

Они осторожно вышли из часовни. Лехт делал вид, что осматривает это древнее сооружение. Полосатые куртки они сняли, перекинули их через руку. Конечно, в это холодное осеннее утро никто не поверит, что им стало жарко и приятнее остаться в нижних сорочках. Но и в полосатых куртках идти было нельзя. Об их побеге, конечно, сообщили во все деревни, за их головы назначили плату — пусть небольшую, но все же для подлых людей это неплохая приманка.

Они все еще не решались отойти от часовни. Лехт продолжал играть роль археолога.

— Конечно, эта часовня принадлежит к древним архитектурным памятникам.

— Какого века? — усмехнулся Юрий.

— Я думаю — семнадцатого, — серьезно ответил Лехт.

— Не может быть! Двести лет этой халупе?

— Это не халупа, — возразил Лехт. — Посмотри, какие крепкие стены. Здесь, должно быть, разорвался снаряд, но не очень их повредил.

— Часовню оберегает бог, — пошутил Юрий.

— У этого бога хорошие камни.

Лехт изучал осколок стены с таким видом, будто ему в самом деле поручили в этот ранний час определить, какого века эта часовня.

Они заметили женщину, которая шла от деревни к картофельному полю.

Она уже тоже их увидела. Как быть?

— Я подойду к ней, попрошу хлеба, — сказал Лехт.

— Нет, — ответил Юрий, — это опасно. Кто знает, может быть…

Юрий не успел договорить — Лехт побежал к лесу. Юрий едва поспевал за ним.

— В чем дело, почему ты так побежал?

— Женщина махнула рукой, указала на лес. По-видимому, в деревне немцы, — ответил Лехт.

Они углубились в лес, потом осторожно вышли на опушку, увидели в крайней усадьбе немецкий грузовик, вернулись в глубь леса, залезли в кусты, сидели и молчали.

Только в этот момент Лехт почувствовал, что рука его что-то сжимает. Это был осколок камня — маленький кусок стены часовни.

— На кой черт тебе дался этот камень! — сказал Юрий. — Давай обдумаем, куда идти.

Юрий снова начал считать время. У них не было карты, не было даже приблизительного представления, что их ждет впереди.

— Нужна какая-то ясная цель, — сказал Юрий. — Надо где-то выйти на дорогу, и тогда мы поймем, приближаемся ли мы к нашей цели или удаляемся от нее.

— Теперь я ни о чем не хочу думать, — ответил Лехт.— Я хочу наслаждаться свободой. Впервые за два года я могу идти куда хочу, могу бежать, могу сидеть, могу стоять. Никто не кричит на меня. Это уже великая победа. А голод… Ничего, мы что-нибудь найдем.

Они были истощены, измучены, голодны, но считали себя счастливыми людьми.

— Давай не будем думать ни о хлебе, ни о дороге, — предложил Лехт.

— Давай, — усмехнулся Юрий.

Они сидели на стволе сухой ели — трава еще была мокрая после ночного дождя. Перед ними оживал лес. Вот дятел возвестил характерным стуком о своем прилете. Вот появился еж. Острыми иглами он собирал пожелтевшие листья для своего зимнего логова. Летели на юг журавли. Лехт и Юрий провожали их долгим, грустным взглядом. На высокой ели сидела белка, и Лехт бросил в нее осколок камня.

— Ты расстался со своим талисманом! — удивился Юрий.

— Не смейся, Юрий, — ответил Лехт. — Еще в институте, когда я был студентом, меня привлекали стены старых замков и храмов. Их ведь много у нас, в Эстонии. Тебе приходилось бывать в них?

— Конечно, мы приезжали с нашим учителем в Таллин.

— А я ходил в эти замки со своим профессором. Он говорил мне, что люди расточительны, как нищие, а должны быть бережливы, как богачи.

— Он был умным человеком, твой профессор, — сказал Юрий.

— Да, очень, — согласился Лехт. — Он-то и приучил меня уважать камень. «Камень, — говорил он, — это самая интересная книга».

— Почему же ты бросил свой камень?

— Теперь не время читать его, — ответил Лехт.

— А после войны что ты собираешься делать? — спросил Юрий.

— Не знаю, Юрий. Надо еще, чтобы наступило это «после войны».

— Мы не знаем, что происходит на фронте, — с огорчением сказал Юрий и встал.

— Ты куда? — спросил Лехт.

— Пора умыться и переодеться к завтраку, — усмехнулся Юрий. — Пойду искать какое-нибудь болотце или лужу — хочется пить.

И ушел в глубь леса.