38

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

38

Если в настоящем сочинении усилия техники и рассматриваются с критической точки зрения, то, как явствует хотя бы из средств, используемых в нем, это отнюдь не означает враждебного отношения к человеческому разуму в целом. В замысел этого сочинения не входило ничего похожего на романтическое отрицание техники, которое, если серьезно посмотреть на сложившееся положение, представляет собой не более чем мечты, навеянные путешествием в почтовой карете. Да и живем мы не на островах и не в девственном лесу; там, где мы живем, мы все время находимся в пределах досягаемости технической аппаратуры и организации. С этой дороги уже не свернешь, и остается только пройти ее до конца. Не только уличному пешеходу приходится постоянно быть бдительным, чтобы его не разорвали в клочья машины. Такую, и даже более всеобъемлющую и всепроникающую, бдительность должен проявлять сегодня каждый мыслящий человек, способный ощущать себя не просто колесиком или винтиком гигантской машины.

Настоящее сочинение отнюдь не задумано и как прославление иррационального; заниматься этим могут только те люди, которые не осознали всей опасности нашего положения. Вскоре мы как раз перейдем к тому, чтобы показать, насколько попытки обратить средства сознания против сознания связаны с техническим прогрессом. С такими устремлениями наше исследование не имеет и не желает иметь ничего общего. Однако пришло время, когда перед нами встает вопрос о том, куда ведет человека технический разум — Ratio, — включающий в себя, как уже было показано, пренебрежение всякой рациональностью. Все рациональное подчиняется обязательным ограничениям, оно никогда не может становиться самоцелью. Если бы существовала рационализация ради рационализации, то ничто не препятствовало бы умерщвлению беспомощных людей, больных и стариков, и даже напротив, такие действия диктовались бы при этих условиях как полезные. Тогда считалось бы, что для пользы дела надлежит избавляться от пенсионеров и отставных чиновников и применять на практике безжалостный принцип — «кто не работает, тот не ест». Эти примеры показывают заодно, к чему приводит философия, проповедующая голую пользу. Когда Раскольников убивает старуху-процентщицу, решив, что она совершенно бесполезна в общем плане мироздания, как какой-нибудь вонючий клоп или таракан, он совершает кровавое преступление в припадке крайней гордыни. Будь тогда Раскольников в здравом уме и рассудке, он должен был бы сказать себе, что ничего не знает об общем плане мироздания и что его способности суждения не хватит, чтобы понять, какую задачу в нем выполняет обыкновенная старушонка.

Или возьмем чиновника, выполняющего техническую работу по ведению одной из бесчисленных картотек некоей специальной регистратуры, которая — хотя это может быть и неизвестно самому чиновнику — предназначена для рационализации потребления: этот чиновник легко может вообразить, что в мире царит идеальный порядок на том основании, что он аккуратно ведет свой архив. Это широко распространенное писарское убеждение основано на смешении понятий: проводя жизнь в мире архива, он охотно готов считать таким же архивом весь остальной мир. Мысль по-своему превосходная если бы нам от природы было предназначено питаться бумагой!

Технический разум вызывает своеобразные явления. Техник не способен охватить их в целом, он их не понимает. Он утверждает, что является реалистом, то есть признает «суровую реальность». Но его реализм ограничен одной частной областью — его специальностью в области знания. Создаваемая им видимость «строгой объективности» не может скрыть безграничности его властных устремлений, хотя она и скрывает эксцентричность его планов и конструкций, которые составляют конечную цель его властных устремлений. Выстроенный им аппарат тщательно продуман вплоть до последнего винтика, но на винтике и кончается эта продуманность, так как мысль Техника ни на шаг не выходит за эти пределы. Это всего лишь аппаратура, но такая, которая благодаря своей высочайшей централизации позволяет своему хозяину обращаться и с живыми людьми как с аппаратами. Она дает ему поистине гигантскую власть. Высокому уровню развития техники соответствуют механистические теории человека. Подобно тому как в обиход входят выражения «государственный аппарат», «юридический аппарат», «экономический аппарат», так и все остальное постепенно принимает вид аппаратуры, вся действительность воспринимается как аппарат. Для такого мышления характерна утрата уважения ко всем видам свободы.

Именно это стремление целиком подчинить человека требованиям технической рациональности, утилитарному функционализму, который ничего не оставляет вне сферы своего влияния, постепенно подавляет духовное противостояние человека, его волю к сопротивлению, опирающуюся на более глубокий порядок. Все инстинктивное, темное в человеке, его смутные волевые порывы и путаница мыслей не побеждаются, а только усиливаются. Система организации, которая стремится подмять под себя все, не имеет никаких средств для обуздания этого темного царства. Никакой технический разум не способен остановить нарастание слепой стихийности, напротив, технический разум открывает перед ней дорогу для проникновения и распространения в жизни. При этом на поверхность выходят темные и опасные силы. Автоматизм, который воспитывается в человеке ежедневной муштрой, не просто приучает его к безвольному функционированию и выполнению механических функций, но еще и ломает его внутреннее сопротивление, под маской упорядочивания отнимает всякую самостоятельность, благодаря которой человек может сопротивляться всякого рода хаотическим процессам. Автоматизм дает мощный импульс процессу образования массы. Вся совокупная организованная мощь техники только поддерживает этот процесс. Мы привыкли смотреть на толкового организатора как на человека высшего типа и прославлять изобретателя или врача, создавшего вакцину, как благодетеля человечества. Такая оценка представляется до смешного односторонней, так как в ней отсутствует критика и она способствует пополнению галереи темных личностей, предлагаемых в качестве образца для подражания. Такая оценка упускает из вида, что «заслуга» подобных организаторов зачастую заключается только в уничтожении неорганизованного богатства. Подобно тому как под влиянием механического принуждения присущая материи vis inertiae пробуждается к усиленному сопротивлению, в человеке под влиянием технической организации начинают происходить такие изменения, какие не снились ни одному возвысившемуся до ранга психотехника психологу. То соответствие между механическим и стихийным началом, которое наблюдается в технических устройствах, мы встречаем также у человеческой массы. Масса является объектом механического воздействия техники. Но в той же степени, в какой на нее производится это воздействие, в той степени, в какой она становится рационально организованной, в ней крепнут слепые иррациональные силы, которым она не в состоянии сопротивляться, так как духовно ей нечего им противопоставить. Она то беснуется от безудержного, яростного восторга, то мечется, одолеваемая приступом панического страха, который охватывает ее с такой силой, что она, словно испуганное стадо, готова без оглядки ринуться в пропасть. В стремительное движение, вызванное техникой, вовлекается захваченный им человек, который принимает технический прогресс за прогресс человечества. Все неподвижное техника приводит в движение. Человек тоже становится мобилен. Не сопротивляясь, он участвует в автоматическом движении и желает даже, чтобы оно ускорилось.