III

Мы переходим теперь к изложению самого важного разряда фактов; именно к описанию тех изменений, которые производят в организме человека специальные условия социальной среды и которые обусловливаются принадлежностью индивида к тому или другому классу общества, к той или другой профессии. Считаю необходимым напомнить вам, что и в данном случае мы будем говорить только о тех изменениях строения и отправлений, которые могут считаться нормальными для данных, специфических условий борьбы за существование и которые, возникая благодаря функциональному приспособлению различных органов и тканей к требованиям, предъявляемым средой, не нарушают нормального течения физиологических функций остального организма.

Красота физиономии и общий habitus. Всем известно, что на физиономии всякого лица, принадлежащего к низшему классу общества, лежит особый отпечаток, по которому легко догадаться о принадлежности этого лица к данному классу. Точно также и физиономии лиц высших классов говорят наблюдателю о принадлежности их к этим классам. Опытный судебный следователь или судебный врач по физиономии трупа, по общему его habitus'у отличает труп простолюдина от трупа человека, принадлежащего к высшему классу общества.

Низшие классы всякого народа гораздо значительнее высших приближаются весьма многими признаками к типу представителей прежних поколений, к вымершим представителям прежних периодов культуры, а также и к современным менее цивилизованным нациям и даже к полудиким и первобытным народам.

Эта параллель может быть проведена весьма глубоко и приблизительно выражается в следующих отношениях:

Древние люди относятся к современным так, как первобытные народы — к цивилизованным, как менее цивилизованные — к более цивилизованным и как низшие классы современных обществ — к высшим.

Причины, сближающие признаки этих категорий, те же самые, о которых шла речь в предыдущей главе: древние люди, первобытные народы, менее цивилизованные нации и низшие классы современных цивилизованных обществ, в отношении к пользованию благами культуры и цивилизации, стоят в несравненно менее выгодных отношениях, чем их более счастливые соперники. Борьба за существование для английского пролетария поденщика, хотя и легче сравнительно с борьбой такого же русского поденщика, или с той же борьбой современного дикаря, или Лозерского троглодита, однако она далеко труднее борьбы английского лорда, хотя и первый, и последний принадлежат к одной и той же культурной нации.

Низшим классам многих народов доступны только обрывки цивилизации, которой тщеславятся различные нации и которая является достоянием только их высших классов. Вот почему и антропологический тип низших классов всех наций обыкновенно ниже типа высших классов.

У сродных и первоначально сходных между собой во всех отношениях народов, вследствие неодинаковой культуры, физической и умственной жизни, говорит Вайц, постоянно всё больше и больше выступает неравенство в развитии их внутренних и внешних особенностей.

Так, внешняя красота физиономии у низших классов есть явление более редкое и менее совершенное, чем у высших классов. Тонкие красивые черты лица крайне редки в среде народа. А красота лица является одним из весьма важных признаков высоты антропологического типа, в чем можно убедиться из анализа сущности красоты человеческого лица.

Элементы красоты суть вместе с тем и признаки высокого морфологического развития: соразмерно высокий и широкий, более или менее вертикально поднимающийся лоб; узкий, прямой или слегка горбатый нос; малое расстояние между внутренними углами глаз; маленький красиво очерченный рот; весьма мало выдающиеся скулы; невыдающаяся, короткая и узкая нижняя челюсть; ровные, средней величины и вертикально стоящие зубы; красивая, не оттопыренная, снабженная соразмерно развитым завитком ушная раковина — всё это вместе взятое, в совокупности со свежим цветом лица, нежностью кожи, большими, красивыми, осмысленными глазами, составляет то, что мы называем красивой физиономией. Возьмите ряд противоположных признаков и вы получите рожу дикаря, с узким, низким и покатым назад лбом; широким, со вдавленным переносьем, носом; с большими промежутками между внутренними углами глаз, с большим выступающим вперед ртом, очерченным толстыми «скотскими» губами; с громадными скулами и выдающейся вперед широкой и высокой нижней челюстью; белыми зубами, между которыми нередко значительные промежутки; с оттопыренными «свиными» ушами без завитка, с грязным цветом кожи и хищным или тупым взором маленьких глаз.

«Самая красивая и обворожительная женщина, — говорит Дарвин, — обыкновенно одарена здоровым телом и деятельным умом».

«Многие убеждены и, как мне кажется, не без основания, — говорит он в другом месте, — что члены нашей аристократии (понимая под этим словом всё богатое сословие, в котором право первородства долго преобладало) сделались, согласно европейскому идеалу красоты, более красивыми, чем средние классы, именно потому, что в ряду многих поколений выбирали себе в жены самых красивых женщин из всех классов, хотя и среднее сословие поставлено в одинаково благоприятные условия жизни для полного физического развития». Отсюда видно, что Дарвин одним из признаков полного физического развития считает личную красоту.

Даже у дикарей господствующие классы красивее и лучше сложены, чем парии диких общин.

«Кук замечает, — говорит Дарвин, — что превосходство в чертах лица, замечаемое у господствующего класса на всех островах Тихого Океана, встречается и на Сандвичевых островах; впрочем, — прибавляет он, — это может быть приписано главным образом лучшему качеству их пищи и образу жизни».

Приведя массу подобных фактов, которых за недостатком места мы не станем цитировать, Вайц говорит: «Подобные, хотя вследствие меньшей исключительности, и менее резко выраженные различия между дворянством и народом мы находим везде».

«Когда кто захочет изучить тип физиономии француза, немца или англичанина, — говорит профессор А. П. Богданов, — то он, конечно не возьмет первую парикмахерскую физиономию, первого встретившегося колбасника, а выберет тех представителей, которые воплощают в себе всё, что представляется особенно замечательным в характере данной нации. Мы составляем себе понятие о народе — не только с культурной стороны и художественной точки зрения, но и со стороны физиогномических особенностей — по тем величайшим, наиболее типическим представителям, которые вышли из известного народа. Мы берем физиономию Кювье и Клода Бернара для французов, Гете, Шиллера и Гумбольдта для немцев, Дарвина, Оуэна и Милля для англичан. И мы правы в этом случае. Мы не судим о каком-либо растении по едва заметной, безразличной почке его, а по вполне распустившемуся цветку, по вполне созревшему плоду».

Рост. «Кетлэ, — говорит Вайц, — статистически доказал, что богатство и бедность имеют решительное влияние на рост и смертность. Голод, употребление в больших количествах одних недостаточно питательных веществ, напр. картофеля, наконец, употребление вообще несоответственных или дурных питательных веществ, оказывает свое действие, что нетрудно наблюдать в больших городах и фабричных округах новейших цивилизованных государств».

Виллерме утверждает, что рост становится больше и раньше достигает своего высшего предела, при одинаковых условиях, по мере богатства страны и распространения благосостояния между жителями.

То же самое явление по Дарвину наблюдается и у первобытных народов. «Если припомнить, — говорит он, — разницу роста между старшинами полинезийских островов и остальными туземцами, или между обитателями плодоносных вулканических островов и низменных коралловых обнажений в том же самом океане; или еще между жителями восточных и западных берегов Огненной Земли, где средства к прокормлению весьма различны, то едва ли мы вправе отвергать, что улучшение питания и умножение удобств жизни имеют влияние на рост».

Вайц приводит подобные же данные относительно находящихся в различных условиях жизни бушменов, якутов и других народностей.

Общий покров кожи. У высших сословий, особенно у женщин, кожа значительно тоньше и нежнее, чем кожа на соответственных частях тела у низших классов населения. У мужчин вообще кожа грубее, чем у женщин, но у крестьянок и работниц кожа на лице и руках бывает значительно грубее, чем у мужчин высших классов или занимающихся умственным трудом.

Эти качества кожи могут передаваться по наследству, как это видно из следующих слов Дарвина: «У младенцев, задолго до рождения, кожа на подошвах толще, чем на остальных частях тела; это уже кажется, несомненно, унаследованное качество, произведенное трением подошв у целого ряда поколений».

Открытые и более подвергающиеся внешним влияниям части тела: лицо, руки и ноги, у низших сословий представляют особенно резкие отличия по качеству кожи от соответственных частей тела высших сословий. Эти отличия особенно резко выступают на частях кожи, подвергающихся особенно резким влияниям обстановки.

Жир в подкожной соединительной ткани рук. Влияние работы не ограничивается только поверхностными слоями кожи, но отражается и на глубже лежащих частях. Так, у людей, занимающихся тяжелыми ручными работами, по словам Гиртля, жир исчезает из подкожной клетчатки ладонной поверхности пальцев. Фиброзные волокна ее приближаются друг к другу и образуют настоящую поверхностную фасцию, и очень часто между ее слоями или между ней и фиброзными влагалищами сухожилий сгибающих мышц замечаются случайные слизистые сумочки. Жир этот, по-видимому, чрезвычайно стоек, потому что «не исчезает совершенно даже при продолжительных изнурительных болезнях и никогда не разрастается до такой степени, чтобы изуродовать пальцы».

Слизистые сумочки. Еще более глубокое влияние давления, связанного с профессиональными условиями, обнаруживается в образовании или усиленном развитии особых органов — слизистых сумочек, назначение которых состоит в уменьшении трения между двумя соприкасающимися и трущимися поверхностями.

