10

10

За пространством и временем мы признаем свойство континуальности. Для нас с этими понятиями связано представление об устойчивости, постоянстве, непрерывности. Мысля пространственными и временными категориям, мы полагаемся на это постоянство. Независимо от того, имеет, согласно нашим представлениям, пространство и время линейный или циклический характер, рассматриваем мы их как абсолютные или лишь как идеальные, в этих представлениях неизменно присутствует устойчивость. Сейчас становится ясно, что, в отличие от других эпох, мы отводим времени приоритетное место, признаем за ним иерархическое преимущество по сравнению с пространством. Мы склонны мыслить временными, а не пространственными категориями. Мы стремимся подчинить пространство времени. Характерно, что пространственным представлениям в понятии «современник» отводится незначительная роль. По мере развития механики на первый план выходит понятие времени. Собственность опирается на пространственные представления, но наши машины являются машинами времени. Понятие линейного, абсолютного времени стараниями Ньютона приобрело механистический характер. Наша наука опирается на это механическое понимание времени. Но торжество механистических представлений влечет за собой победу дисконтинуальности над континуальностью. Континуальность представляет собой, правда, принцип всякой науки, принцип и сам есть нечто континуальное, тем не менее это не мешает все большему распространению дисконтинуальности. Механистическое понятие времени играет для человека ту же роль, которую в часовом механизме выполняет анкерный механизм: оно позволяет ему делить время на части, благодаря чему становится возможной полезная работа механизмов. Принцип повторяемости используется здесь таким образом, чтобы искусственно внедрить дисконтинуальность, механическое сопротивление.

Материальным телам отказывалось в свойстве континуальности в соответствии с представлением о том, что мельчайшие частицы разделены между собой межмолекулярным пространством, то есть пространственными промежутками. На протяжении долгого времени люди представляли себе атомы как дискретные, неделимые и неразрушимые материальные корпускулы, описанные Левкиппом и Демокритом. Теперь с этим покончено. Выясняя значение понятия континуальности, мы видим, что оно представляет собой не чисто временное, но также и не чисто пространственное понятие; ему всегда свойственно что-то временно-пространственное или пространственно-временное. На самом деле нет ни чисто временного континуума, ни чисто пространственного; и то и другое представляет собой мысленные абстракции, которыми мы пользуемся в целях упрощения как рабочими инструментами. Это наглядно проявляется в наших представлениях об атоме. Еще Кант предпринял попытку совершенно отказаться от атомистических представлений: это попытка, чрезвычайно характерная для его философского мышления. Кант попытался заменить атомистические представления гипотезой о континууме, сущность которой сводилась к представлению о материи, постоянно заполняющей пространство. Но это положение не получило признания, поскольку уже Дальтон сформулировал закон простых и составных пропорций; а после того как Лоран и Жерар обосновали разделение атомного и молекулярного веса, началось развитие химии. Поверхностный наблюдатель мог бы прийти к выводу, что весь ход исследований в этой области ведет к тому, чтобы снять существующую дисконтинуальность. Однако уже сам насильственный характер исследовательских методов не позволяет сделать такой вывод. Взрывоопасный характер техники, отличающийся неуклонным нарастанием мощности детонаторов, связан с исследованиями в области дисконтинуальности. Сила этого мышления выражается в открытии химического и атомного распада, которые вызывают механический эффект взрыва. Последним достижением в этой области является создание атомной бомбы.

Если же теперь мы обратимся к собственности, то убедимся, что, с какой стороны ее не рассматривай, она всегда опирается на континуальность. Все правовые понятия, которые относятся к собственности, направлены на сохранение ее континуальности. Собственность по своему понятию представляет собой нечто континуальное как в пространстве, так и во времени. С этим связан и тот факт, что право распоряжаться собственностью исключает возможность вмешательства третьего лица. То, что мы делаем различие между движимой и недвижимой собственностью, вытекает из континуального характера собственности, так как земельная собственность представляет собой неподвижный пространственный континуум. И даже такое тонкое различие, как различие между облигаторными притязаниями и реальными правами, является следствием континуального характера собственности. В облигаторном праве наглядно прослеживается, насколько тесно его происхождение связано с собственностью. Главная забота права наследования заключается в том, чтобы не допустить нарушения континуальности после смерти владельца. И вот в эту правовую и физическую континуальность собственности тараном врывается машина, технический прогресс. Он начинает с того, что устраняет неразрывно связанное с собственностью личностное начало. Он отделяет собственника от собственности, вторгаясь в сферу собственности с механическими установками и добиваясь того, чтобы ею можно было распоряжаться механическим образом, несовместимым с понятием собственности.

