Глава шестая

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава шестая

Туров не слушал Шилина — он был увлечен бумагами, которые ему принес референт. К тому же речь эту он читал и одобрил. Он знал, что Петр Петрович не скажет «никакой отсебятины». Он посмотрел на Лехта, их взгляды встретились. Туров понял, что Лехт не считает себя побежденным. Наоборот — он подготовился к атаке. Но Сергея Александровича это не смущало. Он был убежден, что та единственная фраза в уже подготовленной резолюции, ради которой, собственно, и был собран технический совет, будет одобрена. А опираясь на эту резолюцию, он сможет действовать решительно, твердо, неумолимо, пустить в ход именно те качества своего характера, которые всегда приносили ему наибольший успех. Разве те люди, от которых зависела его судьба, осуждали когда-нибудь Сергея Александровича за эти качества? Наоборот — они его хвалили. «Круто, но с пользой для дела» — сколько раз эта формула превращалась в ступень его нового возвышения.

Никто в зале, пожалуй, не подозревал, как неожиданно переплелись пути Лехта и Турова. Даже Королев и Долгин только догадывались об этом, но всей правды не знали.

Между тем история с силикальцитом оказала не очень добрую услугу Сергею Александровичу. Многие утверждали, что столкновение с Лехтом отразилось на всей его карьере. Действительно, в то время, когда возник спор с Лехтом, Туров был уже на пути к новому, давно ожидаемому назначению. По натуре человек тщеславный, он чувствовал себя ущемленным, обойденным. Он ждал с душевным нетерпением и тревогой назначения на более высокий пост. Два года не уезжал в отпуск, а во время командировок на заводы звонил оттуда по телефону в Москву, к информированным людям: «Никто не ищет меня? Могу приехать, если понадоблюсь, в любую минуту».

И вот наступил момент, когда у него попросили необходимые документы. Два дня он никого не принимал, сидел запершись в кабинете, писал автобиографию (в который раз!), длиннющую анкету, «объективку» (слово, придуманное кадровиками, — взгляд на человека как бы со стороны, сухие объективные сведения о нем) он любил писать сам — не будет ошибок. (У него был четкий каллиграфический почерк, выработанный еще в детстве.) Все это он уложил в мягкую красную папку, а папку — в конверт. Все делал сам, никому не доверял. Вызвал секретаря.

— Елена Петровна, машина здесь?

— Конечно, Сергей Александрович.

— Садитесь на машину, мчитесь к Андрею Васильевичу, к четвертому подъезду. Там спустится девушка, возьмет этот пакет. Дело чрезвычайной важности и срочности. Никому — ни-ни.

— Конечно, Сергей Александрович, я все понимаю.

— Все понимать — тоже ни к чему, — усмехнулся Сергей Александрович.

— Ну, будем считать — в пределах моих способностей, — тоже улыбнулась Елена Петровна.

— Кто меня спрашивал? — переменил тему Сергей Александрович.

— У меня целый список, я принесу.

— Нет, нет — потом. Важного ничего?

— Как будто ничего. Вот Лехт все добивается. Изобретатель силикальцита.

— Знаю, знаю. Пусть идет к Королеву.

— Был у него. Просит у вас приема.

— Хорошо, напомните с утра. Езжайте, Елена Петровна, езжайте.

Потом позвонил по телефону:

— Отправил, Андрей Васильевич. Через десять минут. Ну, будьте здоровы.

И как бы между прочим:

— Кстати, Андрей Васильевич, в нашем озере рыба тоскует. Да, да. Серьезно. Ну — дела! Может быть, воскресным утром. Или в субботу — на ночь. Оборудуем палатку и еще кое-что — в общем, не замерзнем. Пожалуйста, с вашими друзьями. На всех места хватит. Так я в субботу вечером позвоню домой. Можно? Ну, есть, договорились. Да, да, уже уехала моя Елена Петровна. Должно быть — у вас уже. Будьте здоровы.

Сергей Александрович положил трубку, облегченно вздохнул: «Великое изобретение — рыбалка. Все там можно между делом решить, любое дело устроить».

В понедельник утром, после удачной рыбалки и хорошего обнадеживающего разговора с Андреем Васильевичем, Туров вошел в свой кабинет ровно в девять, и в тот же момент зазвонил — резко и неприятно, как ему показалось, — телефон.

— Слушаю, Туров, — с неожиданной подвижностью подбежал к телефону Сергей Александрович.

— Добрый день, Сергей Александрович, — Туров узнал голос человека, возглавляющего строительное ведомство, — читали газету? Критикуют нас с вами — прижимаете силикальцит. Что вы о нем скажете?

— Дело находится в самой начальной стадии. А уже появились шальные головы — хотят строить заводы, тратить миллионы, — ответил Туров.