По Гиртлю, на акромиальном отростке лопатки очень часто находится слизистая сумочка, которая, по его исследованиям, всегда бывает у людей, носящих тяжести на плечах или на спине с помощью широких перевязей. Точно так же, по его словам, на локтевом отростке подкожная соединительная ткань лишена жира и представляет там подкожную слизистую сумочку, обращающуюся, при накоплении ее жидкого содержимого, в видимую снаружи опухоль, часто встречающуюся у работников английских каменноугольных копей и известную там под названием the miners elbow.

У людей худощавых, которые по своим обязанностям или по какой-либо другой причине принуждены бывают часто и долго сидеть, слизистые сумочки, находящиеся на седалищном бугре, достигают иногда величины волошского ореха.

Конечности. На руках рабочего человека весьма сильно отражается влияние работы. Как мы только что видели, это влияние сказывается прежде всего на наружных покровах и на непосредственно лежащих под ними тканях и органах, утолщая кожу вообще, образуя мозолистые утолщения в различных частях тела, вызывая исчезание подкожного жира и замену его более плотной фиброзной соединительной тканью и даже вызывая образование целых сложных органов, каковы слизистые сумки.

Влияние это идет, однако, еще глубже: оно изменяет мышцы, сосуды и даже самые кости рабочих органов.

Рука. Характеристические особенности рабочей руки давно замечены не только анатомами, но и поэтами. Припомним, как В. Гюго описывает руку одного моряка: рука — лопата, цвета красного дерева, дубина — по легкости, клещи — при пожатии и, сжимаемая в кулак, — разбивала камни мостовой.

Подобные руки в Великорусских губерниях встречаются гораздо чаще, чем здесь, на юге. Я был, признаться, сильно разочарован, изучая руки здешних новобранцев. Пересмотрев несколько сот человек, я был поражен, найдя очень малый процент тех характеристических лопат, о которых говорит В. Гюго. Тогда я стал обращать внимание на руки возмужалых и старых субъектов и недоразумение разъяснилось.

Оказывается, что и здесь встречаются характерные крестьянские руки, но только в возрасте более позднем, чем в России. У молодых крестьян 21 года кисть руки еще не успевает обезобразиться и представляется довольно узкой и длинной, пальцы еще довольно тонки и подвижность их еще довольно значительна. У пожилых и старых субъектов (здесь, а на севере раньше) ладонь крестьянской руки делается шире и толще, концы пальцев почти такой же толщины, как и основание; самые пальцы относительно укорачиваются и утолщаются, становятся «корявыми»; рука теряет способность плотно сжиматься в кулак, вследствие уменьшенной подвижности пальцев; ногти становятся очень толстыми и плоскими; кожа, покрывающая ладонь, утолщается и покрывается мозолями и трещинами до 2-х миллиметров глубиной, над пястно-фалангеальными сочленениями и на боковых поверхностях ладони. Осязательная способность руки сильно притупляется; вообще она становится неспособной к тем тонким и разнообразным отправлениям, для которых она назначена. Я знал крестьян, которые не в состоянии были захватить толстую швейную иглу, не сдвинув ее предварительно на край стола.

У нас, как вероятно и всюду, кисть руки земледельца больше, чем у дворян.

Дарвин говорит, что у английских землевладельцев эта разница обнаруживается уже при рождении.

Гиртль говорит, что нет никакого сомнения, что по очертанию рук можно узнать, принадлежит ли данное лицо к более благородному или более низкому сословию.

Относительно формы предплечья у кузнецов и матросов он говорит: «Подкожная клетчатка более или менее богата жиром и придает переднему плечу округленную форму, которая на мускулистой руке матроса или кузнеца переходит в угловатую, потому что мышечные брюшки со своими сухожилиями образуют по длине переднего плеча более или менее параллельные возвышенности.

Ключица. Ключица также изменяется; по Порталю, правая ключица изогнута у обоих полов больше левой. «У людей рабочего класса грудинный конец ключицы толще, более угловат, имеет вид четырехсторонней пирамиды, и спереди и сзади выступает над уровнем ключичной выемки грудины. Чем более мы действуем плечом, тем более развивается ключица и тем явственнее становится ее s-образное искривление. Поэтому может случиться, что у женщины ключица иногда сильнее искривлена, чем у мужчины. То же самое можно сказать и о плотности этой кости и о неровности ее возвышений, к которым прикрепляются мышцы; развитие этой кости идет рука об руку с развитием мышц. Следовательно, должно обращать особенное внимание на ключицу при решении вопроса: принадлежат ли найденные кости лицу рабочего класса или нет?»

Лопатка. Относительно изменяемости лопатки мы находим у Гиртля следующие замечания:

«Эти возвышенные линии (costae scapulares), напротив того, составляют места прикрепления для отдельных пучков подлопаточной мышцы и бывают сильнее выражены у тех людей, которые много работают своими руками. У атлетов лопатки делаются широкими и утолщаются по своим краям; напротив того, у чахоточных лопатки делаются слабыми, края их заостряются» (от бездеятельности).

Как противоположность крестьянской руке можно привести подвижную руку артиста или акушера и аристократическую ручку дамы высшего общества с ее узкой кистью, длинными, тонкими и подвижными пальцами, одаренными тонким осязанием.

Наблюдения подобного рода, относящиеся к развитию руки как целого от усиленной деятельности, были произведены и над первобытными народами. Ренгер приписывает тонкость ног и толщину рук у индейцев племени Пайягуас тому обстоятельству, что все они, из рода в род, проводят большую часть жизни в челноках, причем нижние конечности их остаются в бездействии.

Не указывают ли подчеркнутые нами слова Дарвина, что и у нашего земледельца-крестьянина, из рода в род, в течение многих веков занимающегося обработкой земли, путем функционального приспособления, должны были тоже выработаться своеобразные особенности строения, которые следовало бы определить?

Нога. Известно, что женщины высших сословий гордятся незначительной величиной стопы своих ног, точно также, как маленькими ручками. Маленькая ножка считается всюду признаком аристократического происхождения, точно также, как большая «лапа» всюду считается «хамским» признаком. Действительно, у крестьянок стопа и кисть руки относительно гораздо больше, нежели у дам высшего круга.

Голень у крестьянских баб обратила внимание писателей особым развитием икр и об «ядреных икрах» упоминал неоднократно еще Гоголь в своих «Мертвых Душах».

Спенсер указывает на особое развитие ног танцоров и приводящих мышц голеней жокеев; всем известны кривые ноги кавалеристов, неуклюжие и короткие ноги носильщиков, упомянув о которых, Вебер замечает, что всё это было известно уже и древним, которые изображали быстрые ноги Дианы совершенно иначе, нежели короткие приземистые ноги Геркулеса.

Жители Огненной Земли населяют дикие, чрезвычайно гористые и скалистые берега, которые отчасти предоставляют препятствия даже для свободного движения, почему эти жители принуждены проводить большую часть своей жизни в хижинах или сидя в лодках, прямым следствием чего являются искривленные, тонкие ноги.

Такие же ноги бывают у портных, проводящих жизнь сидя с поджатыми под себя ногами, — обстоятельство, благодаря которому одна из мышц бедра была названа в честь этого почтенного сословия портняжной мышцей (m. sartorius).

Величина и толщина коленной косточки находится в известной зависимости от частоты употребления и степени напряжения мышц, разгибающих голень. Поэтому у женщин она меньше, чем у мужчин, преимущественно рабочего класса.

О костях вообще. Кости человека, привыкшего к сильному мышечному упражнению, говорит Спенсер, массивнее, и отростки, служащие для прикрепления мышц, у него более значительны, чем у людей, которые ведут сидячую жизнь, и такое же различие существует между костями диких и прирученных представителей одного и того же вида. От ношения тяжестей кости не только утолщаются, но и растут в длину. Что рост костей зависит от их употребления и ими усиливается, это доказывается большим развитием отростков и шероховатостей плечевой кости у всех людей, принадлежащих к рабочему классу, говорит Гиртль.

Мы не приводим дальнейших подтверждений, потому что это чересчур общеизвестные истины; напомним только, что это развитие бугров костей, доказывающее сильную деятельность мышечной системы, должно вместе с тем считаться и признаком, указывающим на более низкий тип строения. Кости негра, говорит К. Фогт, всегда крепкие, белые во всей своей массе, как слоновая кость. Углы и края их резче выражены и вообще контуры костей более угловатые и грубые, чем у европейца.

Соотношение развития рук и челюстей. Более грубая форма руки у низших сословий должна находиться в известном соотношении и с формами других органов, — и что особенно для нас важно, — и с формой челюстей. Из соотношений, существующих иногда между развитием конечностей и челюстей, говорит Дарвин, можно бы вывести заключение, что у тех сословий, которые меньше упражняют свои ноги и руки, челюсти соответственно уменьшаются в объеме. Несомненно, что вообще они гораздо меньше и тоньше у цивилизованных людей, чем у простолюдинов и дикарей. Косвенные, но весьма веские доводы для утверждения этого положения мы находим в подобном же соотношении развития между формой конечностей и формой головы у животных. Андрью Найт заметил, что лицо или голова и конечности изменяются по своим общим размерам обыкновенно вместе. Сравните, например, голову и оконечности ломовой и легкой лошади, или борзой собаки и бульдога.

