35

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

35

Откуда берется пьянящий восторг, охватывающий человека при движении с максимально высокой скоростью или при подъеме на недосягаемую прежде высоту? Что значит это упоение автомобилиста или летчика, которое пришло на смену былому упоению странствием и восхождением на горные вершины? И в чем кроется секрет громкого ликования, которым люди в век техники встречают всевозможные рекорды? Его не объяснишь, пока не поймешь, что дело тут в неутоленных желаниях людей, отлично сознающих свои средства и цели в стремлении к власти и самореализации. Мудрый китаец, преисполненный конфуцианских представлений о гармонии — предположим, что есть еще такие китайцы, — наверное, усмехнулся бы, услышав это варварское ликование и нашел бы чувства собравшейся толпы, которая переживает очередной рекорд как некую мистерию, нелепыми и грубыми. Совершенно понятно и не вызывает ни малейших сомнений, что именно люди так дружно приветствуют. Победу динамики! Они празднуют ее как свою собственную. Моторика механического движения и преодоление стихийного сопротивления повышают их жизненный тонус и вызывают восторг. Громкое одобрение, сопровождающее каждый новый рекорд, выражает радость по поводу сломленного сопротивления, радость по поводу новой победы, одержанной технической аппаратурой над стихийными силами природы.

Для того чтобы понять восхищение, которое техника вызывает в массах, следует учесть, что масса как социальный феномен развивается рука об руку с техническим прогрессом и что они взаимно обусловливают друг друга. Технический прогресс мощнее всего представлен там, где дальше зашел процесс образования такой массы. Эта формула сохраняет свое значение при перестановке членов. Однако споры о том, что чему предшествовало и было ли появление массы следствием технического прогресса, то есть результатом какого-то планирования и направленного воздействия на человека и его работу, или, напротив, технический прогресс возник вследствие появления масс, бесполезны как переливание из пустого в порожнее. Следует остерегаться привычки везде выискивать причины и следствия, ограничивая усилия разума установлением механической каузальной связи. Такого рода рациональное объяснение представляет собой грубо упрощенный способ мышления, и в первую очередь этим грешит наука. Однако для понимания тех связей между явлениями, которые нас сейчас интересуют, этого подхода недостаточно. Здесь требуется иной подход и не те методы, которыми пользуется наука и техника. Мы не должны забывать, что отношения между явлениями могут носить другой характер — характер соответствования или соотнесенности и что одновременность как таковая также представляет собой явление, достойное внимания, хотя она не может быть объяснена каузальным способом. Технический прогресс и появление масс — явления одновременные, которые теснейшим образом соотносятся друг с другом. Одно невозможно отделить от другого. Масса не оказывает сопротивления техническому совершенствованию, а, напротив, идет ему навстречу, она послушно внедряется в автоматизированный рабочий процесс. Для Техника она представляет собой самый удобный, самый пластичный материал, без которого его рабочие планы были бы вообще неосуществимы. Массой она является, поскольку пассивна, механически подвижна и легко поддается организующему воздействию. Масса всегда существовала только в крупных городах, как бы широко не распространялось по всей стране массовое мышление, но только в крупных городах создавались условия, в которых образуется масса. Для массы характерны такие признаки, как искусственность существования, зависящего от пополнения извне: и возникновение, и упадок массы зависят от внешних условий, искусственной стимуляции; у массы отсутствует способность восполнять потери из собственной жизненной субстанции, ее отличает рост потребления, которое становится все более ненасытным по мере ее дальнейшего развития.

С понятием массы мы связываем представления о тяжести, давящем гнете и зависимости. Такое представление оправданно, однако не следует упускать из вида, что на высоком уровне развития массе свойственна быстрая, переменчивая подвижность, а главное, механический автоматизм, который особенно наглядно наблюдается в крупных городах. Все возрастающая зависимость массы от рациональной организации, которая административно и экономически управляет всеми ее функциями, также находит свое отражение в движении массы. Так механическое движение транспорта, которое контролируется Техником, вынуждает человека приспосабливаться к автоматизму механических правил дорожного движения. Эти правила движения предоставляют одинаково мало свободы и произвольного выбора как транспорту, так и простому пешеходу. Если вместо неподвижной дорожной полосы вообразить механически движущуюся ленту, на которой передвигаются люди, то мы получим более ясное представление об этом процессе. Однако эскалатор, электрический лифт и вообще любое автоматическое транспортное средство, с помощью которого передвигаются люди, тоже позволяет составить ясное понятие о сути дела. Понаблюдав за прохожими на более или менее оживленной улице, мы тотчас же заметим проявление механического начала, которое управляет их движениями, — оно чувствуется в походке, осанке людей и позволяет разглядеть, насколько машинальной стала их жизнь.

