День 148

Вчера не дописал то, что хотел. На чувствах. Причём чувства-то — на пустом месте. Психика шалит. Ещё видения эти. Хорошо хоть сегодня без них обошлось. Ну то есть как обошлось: что-то снилось, очень мутное и неприятное. Какое-то подземелье, что-ли. Не помню, что я там делал, но чувство осталось тяжёлое.

Позавтракал банановым тортом, запил чаем с молоком. Ничего так сочетание. Странно даже, что раньше не пробовал. Зря, очень зря.

Потом музыку послушал. Конкретно — Ируму. Так себе, пошленько. Непонятно, почему он до нашего времени дожил. Хотя нет, понятно — его темы в "Дочерях Огня" финалом каждой сери шли. Опять же, сериал дурацкий, но что-то в нём такое есть. Эпоха, наверное. Когда такие товарищи, как академик Окада, или тот же Павел Дуров, встречались в живой природе. Не хотел бы я тогда жить, нет. А вот посмотреть — да, это пожалуйста.

Ну да делу время, потехе час, как выражается Славин в таких случаях. У нас там Антон Малышев, наконец, задвигался. Вот им и займёмся.

Что ещё делал Румата в эти три дня? Судя по описанию в книге и смутным следам в голове Антона, он потратил как минимум сутки на грандиозную пьянку. Кончившуюся каким-то совсем позорным — с точки зрения самого Малышева — эпизодом. Который у него в книжке заместился аж двумя воспоминаниями: с Кирой и с доной Оканой.

Ох, теперь ещё про эту самую дону. Ну тут я быстро уложусь. По крайней мере, попробую.

Эпизод с доной Оканой имел место где-то месяца за четыре до начала событий. Дон Рэба завёл себе очередную пассию — некую дону Окану. Как и во всех прочих случаях, она была нужна ему не для постельных утех. Этим он вообще мало интересовался. Просто факт наличия официальной фаворитки избавлял от кучи мелких проблем. Например, от разговорчиков, что он извращенец — и от тех, кто был бы не прочь этим воспользоваться. Кроме того, через любовницу было удобно сливать дезинформацию и запускать слухи.

Обычно любовница задерживалась у дона Рэбы месяца на три, максимум на полгода. Не потому, что они его чем-то не устраивали, а из светских соображений: менять их реже считалось при дворе небонтонным. Замена пассии обычно происходила без особой помпы: отправленная в отставку дама обычно получала какого-нибудь мужа, прощальный подарочек в виде деревеньки-другой, а также оставляла за собой заработанное во время фавора и получала право в случае крайней необходимости  — но именно крайней — обращаться с просьбами и мольбами. Исключением стала дона Окана, которую запытали в Весёлой Башне. Более того: после доны Оканы дон Рэба официальных любовниц не заводил. И неофициальных — тоже.

Причиной такому неожиданному повороту была страсть. К дону Рэбе, ага.

В книге Антона дон Рэба был изображён безо всякой симпатии. Даже внешне. Если верить тексту — какой-то совершенно бесцветный человечишко. Правда, уродом Малышев его представить не пытается. Зато в фильме он выглядит имено что уродом, очень толстым, лысым и неопрятным.

Но в отёчного толстяка дон Рэба превратился за последние полгода своего правления, по довольно печальной причине: . А до того он был вполне себе мужчиной, кавалером, по арканарским меркам выглядящим очень даже недурственно. Хотя и не во вкусе Антона, который мужчин этого типа не переваривал. Зато дамам Рэба, в общем, нравился. К тому же у него была власть, а это в глазах местных красоток сразу давало мужчине огромный бонус. Не в смысле сознательного расчёта, а именно что в глазах. На несознательном уровне. Ну как у нас герои-звездолётчики, например.

Короче говоря, дона Окана очаровалась доном Рэбой. И чувств своих не скрывала. Причём не скрывала достаточно долго и успешно, чтобы при очередной смене фавориток напроситься на вакантное место.

Это была ошибка. Причём с обеих сторон.