— А в капиталистических фирмах тоже действуют шальные головы? Они-то купили у нас лицензии на силикальцит. Почему?

— По-видимому, у них есть свой расчет, — неопределенно заметил Туров.

— А у вас его нет?

— В том и дело, что мы учитываем не только достоинства силикальцита, но и его пороки.

— Какие же?

— Силикальцитные конструкции для нас дорогие.

— Ну, это естественно на первых порах. Мы же с вами строители и знаем, что цена во многом зависит от массового выпуска и от степени механизации. Так?

— Это верно, — согласился Туров, — но в главной машине, которую создал Лехт, дезинтеграторе, быстро срабатываются «пальцы» — их приходится каждые два часа менять. А в промышленной технологии это недопустимо, — выложил главный козырь Туров.

— Ну, в каждой новой технологии были свои пороки. Дело не в этом. Если силикальцит перспективен — денег не жалко. Все окупится сторицей. А ваши ученые — что они говорят?

— Они считают силикальцит не очень… перспективным… Хотя могут быть и необъективные суждения в научной среде. Я могу еще раз…

— В этом главное — перспективное ли это дело или бесперспективное. Я вижу, что и вы колеблетесь. Подготовьте короткую записку. Мы обсудим на Комитете. Если газета права — ее надо поддержать.

— Конечно, — согласился Туров.

— Но вы же молчите. А молчание — это тоже ответ. Пренебрежительный. Так? Ну, давайте обсудим. Будьте здоровы, Сергей Александрович.

Сергей Александрович вызвал к себе Долгина, Королева и Шилина, вместе они сочинили «Справку», как они называли свою бумагу, в которой все добродетели силикальцита ставились под сомнение, а пороки преувеличивались.

Вскоре вся эта проблема обсуждалась на заседании Комитета. При этом присутствовал Лехт. Были приглашены директора заводов, более объективные и более доброжелательные ученые и строители, были, наконец, оглашены отзывы тех, кто живет в силикальцитных домах — в Таллине, в Ленинграде, Средней Азии и на Дальнем Востоке, в Прибалтике и Белоруссии. Лехт с волнением слушал все это. Но, к его удивлению, на это заседание не пришел Туров. Спасительная болезнь лишила его возможности прибыть для разговора с Лехтом уже не с глазу на глаз, а в присутствии весьма уважаемых и компетентных людей. Как всегда в таких случаях, Туров послал докладывать Михаила Борисовича Королева.

Теперь-то Лехт понимал силу Турова. Уж он-то знает, кого куда послать, кто где должен выступить и какую карту бросить в той или иной игре.

Но как неузнаваем был Королев, какие нашел тонкие и нежные интонации, какие гибкие слова и выражения вдруг полились из его уст!

Он коротко рассказал историю возникновения силикальцита, попутно отметил и успехи тех, кто создает силикатобетон. Правда, силикатобетон не столь прочен, но он, Королев, надеется, что все еще впереди, исследования продолжаются. О Лехте и Долгине, людях, представляющих различные направления в строительной науке, Королев говорил, как о нашкодивших мальчиках.

— Иногда удивляюсь, почему эти люди не могут помириться, не могут взять друг друга за руки и идти дружно по широкой научной дороге.

Королев был в хорошо сшитом сером костюме, белой крахмальной рубашке, черных модных ботинках. Со вкусом подобранный галстук и платочек в верхнем кармане пиджака дополняли этот чуть щеголеватый облик ученого. Всем своим видом Королев давал понять, что он хорошо настроен, уверен во всем, что говорит, и с искренней убежденностью желает успеха силикальциту и его изобретателю. Он напомнил, что уже действуют силикальцитные заводы, строятся силикальцитные дома, словом, дело идет в гору. И кто знает — может быть, скоро, очень скоро появятся маленькие заводы во всех районах, где есть песок и известь, где выгоднее строить дома не из железобетона, а, скажем, из силикальцита или силикатобетона.

Доклад Королева всем понравился. Именно этого он и добивался, хоть Туров и советовал только зачитать сочиненную ими «Справку». (Королев мало верил в болезнь Турова.) Размышляя над этим внезапным недугом накануне заседания, Королев понял, что Сергей Александрович просто не хочет встречаться с Лехтом при высоком начальстве. К тому же, по-видимому, он не хотел  себя связывать  ни  обещаниями  помогать Лехту, ни согласованными с ним решениями о силикальците. Вот почему он уклонился от участия в обсуждении, полагая, что Королев достаточно авторитетен и умен и сможет найти верный тон и нужную аргументацию. Разве не для подобных сложных ситуаций он держит Королева и даже назначил его своим заместителем?