Если справедливо, как утверждают некоторые натуралисты, говорит Дарвин, что кости челюстей гомологичны с костями конечностей, то нам становится понятным, почему голова и конечности склонны изменяться одновременно, не только по форме, но и по цвету; но множество весьма компетентных судей оспаривают справедливость этого мнения. Тем не менее факт этого соотношения остается фактом. Важность его для нас объясняется влиянием жевательного аппарата на череп, и, следовательно, на головном мозге, развитие коего играет столь важную роль в борьбе за существование.

Челюсти и жевательный аппарат вообще. Известно, что зубы у наших крестьян отличаются большей белизной и крепостью, чем зубы у высших сословий. Подобный факт наблюдается и у негров; по К. Фогту, у негров зубы широки, длинны и очень белы; субстанция их, по-видимому, гораздо тверже, чем у европейцев, так как они стираются чрезвычайно медленно. Несмотря, однако же, на эту большую твердость, зубы наших земледельцев стираются скорее, чем зубы у высших классов. По моим наблюдениям, у крестьян Петербургской губернии они стираются раньше, чем у крестьян Полтавской; это зависит, вероятно, от более грубой пищи, употребляемой первыми, и вследствие этого, от большей работы жевательного аппарата. Подтверждение мы находим в том факте, что «правые коренные зубы обыкновенно более стираются, чем левые, потому что обыкновенно чаще жуют правой, нежели левой стороной». Стертые зубы исполняют свое назначение хуже целых и, следовательно, опять вовлекают жевательный аппарат в избыточную работу. «От формы венчика зависит механическое действие жевания; если вся сила зуба сосредотачивается в одной только его точке, то тогда он действует подобно клину, — клыки, равно как и острые бугорки на коренных зубах». «Если же силы зубов концентрируется на их бугорковых поверхностях, то они действуют своим давлением точно также, как действуют жернова, — коренные зубы». Коренной зуб, снабженный острыми бугорками, действует этими бугорками как клин или долото — легче раздробляет куски пищи. Работа стертого зуба поэтому должна быть менее производительной. У здешних крестьян я наблюдал зубные промежутки между резцами верхней челюсти гораздо чаще, чем у интеллигентных лиц, — факт, нередко наблюдаемый, по словам К. Фогта, у негров.

Работа челюстей при жевании очень значительна, и сила жевательных мышц очень велика. По Гиртлю, лица, способные разгрызть ядро персика, производят работу, равную давлению 12–15 пудов. Скорость движения нижней челюсти зависит от действия височной мышц.

В силу закона равенства действия и противодействия, обе челюсти при жевании испытывают равномерное давление.

Будэ сравнивает верхнюю челюсть с наковальней, на которую нижняя действует как молот. Удары нижней челюсти через посредство отростков верхнечелюстной кости передаются черепу. Кроме того, височная мышца действует непосредственно на самый свод черепа, а жевательная — через посредство скуловой дуги. Нёбные отростки обеих верхнечелюстных костей, говорит Гиртль, взаимно упираясь друг о друга, препятствуют упомянутым костям расходиться внутрь; скуловой отросток не допускает (посредственным образом, потому что он соединяется со скуловой костью, которая, в свою очередь, крепко упирается7 на лобную кость), удаления челюсти кнаружи, а вместе с лобным и носовым отростком предохраняет челюсть от ее отклонения вверх и вперед. Понятно, что все эти давления передаются черепу, — посредственно или непосредственно, это всё равно, так как посредственная передача нисколько не уменьшает их силы.

Нижняя челюсть. Но покончим сперва с нижней челюстью. «Нижняя челюсть австралийцев и негров, — говорит Спенсер, — если ее поставить в ряд с той же челюстью англичан, заметно больше, не только относительно, но и абсолютно. Я видел только одну австралийскую челюсть почти одинаковой величины с средней английской; но она (вероятно, челюсть женщины), принадлежала сравнительно гораздо менее значительному черепу, была гораздо значительнее по отношению ко всему телу, чем английская челюсть той же величины. Во всех остальных случаях нижние челюсти этих низших рас (с более крупными зубами, чем наши) были абсолютно массивнее, чем наши, часто превосходя их по всем измерениям; а сравнительно с менее значительными скелетами этих низших рас, они были гораздо более массивны. Прибавлю к этому, что австралийские и негритянские челюсти имеют такое резкое несходство не со всякими британскими челюстями, а с челюстями только цивилизованных британцев. Один старинный британский череп коллекции имеет челюсть почти или совершенно столь же массивную, как челюсти австралийских черепов. И это находится в полном согласии с предполагаемым нами отношением между большими размерами и более значительной деятельностью челюстей, требуемого образом жизни дикарей». О массивности нижней челюсти негров Фогт замечает, что эта челюсть гораздо массивнее, чем у белого; подбородок, подавшийся назад, широкий и круглый; горизонтальное плечо нижней челюсти очень длинное; вертикальное, напротив того, широкое, короткое и составляет с горизонтальным тупой угол, так что сила, поднимающая челюсть, действует в гораздо более благоприятных условиях.

Припомнив, что мы говорили выше об элементах личной красоты, более свойственных высшим классам, и вспомнив также, что нижняя челюсть у лиц из простого народа более выдается, чем у высших, мы должны иметь в виду, что это большое развитие нижней челюсти есть указание на низший тип строения. Нижняя челюсть негров ближе к обезьяньей, чем челюсть европейца.

Нижняя челюсть у человекоподобных обезьян тяжелее, массивнее и в особенности горизонтальная ее часть гораздо длиннее, шире и крепче, чем у человека; напротив, у них недостает выпуклости, образующей подбородок. Косая линия, составляемая резцами, продолжается книзу и кзаду и переходит всегда тупым углом в нижнюю пограничную линию нижней челюсти. Подбородок, таким образом, является характеристическим признаком для человека, хотя он у низших косозубых человеческих рас сглаживается более и более, приближаясь по своей форме к обезьяньему.

Всякому наблюдательному физиономисту без сомнения удавалось подмечать у лиц из низших классов общества черты строения, сходные с только что упомянутыми.

Скуловая дуга. Развитие челюстей связано непосредственно с развитием скуловых дуг. С развитием челюстей, говорит Фогт, в тесной связи состоит положение скуловых дуг и затылочной дыры. В человеческом черепе скуловая дуга лежит постоянно в передней половине продольного диаметра черепа и притом всей своей длиной; слуховое отверстие, перед которым оканчивается скуловая дуга, даже у негров с сильно развитыми челюстями, приходится обыкновенно как раз в средине продольного черепного диаметра, а у высших человеческих рас оно лежит еще больше вперед. Скуловые дуги у негров изогнуты и широки, так что височный мускул, служащий для движения массивной нижней челюсти и выполняющий височную впадину, гораздо больше и развитие у негра, чем у белого.

Мы знаем, что правая скуловая кость вообще несколько толще, чем левая, вследствие более частого употребления правой жевательной мышцы.

Понятно, что у низших классов народа, вследствие употребления более грубой и менее питательной пищи, вследствие потребности в большем ее количестве, вследствие большего расхода сил и, следовательно, вследствие большей работы жевательного аппарата, должны проявляться те же самые особенности в строении этого аппарата. И, действительно, несомненно, что в низших классах скулы выдаются больше и более значительное их развитие встречается гораздо чаще, чем в среде интеллигентной публики. Так как некоторые мышцы, приводящие в движение нижнюю челюсть и рот, начинаются от скуловой дуги, то сильно выдающиеся кости щек не будут говорить в пользу душевного совершенства лица.

Вообще, выступающее вперед лицо, с сильно развитыми челюстями, скуловыми костями и широкими скуловыми дугами, есть признак низкого типа. Этот признак указывает на соответственно низший тип черепа, так как известно, что существует антагонизм между развитием черепа и лица: чем сильнее развиты органы, образующие лицо, тем ниже развитие черепа и головного мозга. Тогда как у белого умеренный рост челюстей и лицевых костей совершенно уравновешивается и даже перевешивается развитием и разрастанием мозга, в особенности передних его долей, у черного всё идет совершенно наоборот, говорит К. Фогт. Череп сильно сжимается с боков, в направлении снаружи к внутри, мышцам, служащими для животной жизни. Формирование черепа оказывает сильное влияние и на формирование мозга.

Говоря об отношениях роста черепа и лица, Гиртль говорит: увеличение лица и уменьшение черепа имеет сильное влияние на положение лобной кости, которая, с одной стороны, составляет переднюю стенку черепной полости, а с другой так тесно соединена с самыми большими верхними костями лица (верхнечелюстными и скуловыми костями), что каждое изменение этих последних должно непременно отражаться на ней.

