28

Универсальный рабочий план, целью которого является полная и окончательная технизация и который по своей структуре носит планетарный характер и управляется из единого планетарного центра, сначала представляется решением всех запутанных проблем, с которыми столкнулись государства и нации. Этот план, с которым люди связывают представления об исключении из человеческой жизни всякого риска, об установлении арифметического равенства, об экономии труда, об изобилии и беззаботном существовании, неизбежно терпит крушение, поскольку он основан на ошибочных расчетах и неверных представлениях о человеке. Этот план неизбежно терпит крушение, так как может осуществляться только ценою убытков, которые характеризуют его как хищнический и разрушительный. Идет не только односторонняя работа машин на пользу человека, человек, на которого они работают, сам приобретает черты машин, и это уподобление человека машине приводит в конце концов к тому, что машинное производство начинает обходиться без человека. В план, как и в машину, приходится вкладывать больше, чем можно получить от нее прибыли. Но это значит, что из человека нужно вытянуть больше, чем можно в него вложить. Поборники плана не хотят признавать потребительского характера этого движения в целом. Процесс в целом не дает никакой прибыли, а только приводит к дополнительному потреблению, необходимому для его поддержания. Его мощь, его самодвижущаяся динамика, его неукротимое, вулканическое развитие тем и объясняются, что он создает дополнительное потребление, не брезгуя при этом никакими средствами, не останавливаясь ни перед чем. Дальнейшее развитие этого процесса, как явствует из напряженности прилагаемых усилий, не может продолжаться бесконечно. Скорее всего, до его окончания осталось не так уж много времени.

Здесь, вероятно, последует возражение: мол, если это так, если все движение в целом, а следовательно, и универсальный план, представляющий собой не что иное, как управление, руководство, централизацию всего этого движения, то есть то, что предназначено для руководства работающими в единой связке аппаратурой и организацией, не оправдывают связанных с ними ожиданий, если занятые этим делом работники должны будут его оставить, как некогда вынуждены были оставить Вавилонскую башню, то почему же все это происходит? Почему человек пускается в эти игры? Почему он не прекратит эту работу? Все это наивные вопросы, однако на них можно ответить следующее. Движение достигло той точки развития, когда оно продолжается уже само собой, автоматически, с механической необходимостью. Оно достигло точки, когда его уже нельзя просто так остановить, так как у него есть свои внутренние закономерности, оно носит исторический характер, приобретенный им в результате многолетней, многовековой работы, вложенной в него человеком. Универсальный рабочий план означает не что иное, как централизованное включение в хозяйственную деятельность человека, являющегося представителем массы, его хозяйственное использование. Мы находимся в самом центре Мальстрема. И в то же время наше теперешнее положение обязывает нас ради самозащиты, ставшей жизненной необходимостью, научиться такому мышлению, которое было бы неоднородно этому универсальному рабочему плану, которое нельзя было бы включить в него в качестве одной из рабочих конструкций или гипотез, то есть как используемый и подлежащий потреблению составной элемент. Мы должны вступить с ним в борьбу, чтобы не дать ему себя поглотить. Каковы отношения между наукой и универсальным рабочим планом, в каком положении оказывается наука по отношению к этому плану? Какое значение имеет для этого плана наука? Большое, пока делает то, чего он от нее требует: тогда это наука планирования. И план принуждает ее к выполнению этой роли, навязывает и будет навязывать ей эту роль. Раньше науку определяли как нечто, лежащее за пределами такого плана. С субъективной точки зрения наука — это состояние человека, который знает, то есть обладающего знанием. С объективной точки зрения она представляет собой определенным образом структурированную совокупность знаний, добытых путем систематизации и применения единого метода. Если задуматься о том, что может служить символом человеческого знания, то вспоминается понятие энциклопедии, систематизированного науковедения. Наука в ее чистом виде занимается фундаментальными исследованиями, в остальных случаях — прикладными исследованиями. Знание может быть получено индуктивным или дедуктивным путем, может быть реальным или формальным, эмпирическим или философским. Но для плана все эти различия и систематизация наук не имеет никакого значения, так как план требует от науки ответа только на один-единственный вопрос: согласна она быть на службе у плана или нет. За наукой больше не признается независимость от плана, она изначально включена в план и должна подчиняться его директивам, следовать его генеральной линии. План — это данность, предписания которой безусловны для науки, его предписания препарируют мышление в соответствии с ним и его требованиями, указывают его направление. План не терпит при себе никаких контролирующих инстанций, не терпит для себя ничьей указки.

