18

Машинной технике, которая окружает рабочего, не свойственно защищать человека. Напротив, с каждым шагом ее развития обнаруживаются все новые закономерности, несущие в себе угрозу для человека и причиняющие ему вред. Машина — не друг рабочего; рабочий не может установить с ней дружеские отношения. Невозможно представить себе машину, которая не была бы основана на принудительном использовании механических природных сил. Применяемое к ним принуждение направлено на достижение определенного эффекта, и этот эффект достигается насильственными и хитроумными методами. От машины требуются движения, получаемые в результате взаимодействия парных элементов в виде шестеренок, винтов, цилиндров и призм, которые ограничивают движение машины соответственно требованиям целесообразности. Тут все построено на искусственно создаваемом антагонизме. Работа, основанная на преодолении сопротивления, — неотъемлемый признак машины; это главный принцип ее устройства и функционирования. Действию природных сил в машине предшествует насильственное преодоление. Естественные силы сопротивления, которые противодействуют требуемому рабочему эффекту, — сила сцепления, трения, сопротивления воздуха и т. д., — а также и побочные силы сопротивления, являются, как и вся конструкция машины, выражением насильственного характера применяемого метода; заключенные в сборном механизме силы природы лишь нехотя уступают принуждению. Эти сопротивляющиеся силы невозможно ни выключить, ни устранить; они всегда сохраняются как непрекращающийся протест, постоянно сопровождающий процесс работы, затрудняя и удорожая его стоимость. Кроме того, к полезной работе всегда присоединяется еще и добавочная. Добавочная работа возникает как дополнительная нагрузка к полезной; машина никогда не обеспечивает экономии труда, а только приводит к увеличению его затраты. Любая машина независимо от того, служит она для перемещения или формирования предметов, всегда затрачивает часть своей работы вхолостую. Холостые затраты работы возрастают пропорционально общему объему механизмов. На вопросе о том, почему техническая аппаратура обременительна для природы, мы подробно остановимся в другом месте. Загнанные в узилища железных конструкций силы природы усиливают свое сопротивление, так что требуется постоянный надзор и контроль, чтобы не дать им вырваться из рабства. Одно то, что приходится быть ежеминутно начеку, усиливает тревогу человека и подрывает его уверенность. Почва у него под ногами то и дело дрожит и трясется. Сперва по ней проходит едва ощутимая легкая дрожь, затем она усиливается, чтобы разразиться наконец страшными катаклизмами, превосходящими своей мощью все известные землетрясения. Каждую машину в отдельности можно рассматривать как изолятор. Этим понятием в электротехнике обозначаются тела, не проводящие ток, которые уменьшают потери электричества в электрической цепи. В каждой отдельной машине изолируются силы, и этот насильственный метод на первый взгляд кажется удовлетворительным для достижения поставленных задач и целей. Однако это лишь мнимое впечатление, так как вся техническая организация связана с задачей подавлением этого сопротивления, которую приходится решать постоянно. Если там, где работают изоляторы, то есть в тех местах, где аппаратура соприкасается с землей, все обстоит благополучно, то в области организации труда сполна проявляется тот урон, который аппаратура наносит человеку с тыла, откуда он не ждет нападения. Технические изоляторы не в состоянии предотвратить полной перестройки всей организации труда и даже сами вынуждают к этой перестройке. В числе понятий, которые управляют организацией труда, мы снова встречаемся с аппаратурой. Можно ли представить себе что-то более тревожное и необъяснимое, чем этот процесс? Здесь мы видим постоянно идущую упорную борьбу, сопровождаемую тяжелыми потерями. Мнимый прогресс, который в глазах Техника приносит с собой механический производственный процесс, подобен стремительно распространяющемуся пожару, который оставляет после себя выжженную и бесплодную землю. Закон энтропии справедлив для всего феномена техники в целом. Растрата тепла в технике особенно велика, так как технические методы производства по существу являются принудительными, так как в борьбе с разного рода сопротивлением потери увеличиваются по мере распространения техники. У нас нет причины экстраполировать этот процесс на весь космос в целом, как это делает Томсон в своей гипотезе о наступлении теплового равновесия и тепловой смерти Вселенной. Мы не знаем Вселенную, а следовательно, не можем, как делается в данной гипотезе, рассматривать ее в качестве механизма, который изнашивается, выработав свой ресурс.

Рабочий, труд которого связан с аппаратами, не может не организовываться; хочет он того или не хочет, ему не остается другого выбора. В условиях расширения технической аппаратуры государство не может не оказывать законодательного давления в поддержку организующей тенденции. Процесс организации — это всегда организация труда, он представляет собой механический метод упорядочивания производственных отношений, в которых участвует рабочий, связанный с функционированием технической аппаратуры. Организация не является общественным институтом. Век технического развития обладает повышенной способностью к созданию организаций. Он неспособен создавать институты, зато хорошо овладел искусством организационного преобразования существующих институтов, то есть увязывания их с технической аппаратурой. Технический прогресс не терпит рядом с собой других организаций, кроме тех, которым свойственны черты мобильности, то есть таких, которые бы вполне соответствовали мобилизационной тенденции века техники. Но общественный институт включает в себя — по крайней мере по первоначальному замыслу — качество неизменного существования; он создается как иммобильное учреждение, которому свойственна такая черта, как нерушимая устойчивость, способная выдержать натиск времени. Организации же поставляют технике средства для осуществления ее рабочих планов; и с течением времени все отчетливее можно видеть, что это предназначение является определяющим для их внутренней сущности.