Развитие дугообразных линий, lineae aricuatae s. semicirculares externae, подтверждая это положение, указывает вместе с тем, что влияние жевательного аппарата отражается не только на лобной, но и на теменных костях, так как сильнее бросающееся в глаза развитие этих линий наблюдается только на черепах неделимых, имевших сильные мышцы и уже пожилых. Это влияние челюстей на форму черепа выясняется гораздо лучше при сравнительно-анатомическом изучении разных человеческих рас и особенно при таком же сравнительном изучении обезьян и человека.

К. Фогт прямо говорит, что различия в образовании человеческого и обезьяньего черепов обусловливается неодинаковым развитием челюстей. Височные мускулы, поднимающие кверху челюсть, должны быть у обезьяны сильнее развиты, по тому одному, что им приходится действовать на более длинное плечо рычагами, не говоря уже о более значительном расстоянии челюстей в ширину. Височные впадины углубляются на обезьяньем черепе так, что кажется, будто этот последний был схвачен сверху и сзади надбровных дуг и сплюснут в поперечном направлении; вследствие этого скуловые дуги гораздо больше отстали от висков.

На некоторых доисторических черепах Флориды и на современных черепах туземцев Новой Каледонии оба височных гребня, нормально отстоящие друг от друга на 8–10 сантиметров, сближаются до 3–4 сантиметров и представляют таким образом расположение, свойственное самкам человекообразных обезьян.

Все приведенные факты суть свидетельства упорной борьбы, существующей между жевательным аппаратом, с одной стороны, и черепом в совокупности с головным мозгом — с другой. Эта борьба может быть прослежена через весь ряд животных, принужденных раздроблять пищу зубами: у обезьян, у низших человеческих рас, у негров, у европейцев антогонизм тех и других органов выражается с разностью, пропорциональной силе и степени развития жевательного аппарата.

Молодая обезьяна понятливее и умнее старой, что находится в связи с меньшим развитием ее жевательного аппарата, меньшим развитием следов прикрепления жевательных мышц на черепе. Точно также и молодой негритенок настолько же понятлив, как и белые дети.

«Но с наступлением рокового периода зрелости, — говорит К. Фогт, — как скоро срастутся черепные швы и разовьются челюсти, наступает тот же психический процесс (отупения), который мы видим у обезьян».

После этого продолжительного отступления в область сравнительной и описательной анатомии, возвратимся опять к фактической стороне занимающего нас вопроса.

Известно, что у европейских рас емкость черепа больше, чем у первобытных народов.

Есть факты, доказывающие, что у древних народов тех же наций емкость черепа была меньшая, чем у современных; — факты этого рода приведены выше во II главе. У более развитых классов современных обществ емкость черепа больше, чем у низших классов тех же обществ. Так, черепа из частных гробниц имеют большую вместимость, чем черепа из моргов, куда обыкновенно попадают трупы низших слоев населения. Черепная емкость, по-видимому, изменяется со степенью умственного развития, говорит Топинар.

Выше мы привели мнение К Фогта и теперь приведем мнение профессора А. П. Богданова.

«Наблюдения делают весьма вероятным, по крайней мере относительно европейских народов, что под влиянием умственного развития средняя величина черепа увеличивается, очертания головы и относительные частности ее развития изменяются». Затем, высказав сомнение о пригодности выводов Брока, с точки зрения антропологических частностей, относительно древних парижских черепов, он продолжает: «Но существуют наблюдения, замеченные всеми, в особенности шляпниками, несомненно доказывающие самым верным фактом — численностью сбыта товара, что чем сравнительно развитее класс народонаселения, тем больший размер головы он имеет, тем большие шляпы для него нужны. Это изменение головы не выражается только в простом разбухании ее во все стороны, а в известной моделировке.

Каменщики и землекопы имеют не только меньшие головы, чем, напр., медики, артисты и художники, но голова их представляет своеобразные особенности: с развитием умственной жизни развивается преимущественно лобная часть, и достаточно просмотреть ряд портретов людей, отличавшихся в науке, искусстве, литературе и промышленности, чтобы убедиться в этом. Мы недаром употребляем, желая выразить известное хорошее впечатление о человеке, выражение: «он хорошая голова», но и говорим: у него прекрасный лоб, когда стараемся отметить впечатление, произведенное умным и энергичным человеком».

Я полагаю, что каждому из вас приходилось наблюдать гораздо большее число «хороших голов» и «прекрасных лбов» в среде высших более интеллигентных классов общества, а никак не в среде народа.

Что касается до меня, то усердно следя за впечатлениями, производимыми на меня физиономиями земледельческого населения Кобелякского уезда, в течении трех лет, я, насколько помню, заметил только три красивых женских физиономии, и то это была далеко не красота, о которой выше шла речь, а довольно вульгарное подобие этой красоты. В среде мужского населения красивые открытые лбы встречаются здесь гораздо чаще, особенно в среде более обеспеченных, пожилых казаков.

Между тем, в среде здешнего дворянства и духовенства находится несравненно больший процент весьма выразительных и красивых физиономий, с лучшими из которых далеко не может сравниться красивейшее женское лицо местной казачки или крестьянки.

Итак, мы видим, что большая работа жевательного аппарата у особей, принадлежащих к низшим классам общества, обусловливаемая грубой и малопитательной пищей, большими количествами этой пищи, во-первых — вследствие меньшей ее питательности, и во-вторых — вследствие потребности в больших количествах пищи, соответственно большему расходу силы на борьбу за существование, должна производить и производит усиленное развитие этого аппарата, объясняемое законом функционального приспособления, влечет за собой задержку развития черепно-мозгового аппарата — черепа и заключенного в него головного мозга; что, кроме прямого механического влияния, о котором шла речь выше, объясняется еще и действием закона компенсации роста или уравновешивания развития. И в самом деле, сосуды, несущие кровь в голову, будучи в состоянии доставить только определенное, типически-нормальное количество питательного вещества, должно направлять относительно большее количество этого вещества в сторону более деятельных органов, каковыми представляются органы жевательного аппарата, вследствие чего на долю мозга должно идти соответственно меньшее количество питательного вещества. Но этим еще не ограничивается влияние больших количеств более грубой пищи, которые приходится принимать низшим классам.

Желудочно-кишечный канал. Слюнные железы. Вовлекая жевательный аппарат в более интенсивную работу, условия жизни и питания низших классов содействуют большему развитию и всех других органов, связанных прямо или косвенно с процессом пищеварения. Так, околоушная железа при каждом открытии рта претерпевает давление, ибо пространство между краями нижней челюсти и сосцевидным отростком уменьшается. Подчелюстная и подъязычная железы претерпевают также давление: первая от действия musculi mylo-hyoidei, последняя от противодействия куска пищи, подвергаемой жеванию. Это давление облегчает излияние секрета этих желез во время жевания, когда присутствие его крайне необходимо.

Желудок. Качество и количество принимаемой пищи должно влиять и на строение желудка. Величина желудка более изменчива, чем какая-либо другая часть пищеварительного канала, говорит Гиртль. Это мнение подтверждает и профессор Эби, по словам которого «форма желудка подвержена значительным колебаниям». У женщин он менее, чем у мужчин, говорит Гиртль, болезненным образом он уменьшается при недостаточном питании, при голоде, а также при употреблении спиртных напитков; напротив, у лиц, употребляющих много пищи, и при сужении выхода он увеличивается. «Если верно то, что сообщил мне прозектор Иозефинской академии, — говорит Гиртль, — будто солдаты отличаются обыкновенно большим желудком, то это делает мало чести провиантскому управлению, потому что это зависит всего скорее от развития обильного количества газов, вследствие преимущественного употребления хлеба».

«Колебания в форме желудка, — по Эби, — касаются частью кривизны его, частью степени расширения. Поэтому, смотря по обстоятельствам, он является то более удлиненным и тонким, то более коротким и округлым. Вместимость его подлежит многим изменениям, и не только по индивидуальным различиям, но еще более по количеству вводимой обыкновенно пищи. Со стороны последней он испытывает механическое растяжение, которое с течением времени остается постоянным (функциональные приспособления). Поэтому лица, принужденные довольствоваться малопитательной пищей, напр., картофелем, должны вводить большее количество последней, чтобы восстановить потерю организма, имеют вообще больший желудок, чем те, которые принимают питательные вещества в более благоприятной форме, а, следовательно, и в меньшем объеме. При таких обстоятельствах общие числовые данные имеют слишком ничтожную цену, чтобы можно было придавать им какое-либо значение».

Говоря о вероятной истории развития желудка у жвачных, Спенсер высказывает несколько замечаний, вполне применимых к доказательству необходимости возникновения видоизменений желудка у различных классов общества. Он говорит, что «расширение желудочно-кишечного канала легко возникает при растяжениях, обратившихся в обычные. Мы знаем, — говорит он, — что постоянно растягиваемый канал постепенно становится способным более спокойно переносить присутствие содержимым им масс, первоначально его раздражавших. И мы знаем также, что в нем обыкновенно происходят приспособительные видоизменения его поверхностей. Следовательно, если такого рода обыкновение и вызываемые им изменения строения, могут быть (по закону приспособительного или приобретенного унаследования Геккеля, — должны быть) до некоторой степени унаследованы, то ясно, что возрастая в ряду последовательных поколений, как непосредственно, вследствие накопляющегося действия повторений, так и косвенно, вследствие выживания тех особей, у которых эти изменения были наиболее значительны, они могут дойти до того, что разрешатся теми особенностями, которые мы находим у жвачных»… Понятно, что если путем этого объяснения можно приблизиться к пониманию хода развития столь сложного органа, как желудок жвачных животных, то это объяснение должно считаться вполне доказательным для установления факта сравнительно незначительного различия в форме и величине желудка у различных классов общества, принимающих различные количества пищи, различных степеней питательности.

