3

3

Из всех представлений, связанных с техническим прогрессом, кажется, наиболее прочно укоренилось в умах представление о том, что технический прогресс порождает богатство. Найдется ли кто-нибудь, кто бы еще сомневался, что промышленность способствует росту благосостояния, которое все увеличивается по мере ее развития благодаря техническому прогрессу? В этом не сомневается никто, разве что кроме тех, кто на свою беду очутился в условиях неблагоприятной конъюнктуры, которая под корень подрубила его оптимистические ожидания. Очевидно, такие представления поддерживаются при определенной исторической и экономической ситуации, которая способствует возникновению подобного взгляда на вещи; порой складывается такая благоприятная конъюнктура, которая как бы служит ему наглядным подтверждением. Именно такая конъюнктура, причем в ее самом выгодном варианте, сложилась для некоторых европейских народов вследствие того, что они опередили всех других в деле развития техники; эта выгодная конъюнктура, основанная на монопольном положении, не могла сохраняться вечно и постепенно сходила на нет, по мере того как техническая мысль все шире распространялась по всему миру. Для конъюнктуры такого рода всегда характерно эксплуатирование выгодной ситуации.

Понятие конъюнктуры, то есть сочетания широкого спектра экономических показателей и фактов, изменение которых влечет за собой изменение предложения и спроса, цен и условий труда, обратило на себя пристальное внимание лишь начиная с XIX века. Тогда повсеместно стали появляться люди, умеющие извлекать пользу из благоприятной или неблагоприятной конъюнктуры, этих ловкачей так и называли конъюнктурщиками. Колебания конъюнктуры, разумеется в неблагоприятную сторону, социалисты ставят в упрек капитализму, благоприятная же конъюнктура ни у кого не вызывает нареканий. Неблагоприятная конъюнктура подталкивает к идее плановой экономики, не подверженной конъюнктурным колебаниям. Возможно, это относится и к благоприятной конъюнктуре, поскольку исторический риск, заложенный в экономической деятельности, подобен атмосферным явлениям, влияние которых сказывается и в южных странах. В технической сфере влияние конъюнктуры сходит на нет при минимальном количестве подлежащих распределению продуктов, фиксированных ценах и всеобщей трудовой повинности. Чем ярче выражена нищета плановой экономики, тем слабее в ней действует влияние конъюнктуры и тем сильнее оно проявляется в теневой экономике, бурное развитие которой неизменно сопровождает плановое хозяйство. Естественно, что там, где все имеется в достатке, не нужны никакие планы, но про нынешнее положение этого никак не скажешь. К этому вопросу мы еще вернемся в дальнейшем.

Так что же такое богатство? Без ответа на этот вопрос нельзя разобраться в сути дела. В представлениях о богатстве царит полная путаница, проистекающая из подмены и смешения разных понятий. Люди, отвергающие онтологию как нечто вздорное, не признают, что понятие богатства можно толковать двояко, понимая его либо как бытие, либо как обладание. Однако с этого-то и нужно начинать. Если я понимаю богатство как бытие, то следовательно я буду богат не потому, что я многим обладаю, напротив, всякое обладание зависит от моего богатого бытия. В этом случае богатство не есть нечто такое, что невесть откуда вдруг свалилось на человека и точно так же может вдруг улетучиться, богатство присуще ему как данность и, в общем, не зависит от его воли или усилий. Это богатство исконное, оно есть некий избыток свободы, искра которой заметна в отдельных людях. Богатство и свобода неразрывно связаны друг с другом, связаны так тесно, что я берусь определить величину любого рода богатства мерой присущей ему свободы. В этом смысле богатство может быть тождественно нищете, то есть богатое бытие может быть у человека неимущего, не обладающего никаким достоянием. Ничто иное не имеет в виду Гомер, именуя нищего — царем.{7} И только таким богатством, которое свойственно мне бытийственно, я могу распоряжаться по своей воле, только им я могу наслаждаться в полной мере. Ведь если понимать богатство как обладание, то способность наслаждаться им не составляет его неотъемлемого свойства и, следовательно, может отсутствовать, как это и бывает чаще всего в действительности. Богатство, которое представляет собой отличительную особенность избранных индивидов, обладает и свойством прочности, оно не зависит от игры случая и переменчивых обстоятельств. Оно прочно и стабильно, как клады, характерный признак которых заключается в том, что они хранятся в неприкосновенности и не оскудевают от времени. Если богатство основано на обладании, то оно в любой момент может быть у меня отнято. Большинство людей полагает, что богатство образуется путем обогащения. Заблуждение, разделяемое всей чернью на свете! Обогащаться может лишь бедность. Аналогично богатству, понятие бедности заключается либо в небытии, либо в необладании. В том случае, если бедность состоит в небытии, ее нельзя отождествлять с богатством которое заключается в бытии. Если же бедность означает необладание, она может быть тождественна богатству в том случае, когда необладание сочетается с богатым бытием.

В индогерманских языках богатство понимается в смысле сущности. В немецком языке прилагательное reich («богатый») и существительное Reich («империя, царство») — слова одного корня. Прилагательное reich, как это явствует из латинского regius, означает не что иное, как «могущественный, благородный, царственный». Существительное же Reich соответствует латинскому rex, санскритскому rajan, которые означают «царь». Таким образом, богатство есть не что иное, как царственное могущество человека-властелина. Хотя это первоначальное значение скрыто последующими наслоениями и не проявляется в экономических текстах, где богатство понимается как обладание имуществом, тот, кто ощущает проблеск глубинного смысла, отражающего истинное содержание, никогда не примет этого расхожего вульгарного толкования. Денежное богатство, обладание деньгами, ничтожно, когда оно попадает в руки бедности, понимаемой как небытие. Верным признаком богатства является то, что оно, словно Нил, изливает вокруг себя изобилие. В человеке оно проявляется в царственной щедрости, которая золотыми жилами пронизывает все его существо. Прирожденные проедатели, то есть законченные потребители, не способны создавать богатства.