Из многообразия средств передвижения можно также сделать вывод о том, что человек приобрел свойство перемещаться, причем с совершенно неожиданной скоростью. Самым наглядным подтверждением этого факта служит развитие дорожного движения и транспортных средств. Значительность же этого процесса проявляется во всех областях. Говоря, что человек стал перемещаемым, мы подчеркиваем тем самым пассивность этого свойства, его зависимость, в противоположность тому движению, для которого характерна активность и инициатива. Этот процесс можно сформулировать так: скорость перемещения человека возрастает в той же степени, в какой техника приближается к своему совершенству. Без этого свойства был бы невозможен технический прогресс.

Человек стал мобилен, более мобилен, чем когда бы то ни было. Эта мобильность — признак дальнейшего развития массовости, составляющей единое целое с техническим прогрессом. Ведь один из признаков техники — освобождение человека от всех связей, не имеющих рационального характера, и подчинение его рациональным отношениям. Возрастающая мобильность человека связана с развитием организации и аппаратуры, поскольку в этих условиях повышается его пассивная подвижность. В равной степени возрастает и духовная податливость, то есть подверженность идеологическим воздействиям.

Восприимчивость целых слоев населения к идеологическим влияниям и вытекающая из этого свойства власть идеологов являются особенностями массы. Идеология представляет собой обобщенную, вульгаризированную форму веры и знания, и как таковой ей в меру ее действенности присуще свойство перемещаемости. Для достижения своих целей Техник вообще не нуждается в идеологии, поскольку он владеет инструментами власти, позволяющими ему обходиться без нее. Но именно по той причине, что Техник не занимается ничем, что выходило бы за пределы его сферы, претендуя в то же время на универсальную власть, идеология охотно заключает союз с техникой, как бы заполняя собой пустующие ниши. В союзе с техникой идеология заимствует у нее громадные силы и направляет весь запас энергии, накопленный благодаря организации и аппаратуре, на достижение одной определенной цели. Ее союз с техникой не случаен. Ведь знания Техника так же перемещаемы, как машины, установленные на медных рудниках Катанги или на золотых копях Бразилии. Это знание так же не привязано к личности, как не привязан к ней функциональный труд рабочего. Оно может быть не только приобретено своим трудом, но также похищено, украдено, выведано шпионами, его можно переправить в любую точку земного шара, причем в отличие от вина или чая оно нисколько не пострадает от перевозки, ибо оно внекачественно, это знание не обладает градациями достоинства.[16]

Монопольное положение техники, наблюдающееся на раннем этапе ее развития, существует теперь лишь благодаря опережающему развитию, достигнутому там, где ее раньше начали применять. Но это опережающее развитие невозможно сохранить никакими стараниями (а их в свое время было приложено немало), потому что знание, на котором основана эта монополия, неспособно себя защитить. В ответ на упреки в том, что это знание, мол, напрасно выпустили из рук, позволив овладеть им, например, азиатским народам, следует напомнить, что такое знание нельзя уберечь, потому что оно внекачественно. Для охраны технических достижений, используемых в вооруженных силах, государствам приходится применять особые, нетехнические меры безопасности.[17] Наконец, сам Техник как таковой не заинтересован в засекречивании изобретений и их монополизации — зачем он станет мешать техническому прогрессу, то есть сам себе ставить палки в колеса?

Поскольку техническое знание само себя не оберегает, оно нуждается в правовой защите, которую ему гарантирует патент, охраняющий тот или иной технический метод и его использование в течение определенного срока или пока это право не будет востребовано. Показательно, что первые Literae patentes, то есть документы о присвоении привилегий, появились в Англии и что именно в Англии впервые было признано патентное право, которого не знали ни античность, ни средневековье. Между авторским и изобретательским правом имеется заметное различие, установленное юристами. Условием охраны авторского права является наличие определенным образом оформленного правого блага,{91} в то время как изобретательское право защищает идею как таковую, без определенного оформления, при условии ее технической применимости. Признаком же всякого знания, обладающего качественным достоинством, является его самозащищенность, которая проявляется не только потенциально, но и актуально при каждом акте его возникновения.