Поэтому мы не будем приводить дальнейших доказательств и упомянем только, что у крестьян великорусских губерний (Петербургской и Тульской) живот, по нашим наблюдениям, имеет значительно больший объем, сравнительно со здешними крестьянами, что объясняется сравнительно более грубой пищей (решетный ржаной хлеб), которой питаются первые.

Длина кишок. Относительно длины кишок существует мнение, что длина их увеличивается при употреблении малопитательной пищи и уменьшается при употреблении более питательной. Судя по наружному объему живота и принимая во внимание только что высказанные относительно желудка соображения, необходимо допустить, что у низших классов длина и поверхность кишок должны быть больше, чем у высших. По Гиртлю, французские анатомы принимают меньшую длину кишок, чем немецкие и английские; «это можно объяснить, — говорит он, — разве только тем обстоятельством, что немцы и англичане употребляют несколько более грубую пищу, чем французы»… Для опыта Гиртль взял двух кошек, родившихся в одно и то же время, и питал одну исключительно растительной, а другую одной только животной пищей; год спустя у первой тонкие кишки оказались тремя дюймами длиннее, чем у второй.

Всё это весьма понятно, если мы вспомним, что крестьянин и вообще рабочий съедает в сутки три-четыре фунта одного ржаного хлеба, что, например, во время косовицы (сенокоса) эта порция нередко возрастает до пяти-шести фунтов (на «вольном хлебе», когда едят вдоволь) и что суточное количество экскрементов крестьянина превосходит нередко в шесть-восемь раз такое же количество экскрементов интеллигентного человека. Должны же помещаться где-нибудь все эти массы пищи и экскрементов.

Атавизм. Заканчивая перечень известных нам изменений в строении организмов представителей различных классов общества, мы не можем не упомянуть еще об одном весьма важном разряде фактов.

Известно, что в строении человеческого тела нередко открываются «аномалии» строения, выражающиеся проявлениями признаков строения, свойственных различным животным. Дарвин относит эти аномалии к явлениям атавизма и приводит значительное число фактов касательно мышц и костей скелета. Наш знаменитый ученый професс. В. Л. Грубер посвятил описанию подобных аномалий значительную долю своих трудов, которые (к несчастью труднодоступные русским читателям) перечислены в статье професс. Лесгафта, посвященной юбилею професс. Грубера в «Клинической Газете» за 1882 год, № 14.

Для нашего дела весьма важен вопрос: каким сословиям принадлежали трупы, на которых были найдены вышеупомянутые аномалии? Мы думаем, что все они, или по крайней мере, непропорциональное численности сословий громадное большинство случаев, относятся именно к трупам низших сословий. Вероятность этого чрезвычайно велика, потому что в анатомический институт академии трупы высших сословий попадают весьма редко, во-первых, вследствии громадного преобладания численности низших сословий над высшими, а, во-вторых, потому что трупы принадлежат почти всегда бесприютным беднякам, число которых, опять-таки, несравненно большее, относится к низшим сословиям. Вероятность этого еще более усиливается всеми вышеизложенными соображениями, из которых следует, что высшие сословия представляют, вообще говоря, и высший тип строения, а низшие — низший. Очевидно, что атавистические признаки, в силу закона соотносительного развития, должны встречаться чаще у индивидов низшего типа строения, чем у индивидов, представляющих высший тип. Известно, например, что прободение плечевой кости было довольно обыкновенным явлением, как в период, предшествовавший полированному камню, так и в самый этот период, что оно сохранилось между населениями, поставленными в условия неудобные для скрещивания, и что, затем, прободение стало встречаться реже, начиная с нашей эры. Крайняя его редкость в аристократических кладбищах Шелль, говорит Топинар, по-видимому, объясняет это уменьшение… По мнению Брока, оно более обыкновенно у женщин. В России оно встречается чаще, чем во Франции.

Во всяком случае, нельзя сомневаться, что у низших классов современных наций встречаются упомянутые признаки, указывающие на большее приближение к животному типу; вероятность же нахождения этих признаков у высших классов, в количестве, пропорциональном численности этих классов, весьма ничтожна, и даже самое существование их в этих классах требует еще доказательств. Весьма желательно фактическое разрешение этого вопроса, так как в нем заключается наиболее веский аргумент в пользу выставленных выше положений.

Половые различия. Половые различия у человека, говорит Дарвин, гораздо значительнее, чем у большей части видов четвероруких, следовательно, высшая степень половых различий в сродных видах есть признак высшего типа.

Вообще, можно сказать, говорит К. Фогт, что тип женского черепа во многих отношениях подходит к типу детского, еще более к типу черепа низших рас, а с этим обстоятельством, по-видимому, находится в связи и то явление, что разница полов относительно образования черепной полости увеличивается с совершенством расы, так что европеец гораздо более превосходит европеянку, чем негр негритянку.

Подобным же образом женщина сохраняет в образовании своей головы указания на прежнее состояние, из которого выработалась раса, или на племя, из которого она опустилась. Отсюда объясняется отчасти тот факт, что различие полов тем больше, чем больше развилась цивилизация. Притом оба пола тем более сходны в своих занятиях и призвании жизни, чем ниже культурное состояние народа.

У австралийских негров, бушменов и других подобных низших рас женщина переносит все труды и тягости мужчины; кроме специальной заботы о детях она занимается, подобно мужчинам, и охотой, и рыбной ловлей. Круг идей и занятий, в котором движутся оба пола, совершенно один и тот же; напротив, чем выше цивилизация, тем совершеннее разделение труда и в материальном, и в нравственном мире.

Действительно, если каждый орган вследствие деятельности крепнет и получает больший размер и вес, то и мозг мужчины должен развиваться тем больше, чем более занятия мужчины обращаются к высшим сферам умственной деятельности.

Понятно, что всё это вполне применимо и к полам различных классов общества. У высших сословий (мы говорили вообще, а не о тех счастливых исключениях, которые у нас в России составляют, можно сказать, анормальные явления, вследствие несоответствия этого прогрессивного явления с явлениями остальной жизни) оба пола должны более различаться, как по строению головы вообще, так и по строению черепа и мозга в частности, так, наконец, и по строению других органов, особенно костной и мышечной систем. Понятно также, что эта область представляет еще открытое поле, требующее многосторонней и тщательной обработки.

Половой подбор. Шансы выбора лучших женщин во всех человеческих обществах всегда склонялись на сторону более сильных мужчин; а так как сила дается более высокой степенью развития и более высоким социальным положением, то понятно, что мужчины высших классов общества в этом отношении всегда имеют преимущество перед мужчинами низших классов.

Что касается выбора женщинами самых привлекательных мужчин, то хотя у цивилизованных наций женщины имеют свободный или почти свободный выбор, чего нет у диких племен, но все-таки этот выбор сильно обусловливается общественным положением и богатством мужчин; а успех последних в жизни, главным образом, зависит от их умственных способностей и энергии или является плодом тех же самых способностей их предков.

Наследственность. В силу законов наследственности, результаты полового подбора лучших производителей в высших классах передаются следующим поколениям и, нарастая в ряду поколений, должны всё более и более укрепляться и давать всё более и более совершенные результаты. Вследствие этого постепенного нарастания лучших признаков должно получаться, и в самом деле получается, всё большее и большее расхождение признаков строения высших и низших классов. Каждый наблюдательный врач, без сомнения, заметил, что в среде высших сословий красивые дети встречаются гораздо чаще, чем в среде низших. Кроме этой консервативной наследственности, оказывает также свое влияние и наследственность признаков, возникающих путем приспособления, т. е., наследственность приобретенных признаков (прогрессивная наследственность), в силу которой организмы передают своему потомству не только свойства, наследованные от своих предков, но также и индивидуальные свои качества, которые они приобретают в течении своей жизни. Всякому случалось наблюдать, говорит Дарвин, что часовщики и граверы подвержены близорукости, тогда как люди, часто бывающие в поле, особенно дикари, вообще дальнозорки. Близорукость и дальнозоркость, несомненно, наследственны.

Дети английских аристократов, как говорит Дарвин, рождаются с более маленькими руками и ногами, чем дети простых смертных; то же самое я наблюдал и здесь, в Малороссии. На основании упомянутого закона Геккеля, мы можем утверждать, что и все другие признаки строения, свойственные различным классам общества, тоже передаются по наследству. И если бы этого не было, то не могло бы существовать и тех различий в строении, о которых выше шла речь. «Сознание высокого значения наследственности, — говорит Геккель, — высказывается в массе человеческих учреждений (институтов); напр., разделение на касты у многих народов; на касту священнослужителей, касту воинов, касту работников. Учреждение таких каст, видимо, покоится на идее высокого значения наследственных достоинств, присущих различным семействам, и относительно которых предполагается, что они должны всегда передаваться от родителей потомству. Институт дворянства основывается на том убеждении, что вполне специальные качества могут передаваться от предков их потомкам. К несчастью, это не суть исключительно добродетели, но также и пороки, которые, передаваясь, и усиливаются наследственностью». Гальтон показал, что наследственны даже и те сложные психические свойства, которые называются талантами.

