День 113

Весь день читал инструкции. Вроде бы разобрался. Оказывается, ничего сложного. Это я сам себя перемудрил. Просто кнопки обычного выхода находятся возле самого люка. А чтобы до него добраться, нужно отключить гравик. Но сегодня уже не пойду, неохота.

Слушал Шопена. Особенно второй концерт для фортепиано с оркестром пошёл хорошо. Слушал и представлял себе второй комконовский орбитальный блок, где у меня техника и артефакты складированы. Не то чтобы прослезился, это я не умею. Но хочется. И какое-то щемящее чувство в груди.

Я вот даже задумался. Вот что такое для меня родина? Не в смысле "где родился", а такое место, которое я чувствую своим? Так вот — пожалуй, именно склады. Хотя нет, не родина. Царство, что-ли? Или хозяйство? Ну в общем — место, в котором всё создано мной и я там всё могу. Хотя этокомконовское имущество. А всё-таки моё. Я там каждый угол знаю.

Вот у некоторых такое хозяйство расположено внутри головы. Например, у настоящих учёных. Там, в голове, они всё знают и всё могут. А внешний мир — так, слегка отсвечивает. Люди тоже. Они где-то там, вовне. И что с ними происходит, не так уж важно. Не в первую очередь, скажем так.

Это я к вопросу о гуманизме, кстати. И о Будахе. К нему и вернёмся.

В своих отчётах Антон-Румата Будаха упоминал довольно часто. Характеризовал он его так: "человек, несомненно, замечательный и настоящий интеллигент, убежденный гуманист и бессребреник". Старшие товарищи, наверное, скептически хмыкали, читая про гуманизм. Потому что понимали: человек, являющийся крупнейшим знатоком ядов, вряд ли страдает избыточным гуманизмом. Хотя бы по той простой причине, что в ту эпоху пополнять свои знания можно было только одним путём. А именно — опытным. И мышками или там собачками в таких вопросах обойтись невозможно.

Будах и не обходился. Он загубил очень много людей. Причём без каких бы то ни было угрызений совести.

Но по порядку. Биография у доктора была довольно любопытная. Начинал он как помощник военного врача-знахаря. В ту пору герцог Ируканский постоянно воевал — то с арканарскими баронами, то с герцогством, то с меднокожими варварвами, которые снова попёрли из-за Хребта. В данном случае воевали с варварами. Они были плохими рукопашниками и скверно владели мечом и копьём, зато умели стрелять из духовых трубок отравленными колючками. Яд действовал очень быстро и в очень небольших концентрациях. Однажды Будах вытаскивал ядовитую иглу из умирающего ируканского солдата и поранился ею сам. Он потерял сознание, но выжил. Более того, у него прошла мышечная судорога. Это его заинтересовало, и он стал проводить опыты с низкоконцентрированным раствором яда. В основном на раненых и умирающих. Из самых лучших побуждений: ему приходилось ассистрировать при операциях, и он хотел облегчить страдания тех, кому отпиливали ногу или руку. То есть использовать яд для общего наркоза и мышечной релаксации. Он убил нескольких раненых, но подобрал нужную концентрацию. А потом разобрался и с рецептурой яда. Для этого ему пришлось соответствующим образом поработать с пленными варварами. Один из них оказался знахарем и выдал секрет — яд вываривали из листьев кустарника определённого вида. Это стало первым, но далеко не последним достижением доктора.

В дальнейшем он не упускал ни единого случая пополнить свои знания. Для этого он шёл буквально на всё. Например, во время процесса над ируканскими ведьмами он выпросил у старого герцога Ируканского место дознавателя. Его интересовали используемые ведьмами зелья. К тому времени он сделал при герцоге неплохую карьеру: он был единственным, кто умел снимать боли в августейших суставах. Для этого он использовал смесь разных ядов. Что не помешало ему помочь тому же герцогу мирно и вовремя отойти в мир иной, всего лишь несколько изменив дозировки. Благодарный сын — который и был заказчиком — даже собирался даровать Будаху дворянство. Но потом решил, что это будет слишком откровенно и восстановит против него двор. Поэтому он предложил доктору самому выбрать себе награду. Будах попросил хорошо оборудованную лабораторию, денег для закупки оборудования и разных веществ. А также поставки подопытных в нужных количествах и защиту от чужого любопытства. Герцог просьбе внял и переселил доктора в свою личную тюрьму. Из подвалов которой он позволил брать столько людей, сколько нужно для опытов. В тюрьме Будах прожил несколько лет, весьма плодотворных с научной точки зрения. Правда, тюремные подвалы он опустошил полностью. При этом его научный аппетит только разгорелся. Так что через какое-то время он расстался с герцогом. Расстался полюбовно, вручив ему в качестве подарка набор противоядий от наиболее популярных отрав. И отправился на поиски более перспективного работодателя.