У капитализма, сформировавшегося в XIX веке в условиях непрерывного роста народонаселения и все увеличивающегося числа машин, то есть у того капитализма, который мы, в отличие от других разновидностей, называем машинным, складываются все более напряженные отношения с собственностью и ее законами. Между строем, основанным на собственности, и техническим коллективом устанавливаются все более враждебные отношения. В этих отношениях роль агрессора принадлежит техническому коллективу. Перекрещиваясь с пространственно упорядоченным миром собственности, он повсеместно рассекает его единство. Энергия этой агрессии не везде одинакова, потому что технический коллектив как в пространственном, так и во временном отношении развивается в различных пунктах и странах неравномерно. На тех территориях, где развитие механики только еще начинается или движется медленными темпами, воздействие со стороны организации коллектива сказывается в меньшей степени, чем в индустриальных городах или в промышленно развитых областях. Это связано с тем, что промышленные и транспортные центры одновременно являются и центрами коллективистского технического мышления. А на первый план исторического развития выходят крупные территориальные единицы, отличающиеся высоким уровнем техники. Там, где господствует соответствующее им понятие энергии, происходит изменение форм собственности, заканчивающееся ее поглощением.

На протяжении этого процесса неоднократно предпринимались попытки ослабить напряженность, смягчить проявления противоречий, выливающиеся в открытую борьбу, однако все они потерпели крушение. Почему же эти попытки должны были потерпеть крушение? Разве машинная техника не вырастает из условий общества, основанного на отношениях собственности? Хотя это, действительно, так и происходит, но машинная техника отделяется от собственности и вступает с нею в борьбу. Машинная техника не может развиваться в условиях строя, основанного на собственности, их развитие не может идти параллельно. Ведь такой строй определяется границами вещей, без которых невозможно право собственности, или доминиум.{139} Именно потому, что dominium plenum подразумевает неограниченное юридическое право собственника на принадлежащую ему вещь, эта вещественная граница обозначена так отчетливо. Если в праве распоряжаться собственностью под действием внешних сил возникает брешь, то вместе с этим стираются и вещественные границы. При ненарушенных отношениях собственности каждое изменение вещественных границ регулируется соглашением между собственниками или точно фиксируется, если такое изменение регулируется законом. Эти границы не могут быть нарушены вмешательством третьей стороны. Удар, который наносит по собственности машина, нарушает эти условия.

Машинные капиталисты XIX века были еще уверены, что могут оставаться одновременно собственниками и машинными капиталистами. Между тем такое совмещение было невозможно. Это обнаружилось тогда, когда выяснилось, что капиталист все больше утрачивает качества собственника. Его имущество теряет статус собственности, которая перестает принадлежать ему как владельцу. В этом капиталистическом хозяйстве всякая собственность оказывается поставленной под вопрос. Сначала она подтачивается и выхолащивается на теоретическом уровне, а затем ниспровергается и практически. Как же этот процесс происходит? Он получает неадекватное истолкование или остается вообще незамеченным, хотя протекает открыто у всех на глазах. Изначально ошибается тот, кто полагает, будто власть капиталистов усиливается из-за того, что они являются собственниками и в их собственности находятся средства производства. Ведь в действительности усиление власти капиталистов происходит за счет собственности, их процветание зависит от вытеснения и ослабления собственности. Изображая капиталиста разбойником, который захватывает и уничтожает более мелкую собственность, мы не дадим адекватного описания этого процесса. Собственнический строй не основан на отношениях между крупными, средними и мелкими собственниками, эти отношения представляют собой уже следствия, вытекающие из такого строя. И кроме того, мелкая собственность продолжает существовать наряду со средней и крупной. Угрозу собственности представляет не борьба между крупными и мелкими собственниками. Такая борьба, хотя она и происходит постоянно, ведется в рамках собственнического строя. Активная угроза собственности носит более централизованный характер и исходит из другой сферы, тенденцию этого процесса лучше всего характеризует тот факт, что машинный капиталист вынужден ради процветания, расширения своего предприятия и ради роста объемов производства согласиться на распад своей собственности, не претендуя более на активную роль собственника. Процесс экспроприации собственности он вынужден волей-неволей начинать с самого себя. А это происходит путем введения все большего числа машин, от которого машинный капиталист не может отказаться, если не хочет потерять все. Предприятию, основанному на ручном труде, не свойственна тенденция к расширению, в результате которого возникали бы крупные и сверхкрупные предприятия; эта тенденция характерна для механического способа производства. Предприятия-гиганты, обслуживаемые огромной массой рабочих, уже не являются доминиумом, опирающимся на объективные границы вещей. Ибо где они, эти вещественные границы? И какое значение могут они еще иметь по сравнению с функциональными производственными процессами и их механическим повторением? Собственника никак нельзя представить в качестве функционера, машина же тяготеет в своем развитие к функционеру. Мы не можем представить себе машинного капиталиста как собственника средств производства, так как на этих средствах производства уже не зиждется собственность, они не могут служить ей опорой. Средства производства представлены машинами, машина же, в особенности если эта машина — автомат, перестает быть предметом собственности, превращаясь в часть инвентаря технического коллектива, который оперирует новым понятием энергии. Пользующийся машинами и опирающийся при этом на право собственности капитализм не может не быть временным явлением; он уже находится на пути к превращению в технический коллектив, который поглощает его, как только оказывается достигнутой соответствующая степень механизации. Как свидетельствует опыт, в первую очередь эта степень механизации достигается в области транспорта и средств сообщения. Частный машинный капитализм является переходной ступенью к техническому коллективу. Технический коллектив делает капиталистом себя самого. Или, если выразить это словами Маркса, «коммунистическое общество является коллективным капиталистом». Однако по поводу этой формулировки следует заметить, что коммунистическое общество и технический коллектив не тождественны друг другу. Здесь мы подошли к той точке, когда уже невозможно использовать понятие коммунистического общества, так как решающее слово принадлежит не ему, а техническому коллективу. Если хотя бы на секунду отвлечься от понятия технического коллектива, то понятие коммунистического общества теряет всякое значение. Поэтому формулировка Ленина «социализм есть электрификация» гораздо точнее по своему содержанию. Все представления о социализме становятся отчетливее и одновременно суше, холоднее при соотнесении с понятием технического коллектива. Без соотнесения с ним представления о социализме тотчас же становятся смутными и расплывчатыми.