Однако оставим эти бесполезные разговоры, которые все равно не будут никем услышаны и не насытят ни одного голодного. Голодных и в наши дни предостаточно. Могу ли я стать богатым при помощи своего труда или каким-либо иным способом? Стать богатым благодаря труду сложно, однако если повезет, то такая возможность не исключена. Я могу стать богатым, если понимаю богатство как обладание. То, чем я сейчас не обладаю, я могу приобрести впоследствии, то, чем я сейчас не обладаю, я мог иметь в прошлом. Самое проницательное определение богатства, понимаемого как обладание, принадлежит Аристотелю, который говорит, что богатство состоит в совокупности орудий. Примечательно, что он дает богатству не экономическое, а техническое определение.

Так как же, если вернуться к нашей теме, обстоит дело с техникой? Тождественна ли она совокупности орудий? Она, действительно, не страдает от недостатка орудий, хотя и не в том смысле, в каком употребил это слово в своем определении Аристотель, поскольку он под орудиями не подразумевал машинную технику и аппаратуру. В своем определении он опирается на представление о ремеслах, и орудия у него — это орудия ремесленного труда. Однако это определение применимо и в наше время, поскольку даже самый замечательный автомат невозможно представить себе без работы человеческих рук. Да и что такое техника, как не особая рационализация трудовых процессов, которые раньше производились вручную при помощи орудий? Но где это видано, чтобы рационализация создавала богатство? Разве она представляет собой некий признак богатства? Разве рационализация порождается изобилием — тем изобилием, к которому она стремится как к своей конечной цели, и не является ли она, напротив, испытанным методом, который регулярно находит применение там, где возникает нехватка и нужда? Когда трудящийся человек начинает придумывать, как бы ему рационализировать трудовой процесс? Тогда, когда он хочет уменьшить трудовые затраты, когда он вынужден пойти на такую экономию, когда он видит, что может производить свою продукцию более легким, быстрым и дешевым способом. Но каким же образом из стремления удешевить продукцию может возникнуть богатство? Ответ гласит, что это происходит благодаря повышению производительности труда и увеличению количества производимых благ. Но почему возникает такая необходимость? Потому ли, что все нужное имеется в изобилии, или потому, что обнаружилась нехватка? Если бы этот метод действовал так безошибочно и давал такой надежный результат, разве не должны были бы мы, потомки многих и многих трудившихся до нас поколений, буквально купаться в богатстве? Если бы мы могли разбогатеть благодаря рационализации трудовых процессов, увеличению производства, росту производительности, то давно бы уже стали богатыми, так как количество выполняемой нами механической и ручной работы неуклонно растет. В таком случае признаки богатства были бы повсеместно заметны. Однако ничего подобного не происходит. И совершенно ясно, что все разговоры о рационализации производства остаются пустой болтовней, если не учитывать растущее потребление, которое и является главной пружиной всего этого процесса. В экономике никто не начинает что бы то ни было производить, пока у него не возникает предположение, что в этом существует потребность. Однажды приняв решение, производитель сам несет ответственность за последствия своего начинания. Тот факт, что технический прогресс служит обогащению тонкого и не слишком симпатичного слоя промышленников, предпринимателей, изобретателей и функционеров, еще не позволяет сделать вывод, что он порождает богатство. Было бы глубоко ошибочно предположить, будто техника создана людьми особенного, царственного склада, или приписывать ученым, исследователям, изобретателям альтруистическую щедрость. Они этим не отличаются, их знания не имеют никакого отношения к богатству. Впрочем, и с наукой не все еще ясно; предстоит разобраться, не является ли сложившаяся система дисциплин лишь отражением все возрастающего разделения труда, то есть установить, какую роль в этом играет процесс рационализации.

Увеличение производства и повышение производительности труда не может создавать богатства, так как они вызваны нуждой и появились как средство для удовлетворения повышенного спроса. Каждый акт рационализации совершается как ответ на какие-то нужды. Причина становления и развития сложной структуры технической аппаратуры лежит не только в стремлении техники усовершенствовать свое господство, но также и в переживаемых трудностях. Поэтому в условиях нашей техники для человека характерно состояние пауперизма. Никакие усилия техники не могут его преодолеть; пауперизм — явление, изначально присущее технике, он всегда сопровождал ее развитие и будет сопровождать его до конца. Пауперизм обручен с веком технического прогресса и всюду следует за ним в лице пролетариата, человека без кола без двора, который не владеет ничем, кроме своей рабочей силы, будучи неразлучно связанным с техническим прогрессом. Поэтому не имеет значения, в чьих руках — капиталиста или пролетариата — находится технический аппарат или им непосредственно управляет государство. Пауперизм сохраняется при всех условиях, поскольку он соответствует самой сути вещей, поскольку он неизбежно порождается рационализмом технического мышления. Благоприятная конъюнктура может его ослабить, неблагоприятная доводит до крайней степени тяжести. Что касается бедности, то она всегда была и всегда будет существовать по той причине, что бедность, которая по определению представляет собой небытие, неизменна и неустранима в своем существовании. Но бедность, сопряженная с техническим прогрессом, имеет характерные особенности. И с этой бедностью нельзя справиться никакими средствами рационального мышления, даже при самой рациональной организации труда.