Он его нашёл — по ту сторону ируканской границы, в Арканаре. Это был некий дон Сатарина по прозвищу Беспощадный — богатейший имперский аристократ, доживший до преклонных лет и слегка свихнувшийся от старости и многочисленных болезней. Ему требовался личный врач и опытный допросчик: престарелый дон никому не доверял и очень боялся покушения. В связи с чем его фамильные тюремные подвалы всегда были полны людей, показавшихся подозрительными. От близких слуг, заподозренных в измене, до случайных людей, схваченных во владениях дона вблизи ируканской границы: старик пребывал в родовой вражде с герцогами Ируканскими... Так или иначе, Будах отлично справлялся. Что касается врачебства, то дон Сатарина прожил более ста лет. Несмотря на хронический холецистит и камни в почках: их Будах смог растворить раскислительной смесью собственного изобретения. По поводу второго занятия рассказывали, что Будах однажды заставил говорить немого от рождения. Применив какой-то отвар, усиливающий болевую чувствительность. Взамен он получил у дона Сатарины ровно то же самое, что и у герцога: хорошие условия и материал для опытов. Когда доктор испытывал какое-нибудь новое противоядие, слуги не успевали вывозить трупы.

Нет, Будах не был ни садистом, ни мизантропом. Это был фанатик познания — наподобие того же академика Окада. Впрочем, в отличие от последнего он считал человеческую природу неизменной и не мечтал переделать людей. Единственным способом облегчить человеческую участь он считал распространение полезных знаний. Себя он искренне считал благодетелем человечества. Как он сам написал в предисловии к своему знаменитому трактату "О травах и иных злаках, таинственно могущих служить причиною скорби, радости и успокоения" — "изложенные здесь сведения, собранные и добытые мною с большим трудом, да послужат к уменьшению и облегчению страданий людей в этом поколении и в будущем". В трактате и в самом деле излагались очень полезные вещи. Например, рецепты мазей, утишающих боль от ран и ожогов. Средства для купирования болевых приступов при разных болезнях. И даже что-то вроде общей анестезии.

Да, ещё. Доктор был не то чтобы аскетом, но довольно скромен в потребностях. Он не ел мяса, ходил в простой тёмной одежде без украшений, а постельные дела считал достойными животных. Хотя поговаривали, что в весьма почтенном возрасте он совершил соитие в присутствии герцога Ируканского. Якобы тот заказал доктору возбуждающее средство, а потом решил проверить на нём же его действие. Левин, изучавший материалы по Будаху, пришёл к выводу, что это легенда.

Единственной слабостью доктора было коричневое эсторское вино. Но и здесь он соблюдал сугубую умеренность и никогда не позволял себе лишнего, так как считал опьянение впадением в свинство. Что касается денег, то через него проходили немалые суммы. Но он их тратил в основном на редкие рукописи, а также вещества и травы. А излишки складировал у финансистов Святого Ордена. На чёрный день и пожарный случай.

От дона Сатарины Будах сбежал, когда у того начала окончательно ехать крыша. А именно — под конец жизни он всё чаще выражал желание покаяться в многочисленных грехах, отпустить пленников и облегчить свою совесть какими-нибудь добрыми делами. Зная нравы правителей, Будах решил, что он в лучшем случае лишится лаборатории и подопытных, а в худшем — головы. Свою голову Будах ценил очень высоко. Поэтому он предпочёл тихо покинуть его владения. С собой он взял только мешок с книгами и рукописями. С ним он и вернулся в родной Ирукан. Герцог встретил его милостиво и немедленно предложил ему работу по специальности. Доктор принял предложение частично — то есть согласился пользовать герцога от недугов, но и только. Судя по всему, он решил написать новое сочинение, а это требовало сосредоточенности и покоя.

Антон положил глаз на доктора Будаха, когда начал реализовывать свой проект университета в метрополии. Вышел он на него через старшего постельничего герцога Ируканского дона Гуга, он же Павел Бунге из Группы Наблюдателей. Будах капризничал, никуда не хотел ехать, во всяком случае — прежде чем закончит новое сочинение. Антон злился, предлагал выгодные условия, сулил деньги и условия для работы. Понимал ли он некоторую специфику таковых? Теперь узнать неоткуда. Левин предполагал, что да, понимал. Может быть, даже планировал перевести неуёмную жажду познания доктора Будаха в более человечное, что-ли, русло. Во всяком случае, Сноубридж вроде бы нашёл в мозгах Антона какие-то следы подобных намерений. Левин в этом сомневался. Хотя, конечно, теперь-то кто разберёт.

В конце концов Румата и Будах договорились. Судя по всему — о переправке доктора в метрополию на полный пансион. Где уже проживали несколько вытащенных Руматой книгочеев — тот же Багир Киссэнский, например. А также Цурэн Правдивый — тот самый, сплагиативший у Руматы его перевод Шекспира: его тоже пришлось вызволять. И ещё с полдюжины интересных людей. Для начала немного, но с Будахом этот коллективчик уже мог претендовать на костяк будущего вуза.

Но как раз в этот момент доктору сделали предложение, от которого он уже не мог отказаться. Составить очень специальное зелье для Его Величества Пица Шестого.

Возможно, Будах отказался бы, будь у него выбор. Но выбора ему не оставили. То есть просто схватили — уже на территории Арканара. По дороге объяснив, что требуется. И что с ним сделают, если что-то пойдёт не так.

Антон-Румата, разумеется, всего этого не знал. Он потратил немало времени на пустое ожидание, пока не понял, что доктор похищен.