Так к чему же мы в конце концов пришли? Работающий при помощи машин капиталист-собственник в силу присущей ему внутренней противоречивости повсеместно исчезает. Иногда это происходит насильственно, иногда же почти незаметно: он исчезает, словно растворившись в воздухе. Но что же приходит ему на смену? То, что давно уже давало о себе знать, только за вычетом личностного момента, который наблюдался на начальном этапе, — анонимное движение, анонимное понятие энергии. Машинный социализм не отменил механической детерминированности финансов, не сломил силу стремящегося к концентрации капитала, не сделал свободным труд. Его сил хватило лишь на то, чтобы вырвать из рук частного капиталиста право распоряжаться капиталом. И тут в качестве капиталиста на арену выходит коллектив, оказывающийся еще более могущественным, безжалостным и властолюбивым, чем весь былой слой частных капиталистов, уничтоженный коллективом. Его функционеры, не считаясь ни с чем, продолжают нетерпеливое движение вперед; они направляют это движение по рельсовому пути, по которому вынужден неуклонно следовать человек. Концентрация капитала и труда никуда не исчезает, не исчезают и могущественные тресты, синдикаты, монополии, комбинаты. Они беспрерывно распространяются вширь, безудержно растут, принимая гигантские размеры, превращаются в паразитическую организацию, которая поглощает самого человека. Пока капитал и труд еще противостояли друг другу, у рабочего оставалось свободное пространство для защиты своих интересов. Сейчас, когда они начали отождествляться друг с другом, они превращаются в полип, который всюду пустил свои щупальца, из всего высасывает соки, на все распространяет свою эксплуатацию. Аппаратура и организация, слившись в единое целое, достигают в условиях технического коллектива невиданной силы. Но какое зрелище представляет теперь наша земля! Она вся покрыта огромными, униформированными, унылыми трудовыми армиями, которые враждебны друг другу. Неустанно и неумолимо продолжается процесс концентрации энергии в отдельных районах, превратившихся в гигантские мастерские. Все доступные средства вкладываются в этот процесс, который не знает ни границ, ни пределов. А в титанических аккумуляторах, концентрирующих в себе энергию, повсюду накапливаются средства разрушения, созданные наукой и техникой. Этот процесс сам прославляет себя в бесконечном потоке пропаганды и рекламы. Повсюду пестрят плакаты, безумолчно гремят идеологические барабаны. Но вся сила, которую гордо демонстрирует процесс концентрации, на поверку оказывается дутой величиной, от нее смердит разложением и тленом. Идеология — это само гниение и тлен, рядящиеся в яркие зеркальные одежды.