Часы Судного дня

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Красноречивый символ атомного века – «Часы Судного дня» – появился в 1947-м на обложке «Бюллетеня ученых-атомщиков», журнала, который начали выпускать бывшие участники «Манхэттена», считавшие, что военные усилия надо держать под контролем. Часы предупреждают о неизбежной угрозе ядерной катастрофы, их стрелки, изначально поставленные на семь минут до полуночи, двигаются вперед или назад, чтобы изобразить, приближается или удаляется катастрофа.

Полночь символизирует апокалипсис, полный конец цивилизации, а возможно даже и жизни на Земле, связанный с войной.

Страх перед катастрофой сопровождал первое испытание атомного оружия, получившее от Оппенгеймера название «Тринити». Оно имело место ранним утром 16 июля 1945 года в пустынном регионе, именуемом Хорнада дель Муэрто (Долина смерти), в двухстах милях южнее Лос-Аламоса.

Плутониевая бомба была помещена на специальную башню за несколько дней до того, как пошел отсчет. Бете и Фейнман тщательно рассчитали, какое количество энергии высвободится при взрыве, и использованный ими метод получил название «формула Бете – Фейнмана». Для того чтобы проверить, верны ли их предсказания, и собрать всю возможную информацию, вокруг точки испытания ученые расположили разнообразную измерительную аппаратуру. Наблюдатели из числа ученых и военных заняли место в бункере в шести милях от башни. Зевакам попроще, в число которых попал и Фейнман, достался наблюдательный пункт в двадцати милях.

Каждому выдали специальные очки, чтобы защитить глаза.

По мере того как близился час испытания, росла и всеобщая нервозность. Некоторые, как генерал Гровс, беспокоились, что устройство просто не сработает, другие боялись, что оно окажется слишком эффективным и запустит цепную реакцию опустошающих событий, возможно, даже воспламенит атмосферу.

С юмором висельника Ферми принимал ставки на то, случится ли подобная катастрофа, и если да, то уничтожит ли она только штат Нью-Мексико или мир целиком.

Фейнман поддался любопытству и решил не надевать очки, поскольку они наверняка только помешают, и собрался наблюдать событие из кабины тяжелого транспортера – лобовое стекло, подумал он, защитит глаза от ультрафиолетового излучения бомбы, но не скроет видимую часть взрыва.

Ему было очень интересно, верны ли их расчеты, взорвется ли бомба?

Белая вспышка ослепила Ричарда. Успех!

Инстинктивно он отвернулся. Но, куда бы он ни направлял взгляд, он видел только фиолетовое пятно, даже с закрытыми глазами. Фейнман не стал паниковать, убедил себя, что это временный следовой образ. Поэтому он открыл глаза и обнаружил желтый шар, растущий вдали, словно над равниной всходило второе солнце.

Расширяясь, шар постепенно менял цвет в сторону оранжевого, а потом стало ясно, что он покоится на ножке из черного дыма, напоминая исполинский гриб. Все это время внутренний «комментатор» давал Ричарду подробный пошаговый отчет о том, какие физические законы определяют каждую ступень процесса.

И последним до Фейнмана докатился грохот, но ведь звук путешествует намного медленнее света. Для расстояния в двадцать миль разница составила полторы минуты.

Несколькими неделями позже, когда бомбы сбросили на Японию, он не ощутил ни ужаса, ни угрызений. Их затмило облегчение от того, что война закончится. Поэтому, столкнувшись в лаборатории с Уилсоном, некогда заманившим Фейнмана в проект, он сильно удивился, когда услышал, что тот осуждает зло, которое они выпустили в мир.

Почему Боб, гадал Ричард, решил отречься от собственного ребенка?

Фейнману только много позже стало ясно, какие именно последствия для мира порождает технология, в создании которой он сыграл такую важную роль.

Почему человек, столь умный и чувствительный, как Ричард, поначалу не ощутил никаких эмоций по поводу ядерных взрывов и их чудовищной разрушительной силы? Возможно, причиной было то, что несколькими неделями ранее все его чувства пожрало огромное горе, ведь любовь его жизни ушла навсегда, и сердце его стало таким же жестким, как пустыня Хорнада дель Муэрто.

В середине июня Фейнману позвонил отец Арлайн, он только что посетил ее и решил сообщить зятю, что девушка в тяжелом состоянии. Ричард позаимствовал машину Фукса и со всех ног бросился в Альбукерке, сражаясь по дороге с «лысыми» шинами. Когда он приехал, его жена едва дышала и находилась на грани потери сознания.

Смерть забрала Арлайн 16 июня.

Все это время Фейнман оставался удивительно спокойным, мозг говорил ему, что умирание – естественный биологический процесс. Он и Путци так много веселились вместе, даже когда она чувствовала себя не очень хорошо. Длился бы их брак десятилетиями или ограничился бы несколькими годами, конец был бы один.

Фейнман заметил, что настенные часы в комнате Айрлин странным образом остановились в момент ее смерти: 21:21. В самом ли деле встало время, когда она ушла? Конечно, нет. Вечно дымящаяся ментальная машина, скрытая в его голове, предложила лучшее объяснение: часы были сломаны, и медсестра пыталась их завести после того, как все произошло46.

Часы, отмерявшие эмоциональную жизнь Фейнмана, тоже остановились, хотя он понял это не сразу. Для товарищей в Лос-Аламосе он остался тем же беззаботным типом. Равнодушно он проследил за тем, как взорвалась «Тринити», безразлично воспринял новость о том, что бомбы упали на Японию, и даже отпраздновал вместе с остальными.

Но постепенно Ричард начал замечать: что-то идет не так, нечто важное исчезло, его тело и мозг функционировали словно на автопилоте, центральный процессор не действовал, а на выходе получалась бессмыслица. Где найти механика, способного починить такую поломку, сделать так, чтобы часы пошли снова?