Роковым недостатком доны Оканы оказалась чрезмерная чувственность. Вообще-то любовница высокопоставленного лица должна оказывать услуги исключительно по требованию, и делать ровно то, что нужно. Такие вещи понимала любая девка из портового борделя. Но дона Окана, к сожалению,  не имела опыта работы в подобном заведении. Она была провинциальная дона, и, попав в постель к блестящему столичному кавалеру, жаждала внимания. К своей душе и к телу тоже. Каковое дон Рэба оказывал ей, как она полагала, в совершенно недостаточном количестве. Что приводило к скандалам, слезам, сценам ревности и так далее. И только прямая и недвусмысленная угроза немедленного удаления от двора её немного вразумила.

Тогда она попыталась разжечь в доне Рэбе ревность, окружив себя молодыми гвардейцами. Само по себе это дона Рэбу мало волновало, но тут выяснилось, что у благородной доны, помимо глупости и развратности, есть ещё один недостаток: хвастливость. Хвастала она в основном причастностью к государственным тайнам. Поскольку же её любовник делился с ней информацией крайне скупо, она охотно выдумывала всякую чушь. Иногда это бывало смешно, а иногда и не очень. Например, однажды она пустила сплетню, что её сиятельный любовник спит в панцире и готовится к новому походу на Ирукан. Это вызвало настоящую панику при дворе. Слухи дошли и до Ирукана — и повредили сложной дипломатической игре, которую вёл король. Это вызвало высочайшее неудовольствие. Дон Рэба поговорил с доной Оканой серьёзно. Пригрозив ей, что, если она ещё раз распустит язык без позволения, то кончит свои дни в Весёлой Башне, где всё по-настоящему.

Благородный дон Румата попался на глаза доне Окане как раз после этого разговора. Дона была раздражена, обижена и хотела отомстить любимому за холодность и грубость. Антон, со своей стороны, решился всё-таки доказать себе, что он, в сущности, нормальный мужчина. Кроме того, у доны Оканы сложилась-таки репутация, что она "много знает" — и охотно информацией делится.

Разумеется, ничего хорошего из этого не вышло. Несмотря на серьёзную дозу возбуждающих препаратов, Малышев так и не смог себя заставить лечь с женщиной. Видимо, потому, что дона Окана была уж очень женщиной. Ну то есть — самкой.

Дона Окана была, мягко говоря, не в восторге. Впрочем, она бы скоро утешилась.  Если бы в тот же самый день не оказалась в Весёлой Башне. Нет, не за болтовню, а по куда более существенной причине: личный повар дона Рэбы заметил, как она пыталась подлить в мясной соус, предназначенный для первого министра, какую-то жидкость.

Под пытками дона Окана призналась, что это было приворотное зелье, купленное у местной ворожеи, и что она подливала его в соус уже не первый раз. Ворожея клялась святой Барой, что средство верное и безопасное, и привязывает мужчину намертво.

Ворожею отыскали в тот же день и препроводили в то же место. Та во всём созналась и даже сообщила рецепт зелья. В него входила сушёная кровь крота, слюна летучей мыши, а также отвар из каких-то местных мух, содержащих яд, в малых дозах действующий как афродизиак. В связях с врагами короны по ту и эту сторону границы обе женщины не сознались даже при смерти. Видимо, таковых связей и впрямь не было. Так что дону Окану не стали мучить дальше, а тихо прикончили. Записав для порядка в ируканские шпионки.

Новую пассию дон Рэба заводить не стал: план вступил в решающую фазу, отвлекаться было некогда.

Что касается подробностей о приворотном зелье, то их выяснил, как ни странно, Павел Бунге. Один из допросчиков в Весёлой Башне и в самом деле был ируканским шпионом. Платили ему сдельно, так что поток информации не иссякал. Бунге имел к ней доступ — и поэтому иногда узнавал всякие интересные вещи, в самом Арканаре ведомые очень узкому кругу.

Но Антон ничего этого не знал. И принял смерть доны Оканы как-то очень близко к сердцу. Если верить книге, он даже решил, что её убили из-за него.

Во дурак-то.