19

Рассматривая начальную стадию технического века, невольно получаешь впечатление, что внезапное прерывание старинной ремесленной традиции и переход к механической работе таит в себе нечто загадочное. Легко можно заметить, что научные предпосылки появления новой техники возникли благодаря разработке динамического раздела механики. Античность разработала в механике только статику, динамикой же почти не занималась, не позаботившись даже о том, чтобы выделить ее как особый раздел. Основы динамики развили Галилей, Гюйгенс, Ньютон. Теологические мотивы, побудившие их к этой работе, следует искать в первую очередь в теории воли, которая связана с динамикой. Однако нужно отметить, что в ту эпоху, когда теология была дружна с механикой, а классические основоположники динамики одновременно занимались теологическими вопросами, с развитием динамики никто не связывал, да и не мог связывать, каких-либо утопических надежд. Ведь эти ученые совершенно не представляли себе возможностей ее универсального практического использования, ее технического применения. Ни Ньютон, ни Гюйгенс, ни Стевин не были пророками. Да и французские энциклопедисты, так рьяно стремившиеся объяснить всю природу с точки зрения физики и математики, были еще далеки от того, чтобы составить ясное представление об автоматизированной механике и тех последствиях, которые ее развитие будет иметь для человека. Для того чтобы с механикой начали связывать какие-то ожидания, выходящие за рамки чисто научных, технических, механических представлений, она должна была достичь известной степени развития. Когда это произошло, утопическая мысль ухватилась за машину и выплеснулась мощным, широким и вульгарным потоком. Все утопические ожидания отныне связывались с техникой и становились тем необузданнее и безбрежнее в своем оптимизме, чем эффективнее осуществлялась эксплуатация природных ресурсов, порождая мечты о гарантированном ею всеобщем комфорте.

Рабочий не остался в стороне от всеобщего увлечения. Он проникся верой в эти утопические мечты; он уверовал в них настолько, что взял на вооружение. О зловещих возможностях, таившихся в глубинах начавшегося процесса, в чьи тиски рабочий попался одним из первых, он не знал да и не в силах был узнать. Неприятие рабочим настоящего проистекало из его уверенности в будущем. Как дитя технического прогресса, рабочий относился к нему с сыновним почтением. Направление его мысли определялось идеей прогресса, к которой он относился положительно. Рабочий отвергал не саму эксплуатацию, которую порождала техника, а эксплуататора, который держал в своих руках средства производства, распоряжался ими, а его, рабочего, использовал в качестве осла на мельнице, которая мелет зерно. Он верил, что все обязательно переменится, когда аппаратура перейдет в его распоряжение. Рабочего вдохновляла мысль о времени, когда он сам станет хозяином машин, ведь машины созданы для него, он знает их вдоль и поперек, связан с ними экзистенциально — можно сказать, машины просятся перейти в его умелые руки. Оставалось только дождаться, когда машины получат еще более широкое распространение, когда возрастет их количество, чтобы приблизиться к этой цели. Ведь чем больше будет машин, тем больше будет рабочих. Машина не потерпит рядом с собой никого, кроме рабочего человека. Да и человек формируется в рабочего только подле машины.

Рабочий не понимал одного: методы не изменятся. Эти методы по своей сути не являются неотъемлемой частью определенного слоя капиталистов, изобретателей, инженеров, а без труда могут быть обособлены от своих нынешних носителей — они свойственны техническому мышлению вообще. От этих методов зависит технический прогресс: без них техническому прогрессу грозит остановка. Методы остаются неизменными. Тот, кто ратует за эти методы или молча с ними соглашается, исповедует принцип хищнического использования природных ресурсов, эксплуатации и угнетения. Тот, кто борется с этими принципами, не ведая, какое мышление их породило, воюет с ветряными мельницами. Рабочему, ставшему господином машинного арсенала техники, поставят в упрек то же, что он ставил в вину капиталисту. Это самое больное и уязвимое место его позиции. Даже став хозяином машины, рабочий останется при своем раздвоенном мышлении. Он намертво прикован к могучим железным протезам рабочих инструментов. Если мы начнем искать причину раздвоенности сознания рабочего, то увидим, что в конечном счете оно, так же как его экзистенциальная бедность, отсутствие собственности, незащищенность и ненадежность материального положения, обусловлено привязанностью рабочего к машине. Человек, соединенный с машиной в один механизм, именно из нее черпает свой опыт. Он превращается в продукт того мышления, которое создает технические конструкции, и начинает жить по законам механического времени. Сама машина — это часовой механизм. Хотя время не имеет каузального характера, так как последовательность его частей так же не связана с причинно-следственными отношениями, как не связан с ними натуральный ряд чисел или ноты музыкальной пьесы, но при помощи понятия времени можно с механической точностью измерить каузальные процессы. Механическое понимание времени контролирует рабочего, а не наоборот. Время же как таковое существует независимо от всех механизмов. Время и пространство понимаются теперь как принадлежность механики. В каждом учебнике механики им посвящен раздел, из которого можно узнать, каким образом они переосмыслены для решения задач механики. Время и пространство переосмыслены применительно к потребностям точных наук. Это переосмысление впервые осуществил еще Ньютон.