Известно, что кастовый дух свойствен и современным нациям, и если мужчины иногда еще и вступают в брак с женщинами низших сословий, то обратное явление представляется весьма редким исключением. А так как возникновение многих классов современных обществ относится к глубокой древности, то влияние этого условия не могло не отразиться на строении разных классов. Каждый русский крестьянин-земледелец может с уверенностью сказать, что его почтенной профессией, из рода в род, занимался целый ряд восходящих поколений, не изменяя ей может быть со времен каменного века.

Отправления. Продолжительность жизни. В первом ряду мы поставим summa summarum всех отправлений — жизнь, и как показатель ее прогресса — продолжительность жизни. Выше мы указали, что продолжительность жизни возрастает с возрастанием культуры. Точно также мы можем утверждать и a priori, что она возрастает и пропорционально объему пользования благами культуры. Это понятно само собой, так как известно, что носителями культуры являются высшие и более обеспеченные классы общества, вообще ведущие более легкую борьбу за существование. Влияние профессии тоже отражается на средней продолжительности жизни, что объясняется отчасти условиями самой профессиональной жизни, а главным образом, сопряженной с ней степенью благосостояния.

Попытку объяснения различий в продолжительности жизни мы находим у Спенсера, который говорит, что жизнь высшего типа более сложна и более продолжительна, соответственно тому, что и организация высшего типа более сложна и более устойчива, потому что жизнь — это непрерывное приспособление внутренних отношений к внешним — с каждым шагом вперед должна состоять в прибавлении к предварительно приспособленным отношениям, представляемым организмом, некоторого дальнейшего отношения, параллельно дальнейшему отношению в окружающем. Таким образом установленная большая соответственность должна, при равенстве прочих условий, обнаруживаться как в большей сложности жизни, так и в большей ее продолжительности, — истина, которая представится вполне осязательной, если вспомнить ту огромную смертность, которая преобладает между низко организованными существами, и то постепенное увеличение продолжительности жизни и уменьшение в плодовитости, которые встречаем, переходя к существам всё более и более высокого развития.

Если бы даже, продолжает Спенсер, связь между продолжительностью и сложностью жизни не была так очевидна, то все-таки было бы верно, что степень жизни измеряется со степенью соответственности. Затем, приведя несколько, по-видимому, противоречащих примеров из мира животных и растений, он говорит: «так как мы за высшую жизнь принимаем ту, которая, подобно нашей, обнаруживает большую сложность в соответственностях, большую быстроту в их последовательности и большую продолжительность их рядов, то эквивалентность между степенью жизни и степенью соответственности не может подлежать сомнению.

Для большего разъяснения этой общей истины и, в особенности, для объяснения только что упомянутых уклонений, должно заметить, что по мере того, как жизнь становится выше, окружающее само становится более сложным». В нашем случае, этим окружающим следует признать условия социальной жизни высших классов, сравнительно с условиями жизни низших, отличающимися нередко первобытной простотой.

Высшие, более развитые и обеспеченные сословия, являясь высшими членами социального организма, в то же время являются и представителями типа, носящего все признаки высшего биологического развития; большее развитие черепа сравнительно с лицом, большой рост и большая продолжительность жизни, — всё это суть координированные признаки биологического прогресса.

Частные отправления. Чувствительность кожи. Наблюдения Фехнера, Ламброзо и других, говорит профессор Ковалевский, показали, «что в деле исследования органов чувств особенно важную роль играет умственное развитие данного лица».

Термэстезия. «Многими учеными было замечено, что чем больше образован человек, тем тоньше его чувствительность и чем грубее человек умственно, тем ниже и грубее его чувствительность. Особенно же на этом положении настаивает Фехнер и Ломброзо. А так как умственное образование и развитие составляет социальную привилегию главным образом среднего и высшего сословий, то понятно, что и чувствительность этих двух классов будет далеко тоньше, чем у низшего класса. Это очень наглядно видно и в наших исследованиях; данные, полученные у низшего класса, почти вдвое ниже данных, полученных у среднего и высших классов».

Затем, сказав о разногласии своих результатов с данными германских ученых, профессор Ковалевский говорит, что эти разногласия объясняются тем, что у последних исследования производились, вероятно, над средним классом, а у него преобладал низший, и что кроме того могло иметь влияние различие климатов, частота ванн, одежда, занятия на открытом воздухе или в душной атмосфере и прочее. «Желательно, — продолжает он, — было бы иметь подобные антропологические данные и для других местностей России. К числу причин описываемых явлений, по Веберу, относится прежде всего толщина слоя epidermis'а, покрывающего ту или другую область нервных окончаний. Чем толще будет этот слой (у рабочих) и чем плотнее будет лежать, тем худшим проводником тепла (речь идет о чувстве температуры) является он, и тем сильнее должно быть температурное влияние для данного места». Резюмируя всё относящееся к этому отделу, профессор Ковалевский выставляет следующее положение: «Термэстезия низшего класса людей значительно ниже, чем темэстезия высшего и среднего классов».

Болевое ощущение. Вследствие тех же причин и болевая чувствительность у низших классов бывает ниже.

Профессор Ковалевский формулирует этот факт следующим образом: «Высшие сословия обоих полов более чувствительны, чем низшие, что опять-таки подтверждает высказанные положения относительно толщины кожи и кожицы. Люди умственно более развитые гораздо чувствительнее людей неразвитых».

Электро-кожная чувствительность. Женщины и интеллигентные люди, говорит Эйленбург, обнаруживают большую чувствительность. Индивидуальные колебания при этом способе исследования вообще довольно значительны. Вероятно, и они зависят от различной толщины кожицы.

Чувство места. Занимаясь исследованием чувства места или пространства, я нашел, что у лиц из низших классов общества, эта чувствительность значительно ниже, чем у интеллигентных лиц. Приводимая у Эйленбурга шкала, шкала, данная Вебером для исследования «кругов ощущения», ни в каком случае не может служить шаблоном для сравнения наблюдений, произведенных над лицами разных классов. У многих крестьян я находил круги ощущений несравненно большими, чем на соответственных местах у интеллигентных лиц. Это обстоятельство объясняется, вероятно, тем, что, как говорит Вундт, «чем многостороннее и точнее движение данной части тела, тем точнее ее локализация», и на следующей странице: «так, можно заметить, что у субъектов, у которых различение кожей чрезвычайно тонко, эта тонкость оказывается преимущественно на самых подвижных частях; здесь чувству осязания постоянно помогают поверочные движения ощупывания».

А так как конечности крестьян менее подвижны, особенно кисть руки и пальцы (контрактура плотников), то понятна связь этого факта с их меньшей чувствительностью.

Зрение и слух. Относительно этих чувств мы сошлемся на вышесказанное, так как всё, применимое к древним и первобытным народам, применимо также (по общим причинам), в большей или меньшей степени, и к современным обладателям морфологических, смягченных цивилизацией, признаков первобытных народов. «Историческое развитие нашего слухового органа, — говорит Геккель, — и в других отношениях представляет пример удивительной силы упражнения и привычки, воспитания и применения. Какая разница между звуковыми впечатлениями дикаря, высшее музыкальное наслаждение которого составляет различное повторение шума или, в лучшем случае, простые тоны барабана и дудки, и музыкальным пониманием образованного европейца, ухо которого восторгается классической гармонией Моцартовской оперы и Бетховенской симфонией.

Но пять или десять тысяч лет тому назад наши предки были такими же дикарями, а музыкальный слух наших детей в течение немногих лет проходит тот же путь развития, которым музыкальная эстетика прошла от музыки дикарей до концертной музыки будущего. Так как каждая органическая функция или работа развивается рука об руку со своим органом, то не подлежит никакому сомнению, что это историческое развитие звуковых ощущений тесно соединено с соответственным усовершенствованием нашего слухового лабиринта. Тончайшее строение нашей улитки уха совсем не то, каким оно было пять тысяч лет тому назад у наших диких предков. Точно также слуховой лабиринт дикарей, вероятно, еще теперь представляет известное отличие в тончайшем строении слухового лабиринта цивилизованных народов. Этому не противоречит то, что первые обладают более тонким слухом, чем последние, так как острота слуха дикарей есть нечто совершенно иное, чем тонкость музыкального уха образованного человека. Более сильная количественная функция первого совершенно различна от высшей качественной функции последнего. То же относится и к чувствам обоняния и зрения. Если дикари видят гораздо дальше и гораздо яснее различают слабые запахи, чем цивилизованный человек, то последний далеко превосходит их в тонком различении запахов и в эстетическом развитии чувства цветов и формы, представляющих результат культурного развития многих тысячелетий». Мерилом развития чувства слуха у народа могут служить его музыкальные инструменты. Здесь, в Малороссии: «цинбали», «реля», «кобза» и «сопилка»; в Великорроссии: балалайка, высший тип того же инструмента, употребляемого более развитым класом, гитары; гармония, занесенная и в Малороссию из Великороссии и теперь всё совершенствующаяся по западным образцам; различные формы пастушеских дудок или рожков.