Все это понимал и Королев. И решил действовать в манере «третейского суда», как бы подняться «над схваткой», пойти по золотой середине. И силикальцит и силикатобетон имеют достоинства и недостатки. Но строительных площадок хватит для всех. Нам еще строить и строить. Миллионы советских семей, сказал он, ждут квартир. Миллионы семей еще возникнут. Есть ли смысл спорить? Все это импонировало настроению присутствующих на заседании. Его позицию поддержали, на его научный авторитет не раз ссылались.

Председательствующий противопоставил Королева его шефу — Сергею Александровичу Турову. В наше время, говорил председатель, каждый организатор промышленности должен обладать способностью заглянуть далеко вперед, ведь прогресс техники опережает наши самые смелые фантазии. Он не должен быть отягощен предрассудками, необъективными влияниями, мотивами симпатий или антипатий. Он должен, наконец, уметь легко улавливать новые идеи. Вот каких организаторов промышленности мы будем поддерживать и выдвигать. К сожалению, Туров не всегда стоит на такой позиции, развел руками председатель и рассказал о своем телефонном разговоре с Сергеем Александровичем, о его странной и, попросту говоря, вводящей в заблуждение «Справке».

— Вы читали ее, эту «Справку»? — спросил он Королева.

— В  последней  редакции — нет, — ответил  Королев.

— А надо было Турову посоветоваться с вами, да и со всем техническим советом. Действует он у вас, этот совет, собирается?

— Конечно, конечно, — отозвался Королев.

— Что ж теперь? Подготовим конкретные меры помощи силикальциту. Выведем его из бесправного состояния. Не так ли?

Лехт тогда шел по Москве воодушевленный, окрыленный, торжествующий. Он бродил по многолюдным и шумным улицам, пытаясь спокойно осмыслить все события дня. Ноги сами понесли его к Главному телеграфу на улице Горького, откуда он обычно звонил в Таллин. Надо прежде всего сообщить обо всем Ванасу, Тоому, Краусу и, конечно, жене. Но на улице Горького его окатили первым ушатом холодной воды.

— Добрый день, Иоханнес Александрович, — окликнули его.

Он повернулся и увидел пробирающегося к нему Георгия Ивановича Алексеева, директора крупного завода железобетонных изделий под Москвой, тоже присутствовавшего на заседании Комитета.

— Торжествуете? — спросил он Лехта.

— Все еще не верится, что наступил такой день, — ответил Лехт.

— Слышал — кажется, хороший разговор, да и меры помощи вам солидные. Словом, поздравляю. Но и предостерегаю вас, Иоханнес Александрович.

— Предостерегаете? — не понял Лехт, он был еще слишком возбужден.

— Ну как же, — сказал Алексеев, — приказ будет хороший, а исполнять его поручат кому? Турову, Королеву, Долгину. Без них — никуда. А они-то уже попытаются кое-что затормозить. Или, во всяком случае, сманеврировать.

— Но Королев как будто занял достойную позицию? — удивился Лехт.

— Королев есть Королев, — усмехнулся Алексеев, — посмотрим, что он запоет в кабинете Турова. Да и вообще, помните — приказ, даже самый лучший, еще не все. Надо, чтобы он попал в хорошие руки.

— Как же можно не выполнить такой государственный приказ? Это же… вероломство, — Лехт все еще не хотел расставаться со своей победой.

— Видите ли, Иоханнес Александрович, — наставительно заговорил Алексеев, — у этих людей есть формула: государственный приказ попирать нельзя, его обходить должно. Вот и обходят. Разными путями. Могут забыть, а потом — через год — наказать за нерадивость какого-нибудь стрелочника. Могут не так трактовать — дорогое время уйдет на споры, уточнения. Могут доложить — возникли новые обстоятельства. Короче говоря, есть тысяча путей и тысяча возможностей. Вот почему советую вам — не обольщайтесь речами. Даже приказами. Туров, Королев и Долгин не откажутся от силикатобетона. В этот банк они вложили весь свой капитал. И уж конечно не допустят его банкротства. Ясно?

Деловой язык многоопытного Георгия Ивановича вернул Лехта к реальной действительности. Он уже не торопился звонить в Таллин.

— Что же вы мне советуете? — спросил Лехт.

— Не уступать, как говорится, стоять насмерть, — улыбнулся Алексеев.

— Это я и делаю все эти годы, — сказал Лехт.

— Вот и отлично. И кажется, достигли многого. Очень многого, Иоханнес Александрович. Желаю успеха. — Алексеев пожал руку Лехта и быстро ушел вверх по улице Горького.

События того дня оказали неожиданное влияние и на судьбу Турова. Хоть он и одобрил позицию Королева и принимал деятельное участие в подготовке приказа, но рассеять «неприятное впечатление», как выразился его друг, не удалось. Ему вернули мягкую красную папку с анкетами и «объективкой», дали понять, что теперь не время докладывать его дело. Пусть успокоятся страсти. Пусть забудут о Лехте и его силикальците. И тогда можно будет вернуться к предполагавшемуся назначению.