Человек постоянно испытывает давление времени и сужающегося пространства. Подчиняясь диктату механического времени, человек неизбежно стремится выиграть время, то есть какую-то меру механически отсчитанного времени, запас которого у него не безграничен и которое он поэтому вынужден экономить. Это и заставляет его конструировать новые механизмы, которые будут работать быстрее, чем уже существующие. Такой способ экономии времени, как следствие, неизбежно влечет за собой сокращение пространства, преодоление которого происходит со все большей скоростью. Механическое понятие времени изменяет представление о пространстве. Имеющий глаза пусть оглядится вокруг в городах, чтобы увидеть nexus{54} каузальных отношений, который представляет собой не что иное, как хождение человека от аппарата к аппарату. Тогда он обнаружит закон, управляющий в наше время движением. Этому закону подчиняется не только рабочий, обслуживающий машину, но и все другие люди, включая тех, кто зашел в кафе выпить лимонаду, отдыхающих в парках и скверах, отпускников и отпущенных на каникулы студентов, потому что все мыслимые виды свободного времяпрепровождения попали в среду влияния технической аппаратуры. Мучительная тоска по свободному времени — чувство, характерное для каждого человека впряженного в колесницу этой аппаратуры; однако для него так же характерна неспособность распорядиться этим свободным временем каким-либо иным способом, не связанным с его механическим отсчетом.

В связи с этим внимательный наблюдатель не может не отметить еще одно явление. Возможно, он удивится сначала, когда мы скажем, что ощущение неуверенности в завтрашнем дне и все возрастающее чувство незащищенности, которые так мучают современного человека, тесно связаны с развитием точных наук и возникших под их влиянием методов производства; на первый взгляд такой вывод может показаться странным. Между тем точность в области математики, механики, в области причинно-следственных связей может только умножить мои познания в области тех или иных соотношений, однако ничего не даст в смысле надежности. Да и само понятие точности зависит от относительных механических понятий. Оно не дает человеку ни чувства безопасности (securitas), ни чувства уверенности (certitudo), которые распространялись бы за пределы той области, где действуют механические закономерности. Накопление точных данных о механических соотношениях приносит большую пользу в деле дальнейшего развития техники и организации человеческого труда, однако эти взаимосвязанные процессы отнюдь не прибавляют человеку уверенности в надежности его существования. Ведь именно эти два фактора являются источником испытываемых человеком негативных воздействий. Да и как может рабочий, попавший в зависимость от аппаратуры, обрести чувство уверенности при такой работе? В действительности работа на аппаратуре вызывает прямо противоположный эффект. Именно выверенная точность рабочего процесса и делает рабочего беззащитным.

Каким образом человек, ставший звеном этого процесса, может из него вырваться? Сложность задачи заключается в том, что залогом удачного исхода может быть только кардинальный пересмотр всей иерархии сложившихся представлений. Сначала нужно преодолеть господствующие ныне механические понятия времени и пространства. Нужно осознать, что техника — это гигантское беличье колесо, которое вынужден вращать человек, растрачивая свои силы на бесплодный труд по поддержанию рабочего процесса, делающегося тем бессмысленнее, чем более рациональной, всеобъемлющей и всеобщей становится его форма. Низведение технических средств с господствующего положения до подчиненного требует для своего осуществления нового мышления, свободного от иллюзий, на которые опирается технический прогресс, такого мышления, которое положит конец жестокой эксплуатации.