Какая разница между этими первобытными инструментами и теми же инструментами высших типов, игра на которых доставляет эстетическое наслаждение высшим классам, — скрипкой, виолончелью, роялем и различными духовыми инструментами.

Те же соображения применяются и к органу зрения — глазу. Выше мы привели данные, касающиеся эволюции этого органа в течении ряда веков. Эти данные, понятно, применимы, в большей или меньшей мере, и к развитию глаза у низших классов. Описав строение сетчатки, Геккель говорит: «от сложности строения и порядка расположения этих элементов сетчатки зависит степень органического совершенства глаза, так что у опытного живописца он будет совершеннее, чем у дикаря». «Орган зрения, — по Геккелю, — представляет историческое развитие и постепенное усовершенствование, весьма схожее с тем, что мы видим в органе слуха. Глаз, прекраснейший и совершеннейший орган чувства, также не появился сразу, но, подобно всем другим органам чувств, медленно и постепенно развился в борьбе за существование путем естественного подбора».

Если мы примем во внимание чрезвычайное различие в развитии способности цветоощущения, встречаемое и теперь у культурных народов и отдельных лиц, говорит он далее, различные степени распространения цветовой слепоты или дальтонизма, то можем наверное утверждать, что современное высокое развитие цветовых ощущений есть лишь позднейший продукт культурного развития. Особенно в пользу этого говорит позднее развитие пейзажной живописи, достигшей в наше время совершенства, о котором прежде не могли и думать. Мы воспринимаем тонкие красоты природы несравненно яснее, чем наши средневековые предки. Тончайшие колбовидные формы сетчатой оболочки, обусловливающие высшее цветовое ощущение, вероятно, развились постепенно в течении последнего тысячелетия. Мы и теперь замечаем грубость световых ощущений у дикарей (также, как и чувство тонов), пугающую развитое эстетическое чувство (любимый красный цвет у русского народа!). Даже дети, подобно дикарям, любят пестрое соединение ярких цветов; восприимчивость к гармонии нежных цветных тонов есть продукт эстетического воспитания.

«Воспитание и развитие, упражнение и привычка, одним словом, — применение, так высоко подняли эстетическое значение глаза и уха; наследственность передает это постоянно — возрастающее имущество от поколения к поколению. Видя удивительные успехи, сделанные уже в историческое время нашими цветовыми и музыкальными чувствами, мы можем надеяться, что они поднимутся на еще высшую ступень совершенства путем дальнейшего усовершенствования и воспитания».

Очевидно, что всё сказанное применимо и к развитию органа зрения у простого народа. Подобно детям, он любит яркие цвета (преимущественно, низшего числа колебаний) и их пестрое соединение, и, подобно детям, не понимает прелести гармонии нежных нюансов.

На основании всего вышеизложенного, можно с уверенностью сказать, что частная цветовая слепота в среде низших классов населения должна встречаться чаще, чем в среде высших классов, и выражаться в более резкой форме.

Вкус и обоняние. Относительно развития чувства вкуса и обоняния у низших классов, каждый врач, без сомнения, может привести несколько наблюдений, указывающих на низкую степень развития этих чувств. Так, нам неоднократно приходилось наблюдать, что крестьяне иногда с трудом различают вкус хины; ассафетиду многие считают вкусной и находят это отвратительное средство схожим по вкусу с луком или «кисленьким»; многие не замечают отвратительного вкуса и запаха гнилой рыбы, и мне привелось быть жертвой крестьянского радушия и аносмии, причем хозяин усердно заставлял меня отведать варенной протухшей щуки, хранившейся в избе в течении трех жарких летних дней, на случай посещения дома почетным гостем.

Обильный расход полупротухших соленой и сушеной рыбы во время постов во всей России, кроме несчастного положения людей, принужденных питаться ей, указывает, несомненно, и на низкую степень развития органов вкуса и обоняния. Здесь, в Малороссии (Кобелякский уезд) есть даже особое название «скаженнiй оселедець» для особой соленой рыбы, продаваемой на базарах. Рыба эта настолько гнила, что расползается в руках, кожа сползает с нее и самая масса, как говорят, всходит, т. е. пучится, подобно бродящему тесту, почему и самая рыба получила вышесказанное название: скаженной или бешенной.

Понятие о чистоте воздуха в хатах тоже в громадном большинстве случаев совершенно чуждо народу, и нередко самый отвратительный смрад в хате, не обусловливаемый вовсе экономической необходимостью, совсем не тяготит ее обитателей (например, в теплое время года).

Известно, что вкус способен к значительному совершенствованию, как это наблюдается, например, у присяжных оценщиков чая. Высокая степень кулинарного искусства свойственна только цивилизованным нациям; кухня первобытных народов отличается простотой, которую не всегда можно объяснить одним недостатком средств. Понятно, что и здесь еще открытое поле для научных исследований.

Органы чувств дают нам понятие о внешнем мире, и если эти органы мало чувствительны, то масса «внешних отношений» не будет доходить до сознания, и потому не будет вызывать в состоянии организма «соответственных внутренних отношений». Человек не будет замечать ни полезных, ни вредных воздействий среды и потому не будет в состоянии ни пользоваться первыми, ни избегать вторых; а так как из этих мелких влияний, путем накопления, слагаются крупные, то понятно, какое значение в борьбе за существование будет иметь эта тупость органов чувств для низших сословий.

Психические процессы. Чтобы выяснить этот последний вопрос мы принуждены сделать маленькое отступление в область психологии.

«Психологические явления, несомненно элементарного характера, — говорит Вундт, — суть ощущения.

Очевидно, всего естественнее взять ощущение, как первоначальное понятие, и придать каждому ощущению определенный чувственный тон, который или стушевывается, или более выступает на передний план. В этом состоит обыкновенное различение ощущений в тесном смысле и физических чувств. Итак, первоначальным содержанием сознания мы постоянно считаем чистое ощущение, составляющее элемент, из которого происходят все другие продукты сознания.

Раздражение концевых нервных аппаратов органов чувств и других центростремительных нервов (заложенных в мышцах, слизистых оболочках), передаваясь посредством чувствительных нервов нервным центрам головного мозга, и дает импульс к возникновению ощущений.

Представление, в сравнение с ощущением, есть явление более сложное. Оно заключает в себе ощущения как свои составные части. Так как отнесение представления к какому-нибудь предмету есть уже вторичный акт, то первоначальная сущность представления может только состоять в соединении нескольких или многих ощущений. Следовательно, представление происходит из более простых процессов, именно из ощущений, которые соединяются в представления по известным психологическим законам».

Представление есть поэтому первый психический акт, и сущность его заключается в том, что в нашем сознании является образ предмета. Весь мир, насколько мы его знаем, состоит только из наших представлений. Предмет представления может быть действительным или мнимым; представления, относящиеся к действительным предметам, существующим вне или внутри нас, называются восприятиями. Под этим последним термином мы разумеем усвоение предмета сознанием. Если предмет представления не действителен, но только мним, то мы называем такое представление представлением воображения или фантазии. Все наши представления разделяются на восприятия и представления воображения.

Существуют два психологические процесса, которые всегда, как показывает нам внутренний опыт, неразрывно связаны с сознанием и потому могут считаться самыми характеристическими признаками его; эти процессы суть: образование представлений из чувственных впечатлений и течение представлений. Всякое представление есть соединение нескольких или многих ощущений. Каждому звуку мы приписываем известную продолжительность ощущений. Каждому звуку мы приписываем известную продолжительность во времени, т. е. мы связываем настоящее впечатление с впечатлением предшествовавшим; каждому цвету мы даем известное место в пространстве, т. е. помещаем данное световое впечатление в ряд с другими световыми впечатлениями. Поэтому чистое ощущение есть абстракция; оно, строго говоря, никогда не существует в нашем сознании. В нашем сознании имеются лишь представления, другими словами, — ощущения, координированные по общим формам восприятия, — пространству и времени. Тем не менее, на основании массы психологических фактов, мы должны принять, что представления всегда получаются из ощущений путем психологического синтеза. Воспроизведение представлений и их ассоциация суть настолько же необходимые условия сознания, насколько и образование отдельных представлений путем синтеза ощущений. Только при этих процессах сознание, несмотря на постоянную смену представлений в нем, может оставаться чем-то постоянным, являясь деятельностью, связующей представления, настоящие и прошлые. Итак, и с этой стороны, необходимое условие сознания есть правильное, по известным законам совершающееся связывание представлений. Мы видим, что синтез ощущений всегда зависит от определенных условий — физической организации.

…Все части нервной системы находятся в правильной и тесной связи между собой; этой связью и обусловливается индивидуальное сознание. Оно зависит от впечатлений, действующих на различные органы чувств, от двигательной инерции, даже от процессов в симпатической системе.