Тут можно было бы возразить, что такого универсального плана еще нет. Действительно, пока нет плана, охватывающего все население планеты, которым управлял бы сосредоточенный в определенном месте немногочисленный мозговой центр, распоряжаясь людьми и ресурсами посредством доведенных до совершенства автоматических методов. Но зато есть детально разработанные специальные планы, которым вынуждена подчиняться значительная часть живущих на земле людей. Эти специальные рабочие планы являются моделями и зачатками универсального рабочего плана. Какие же характерные особенности свойственны им всем? Вера в то, что техническими средствами можно решить все проблемы, в том числе ликвидировать бедственную нехватку чего бы то ни было, что и послужило причиной их появления. Для этих планов характерны механические расчеты, которым должен подчиняться человек, стремление свести условия существования человека до минимального уровня, причем все расчеты планирования производятся исходя из этого минимума. В таких планах всегда чувствуется присутствие деятельной воли и проницательного рассудка, но за ними стоит элементарная нужда, она-то и является их движущей силой. Вопрос о положении науки в условиях плана, зависимость от которого означает, что наука вместе с самим планом становится объектом потребления, звучит отнюдь не отвлеченно, и практический опыт уже дал на него ответ. Разумеется, такие планы не сочетаются с утонченностью и бережным подходом при решении поставленных задач, принципы, на которых они построены, радикальны и безжалостны. Например, врач, который, ревностно выполняя план, забывает о том, что его профессиональная обязанность состоит в лечении пациентов, а не в умерщвлении душевнобольных, слабоумных, калек и неугодных, то есть забывает сверять свои профессинальные решения с голосом совести, в конце концов окажется в том положении, которое возникает, когда наступает крах специального рабочего плана. Неизбежно ли появление универсального рабочего плана? На этот вопрос невозможно ответить с полной уверенностью. Однако вероятность того, что такой план появится, весьма велика, она достаточно велика, чтобы оправдать интерес к этому явлению и его возможным последствиям. Кто не видит этого, тот, очевидно, совсем не понимает, что происходит вокруг, он слеп, как страус, который, спасаясь от охотников, прячет голову в песок.

Если, наконец, нам захотят возразить, что в масштабе подобных процессов отдельный человек ничего не значит, то есть право принимать решение перешло теперь к коллективу, то в этом есть своя доля правды. План — великая сила, он располагает необходимым арсеналом оружия, которое позволяет ему наносить удар заранее, чтобы еще в зародыше подавить всякое сопротивление. Он имеет опору в лице всех зависимых ученых, которые подводят под него теологический фундамент, говорят о его биологической оправданности, приводят нравственные обоснования, снабжают механическими аргументами. Но этот колосс стоит на глиняных ногах. На самом деле отдельный человек в наше время стал не слабее, а сильнее, чем когда-либо. Его свобода получила в мире механической необходимости более основательное подкрепление, чем когда-либо прежде. В эпоху нигилистических построений он впервые приходит к тому, чтобы полностью осуществить свою свободу. Sero sapiunt Phryges.{216} Лишь после того, как оказываются побиты.

Человек, который отвык и позабыл, что к земле нужно относиться, как к матери, перестает быть сыном земли. Он живет на картезианском глобусе, который мертв и вследствие этого подлежит безжалостному использованию. Его понимание истории включает в себя взгляд на природу как на нечто безответное. Тот, кто сконструировал обладающее самодвижением понятие, которое мыслится как универсальное, указал также метод необходимого дальнейшего движения, благодаря которому становится очевидным развитие идеи и который ведет ко все более конкретному познанию истины. Каким представляется этот метод необходимого прогрессивного движения с его многообразными переходами с точки зрения современного понимания? Он ведет к автоматизации механики, в которую человек включил и самого себя. Целью нашего исследования было вскрыть потребительскую, истребительную силу этого автоматизма. Читатель, который в этом более или менее разобрался, прочел книгу с пользой для себя. В обстановке исторического движения, сила которого направлена на уничтожение и действует во вред человеку, необходимо уяснить себе следующее.

Внеисторическое нельзя противопоставить истории как ее противоположность, поскольку оно, напротив, представляет собой почву, которая ее питает, ее субстрат, ее hypokeimenon.{217} Внеисторическое — это не пройденный и не будущий этап, оно лежит внутри нас. Если эту почву разрушить и уничтожить, не будет никакой истории. Как и всякое сознание, историческое сознание связано с определенной субстанцией, которая питает его жизненной силой, из которой оно добывает огонь и свет. Мы не можем себе позволить взять и уничтожить эту субстанцию, мы должны ее беречь. И она не возникает из Ничто: либо она есть, либо ее нет. Чисто потребительское сознание ведет себя по-разбойничьи, по-воровски, поэтому научное знание стало двусмысленно. Тот арсенал понятий, с которыми работает наука и которые становятся все более точными, все больше напоминает орудия взломщика. Успешность его применения не подлежит сомнению. Но процесс познания происходит не ради успеха. Познание — это не цепочка хитроумных изобретений, не лукавая система, нужная для того, чтобы опустошать сундуки и мешки. Не наука принесет нам исцеление. Земле нужен человек заботливый, человек-пастырь. Нам предстоит заново научиться тому, как нужно относиться к матери. Тогда и для нас наступит благоденствие.