Поскольку таково положение вещей, начало технического века ознаменовано громким протестом рабочего, который обвиняет общество в своей эксплуатации. Рабочий стоит в центре происходящего, так как непосредственно связан с механикой и первым испытывает на себе порождаемую ею зависимость. Он чувствует, что стал жертвой несправедливости. И все обиды рабочего выливаются в одно обвинение: его сделали жертвой эксплуатации; питательной почвой, на которой взрастает организация, создаваемая рабочими, является факт эксплуатации, хищнического использования рабочей силы. Это обвинение в первую очередь направлено против предпринимателя и хозяина частного капитала, который распоряжается техническими и экономическими средствами производства. На исторической арене появился новый класс илотов — связанный с машинной работой пролетариат, не получающий за свой труд достаточного вознаграждения, обделенный в одежде и питании. Хотя эта новая, все увеличивающаяся армия илотов и существует sui juris,{49} не подчиняется никакому господину, который обладал бы по отношению к ним правами Dominium,{50} имея юридическую власть potestas dominiса,{51} и хотя за ними даже признается тройной статус libertatis, civitatis и familiae,{52} которого по римскому праву не могли иметь рабы, однако они находятся под гнетом не менее тяжкой зависимости — зависимости от технической аппаратуры — и, что еще важнее, зависимости от соответствующего мышления, порождающего эту аппаратуру и управляющего ее развитием.

Мышление рабочего представляется как бы расколотым. Оно раскалывается, сталкиваясь с аппаратурой. Одним из выражений расколотости мышления является его восприимчивость к идеологии. Трудно сказать, чем социализм отличается от fata morgana. Для человека, владеющего китайской грамотой, идеограмма китайской письменности обладает определенным смыслом даже тогда, когда он не знает китайского языка. Понять, что же такое социализм, гораздо труднее, потому что в самом этом слове заключена таинственная завлекательная сила, пробуждающая желанные мечты. Поэтому нужно заставлять каждого, кто им пользуется, дать определение этого понятия, причем если он будет говорить об обеспечиваемых каждому человеку гарантиях, об арифметическом равенстве или просто нарисует картину непогрешимой бюрократии, на этом не следует останавливаться. Нужно, чтобы он рассказал о своем понимании того, какое место занимает аппаратура, какова в его представлении организация человеческого труда и какие изменения он намерен в нее вносить. Потому что следует помнить о том, что весь генезис социальной проблематики в том виде, в каком она нам знакома с XIX века, связан с прогрессирующим развитием техники. Вне условий технического прогресса не бывает социализма. Теории общества развиваются на пути, который намечен технической практикой, и все реже выбиваются из этой колеи. В конечной точке они сливаются в тождество. Поскольку объектом устремлений техники является рабочий, то рано или поздно социализм и техника соединяются в единое целое. Тогда оказывается, что социализм означает не что иное, как определенное коллективное поведение, которое требуется от рабочего в мире механического производства. Социализм в этом случае означает такой тип мышления, который добровольно и безоговорочно, со всей убежденностью подхватывает выдвигаемые техникой идеи, направленные на эксплуатацию и хищнические методы хозяйствования, который всемерно их поддерживает и помогает развивать. Опираясь в своем требовании социальной справедливости на технический прогресс, вступая с ним в союз и пытаясь с его помощью добиться их осуществления, этот тип мышления находит в нем могущественного союзника. Однако этот союз представляет собой то, что называется societas leonina;{53} здесь всем заправляет техника и ото всего берет себе львиную долю. Социальная справедливость сводится тогда к приспособлению к механическим закономерностям, которым по воле техники подчиняется человек. Техника создала столь мощные системы оборудования, проработанные и согласованные между собой до мельчайших деталей, что в руках человека сконцентрировалось невиданное доселе материальное могущество. Обладая им, человек уже мечтает так подчинить себе природу, чтобы достичь над нею универсальной власти. Но такая победа, как показывает строение и форма машин, может быть завоевана только на путях вражды и насилия. Только ценою опустошительных сражений, которые ведутся со все большим размахом. Обоюдоострый характер этих методов состоит в том, что объектом из воздействия оказывается человек. Пользуясь ими, человек подрывает основы собственного существования, так как он сам — часть той природы, богатства которой он растрачивает для достижения своих целей. Противник, который не только способен потягаться с этим мышлением, но и в силах его одолеть, уже вступил в поединок. Ибо natura naturans отвечает на стерильное мышление, точный образ которого представляет собой безжизненная пустыня, убивая в человеке все человеческое и унижая его достоинство, нестираемой печатью пошлости. Мышление, озабоченное исключительно планами корыстного потребления, накладывает неизгладимую печать на физиономию своего носителя.