Сознание остается по сущности всегда одним и тем же, к какой бы области ни принадлежали представления, составляющие содержание его в данную минуту. Единство сознания основывается на взаимной связи различных частей нервной системы и потому невозможны различные роды сознания, координированные друг с другом или подчиненные один другому. С другой стороны, строго говоря, невозможно указать на какой-либо определенный орган сознания, потому что на наши представления и чувства влияют различные части нервной системы. Однако, есть одна область, которая находится в более близком отношении к сознанию, чем прочие части нервной системы, это — кора большого мозга, в которой, по-видимому, представлены особыми волокнами не только различные чувствительные и двигательные области периферии тела, но также и центральные мозговые части низшего порядка, как то мозговые ганглии и мозжечок. Таким образом, мозговая кора, по преимуществу, способна служить к соединению, частью непосредственному, частью посредственному, всех процессов в теле, возбуждающих сознательные представления. В этом смысле у человека и, вероятно, у всех позвоночных, кора большого мозга есть орган сознания, причем однако должно помнить, что функция этого органа предполагает функцию известных центральных частей, ему подчиненных, напр., четыреххолмия, зрительных бугров, играющих необходимую роль при синтезе ощущений.

…Кроме возникновения в нашем сознании и исчезании из него представлений, мы замечаем в себе особую деятельность, которую мы называем вниманием. В непосредственном самосознании мы не во всякое время сознаем одинаково связь наших представлений; сознание может быть занято одними представлениями в большей степени, чем другими. Ради наглядности объяснения, мы прибегнем здесь к сравнению сознания с полем зрения глаза; это сравнение тем естественнее, что само сознание называется иногда внутренним чувством. Если мы выразимся о представлениях, имеющихся в данный момент, что и они находятся в поле зрения сознания, то те представления, на которые обращено внимание, могут быть названы точкой фиксации сознания. Вступление представления во внутреннее поле зрения может быть названо перцепцией, его вступление во внутреннюю точку — апперцерпцией.

Внутренняя точка фиксации может последовательно обращаться к различным частям внутреннего поля зрения. Но внутренняя точка фиксации, в отличие от точки фиксации внешнего глаза, собственно есть не точка, а поле с несколько изменяющимся протяжением; это поле может суживаться и расширяться; в первом случае ясность его увеличивается, во втором уменьшается. Для полной ясности необходимо сосредоточение внимания на известных представлениях. Но чем ярче и в то же время ограниченнее точка сознания, тем более затемнено остальное поле зрения сознания.

Простейший случай восприятия внешнего чувственного представления вниманием будет, очевидно, тот, когда впечатление, долженствующее стать представлением, ожидается нами, и при том, когда само впечатление несложно, т. е. состоит в простом световом, звуковом или осязательном раздражении с вперед известным качеством и силой. Время, протекающее в этом случае между моментами перцепции и апперцепции, может быть названо продолжительностью простой апперцепции. Промежуток времени между этими двумя моментами названо астрономами физиологическим временем. Но так как это выражение иногда употребляется в другом смысле, то мы будем пользоваться термином, предложенным Экснером, — время реакции. «Но для отличия этого времени, соответствующего простейшим условиям, от случаев более сложных, мы назовем его временем простой реакции».

Время реакции. Продолжительность времени этого процесса может быть различна. Вообще же физиологическое время удлиняется: а) при отвлечении внимания исследуемого лица, b) при утомлении мозга, с) при душевных болезнях; в последнем случае увеличивается или средняя продолжительность физиологического времени, или прямо повышается minimum его. Кроме того, у старых субъектов и у субъектов менее развитых Оберштейнер нашел время реакции более продолжительным, чем у молодых и развитых субъектов.

Быстрота психических процессов. Вообще, вам хорошо известно, до какой степени понижены все психические процессы у крестьян и вообще у низших классов населения. Изложенный выше краткий обзор хода и развития простейших психических процессов объясняет это явление. Если и простейшие процессы у лиц менее развитых (низшие классы) протекают медленнее, то само собой разумеется, что более сложные процессы должны еще более замедляться. И мы отлично знаем, до какой степени затрудняет нам собирание анамнеза эта медленная сообразительность. Чтобы добиться у крестьянина ответов на самые элементарные вопросы, приходится тратить весьма много лишнего времени, не говоря уже о том, что мало-мальски сложный вопрос, вроде вопроса о летах от роду, или о времени наступления менструации, или даже о числе членов семьи и количестве находящихся во владении опрашиваемого десятин земли, нередко остается без удовлетворительного ответа.

Высота типа психических процессов. Низкий тип всех психических процессов вообще у низших сословий объясняется незначительностью упражнений и привычки к деятельности органа мысли — коры головного мозга, незначительностью функционального приспособления этого органа к высшим типам той деятельности, для которой он назначен. Так как функция создает орган, то и не мудрено, что мы не находим в среде представителей низших сословий ничего похожего на те сложные, объемистые, тяжелые головные мозги, которыми обладали наиболее выдающиеся представители высших классов — Гаус, Кювье, Наполеон и т. п. Если же и бывают подобные исключения в среде низших классов, то они чрезвычайно редки, редки непропорционально превалирующей численности этих классов. По высшим представителям, мы, как указывает профессор Богданов, можем составить верное суждение и о средних. Подобно типам эстетических понятий, простейших и более сложных психических процессов, и типы нравственных и религиозных понятий должны быть ниже в более низкой социальной среде.

Преступность всех родов более свойственна низкому развитию, и профессор Ломброзо в своем сочинении «Uomo delinquente» доказал, что преступники являются представителями низшего антропологического типа.

Практический вывод из всего сказанного заключается для нас в необходимости изучения нормального для данной среды организма человека. Этот вывод подтверждается и словами Р. Вирхова, поставленными в эпиграф. Для нас, врачей, антропология должна быть особенно близкой наукой. Материал у нас всегда под руками; не затрачивая лишнего времени, мы можем собирать массы драгоценных фактов, в которых так сильно нуждается наука. Цена необходимейших инструментов, — толстотного и скользящего циркулей и метрической ленты, — не превосходит 12–15 рублей серебром, следовательно, далеко ниже цены набора инструментов, необходимых для любого гигиенического исследования. Между тем факты, получение которых сопряжено со столь незначительной затратой времени и средств, положительно драгоценны. Из сделанного сообщения, которое есть не более, как слабая попытка составления обширной, но далеко еще неполной программы, видно, насколько разнообразны предметы, входящие в круг ведения антрополога. Это обстоятельство особенно важно в том отношении, что всякий наблюдатель может выбрать круг фактов, наиболее его интересующих; может выбрать разряд явлений, к исследованию которых он наиболее подготовлен. Объем программы не должен пугать нас, потому что, во-первых, немыслимо ожидать ее исполнения от единоличных усилий одного исследователя; а, во-вторых, по самой своей обширности она предполагает дружное сотрудничество многих лиц.

Положение начинающего антрополога у нас в России представляет еще то неоценимое преимущество, что он всегда может рассчитывать на содействие и руководство со стороны такого ученого учреждения, как Московское Общество Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии.

Антропология развивалась при несколько иных условиях, чем развивались другие науки. Можно сказать, что она создана усилиями частных лиц и частных обществ.

И мы можем гордится тем, что Россия занимает третье место по порядку возникновения антропологических обществ. П. Брока основал первое антропологическое общество в Париже в 1859 г.; в Лондоне основали общество в 1863 г., а в Нью-Йорке и в Москве в 1865 г. Затем последовало учреждение антропологических обществ: в Манчестере в 1866 г., во Флоренции в 1868, в Берлине в 1869 г., в Вене в 1870 г. и в Стокгольме в 1874 г.

С деятельностью нашего Общества любителей естествознания публика познакомилась, главным образом, по блестящей антропологической выставке, бывшей в Москве в 1879 г. По объему этой выставки, также, как и по численности трудов, изданных Московским обществом, можно судить о колоссальном объеме труда, потраченного обществом на дело развития естествознания и антропологии у нас, в России. Масса драгоценных коллекций собрана уже Московским обществом; масса драгоценных материалов напечатана в тридцати восьми томах его изданий. И всё это сделано в течение каких-нибудь 18–19 лет существования! Несмотря на столь обширную публичную деятельность, это общество считает, по-видимому, своим долгом уделять часть своего времени и на сношения с частными лицами, изъявившими готовность так или иначе послужить делу развития антропологии. Оно никогда не отказывает в своем руководстве обращающимся к нему за разрешением даже элементарных вопросов, и я всегда находил самое радушное содействие как со стороны Общества, так и со стороны г. секретаря антропологического отдела К. Н. Икова. На такое содействие могут, без сомнения, как об этом заявляет и дирекция отделения в I томе известий, предлагая даже свое содействие по выписке необходимых инструментов.

Ввиду высокой важности самого предмета, ввиду глубокого интереса, представляемого его изучением, и ввиду всех перечисленных выше удобств этого изучения, смею думать, что и моя слабая попытка склонить вас к принятию антропологии в круг вашего ведения не останется бесплодной. Врачи составляют естественную армию антропологов и только с их дружным содействием может вполне успешно развиваться эта наука, основателем которой, в ее современном виде, был тоже врач — Поль Брока.