Действительные члены Академии наук за последние 80 лет (1846–1924){10} [114] Т. К. Лепин, Я. Я. Лус, Ю. А. Филипченко

АКАДЕМИИ НАУК

по случаю ее 200-летнего юбилея посвящают авторы

В первых двух номерах «Известий Бюро по евгенике» была сделана попытка подвести итоги тому евгенически ценному матерьялу, который представляют из себя современные представители науки и искусства в Ленинграде. Настоящая работа рассматривает тот же вопрос уже, так сказать, в историческом разрезе, специально останавливаясь на тех виднейших представителях русской науки, которые были объединены в своей деятельности вокруг Академии наук за последние 80 лет ее существования. Остановимся прежде всего на составе действительных членов Академии наук за все 200 лет ее деятельности, и тогда нам станут гораздо яснее предмет и границы настоящего исследования.

1. Состав действительных членов Академии наук за 200 лет

По этому вопросу нам не приходилось производить каких-либо самостоятельных изысканий, так как он обстоятельно разработан в труде Б. Л. Модзалевского, изданном Академией в 1908 году [115] , из которого мы и заимствуем все приводимые ниже данные.

Первые действительные члены Академии наук были назначены в январе 1725 года: это были профессор математики Яков Герман и профессор физики Христиан Мартини. Затем в течение 1725 года в состав академии вошел ряд других лиц, и к концу этого года в ней было уже 16 действительных членов. Все это были иностранные, по большей части довольно крупные ученые, но среди них не было ни одного русского, и академия носила чисто немецкий характер.

Так же обстояло дело и в течение следующих лет: за время с 1725 по 1749 год в академию вошло 57 действительных членов, из которых 6, т. е. 101/2%, были русскими. Приведем имена этих первых русских академиков, а также годы их избрания и кафедру:

...

В течение двух следующих четвертей XVIII века приток русских сил стал значительно больше; среди академиков появляются имена Румовского, Лепехина, Озерецковского, Зуева, Соколова и других, однако и за эти 50 лет из 51 академиков, вошедших в состав Академии наук, только 19, т. е. около одной трети, были русскими (см. дальше таблицу I). В общем же за первые 75 лет существования академии, приходящиеся на XVIII век, было избрано 108 действительных членов, из которых на долю русских пришлось только 25 мест, т. е. всего 23 %.

Положение дел осталось тем же самым и в первой четверти XIX века: как видно из приводимой дальше таблицы I, за первые 100 лет существования Академии Наук в нее вошло 138 действительных членов, русских же среди них было только 34, т. е. 24!/2 %. Напомним, что в то время и все научное руководство Академией наук находилось в чисто немецких руках; на «престоле» непременного секретаря прочно сидела «династия Эйлера», правившая академией в течение 87 лет: Иоганн Альбрехт Эйлер, сын великого Леонарда Эйлера, был конференц-секретарем с 1769 до 1800 года, затем его заменил в должности непременного секретаря муж его дочери Н. И. Фус (Fuss), бывший непременным секретарем до своей смерти в 1825 году, после чего эта должность перешла к его сыну П. Н. Фусу – также до самой его смерти в 1855 году.

В 1841 году в жизни Императорской академии наук произошло очень важное событие: с ней была слита в виде Отделения Русского языка и Словесности Российская Академия, заключавшая в своем составе исключительно русские элементы. Благодаря этому за период времени с 1825 по 1849 год, как видно из таблицы I, на 28 иностранцев, вошедших в состав Академии наук, пришлось уже 29 русских академиков, из которых 20 были до 1841 года членами Российской академии. В списках академиков именно с этого года появляются имена митрополита Филарета, Арсеньева, Вяземского, Жуковского, Крылова, Панаева, Погодина и др.

Конечно, первоначально от этого общий характер двух других отделений академии изменился довольно мало, но уже начиная с 1846 года при пополнении личного состава членов академии начинают появляться преимущественно русские имена. Укажем для примера, что тогда как с 1842 по 1845 год в академию были избраны Бетлинг, Гельмерсен, Куник, Лобанов, Мурчисон и Миддендорф, с 1846 по 1849 год вошли в состав академиков Кочетов, Коркунов, Ковалевский, Рупрехт и Срезневский.

После 1850 года в Академию наук нередко избирались лица, носившие немецкие фамилии, но это были большею частью уже не иностранцы, приехавшие в Россию из Германии и других стран, а лица, родившиеся в России от обрусевших в ней иностранцев, и делать различие между русскими и иностранными членами академии становится уже довольно затруднительно. Во всяком случае между 1850 и 1874 годами настоящих приезжих иностранцев среди академиков было уже не больше десятка. Словом, с середины прошлого века Академия наук становится уже действительно Российской, хотя это наименование было присвоено ей только в 1917 году.

О движении личного состава академиков по двадцатипятилетиям дает наглядное представление следующая таблица, составленная нами по «Списку членов Императорской Академии наук» Б. Л. Модзалевского, дополненному позднейшими данными [116] .

Таблица I. Число действительных членов Академии наук, входивших в ее состав по двадцатипятилетиям

2. Границы и характер настоящего исследования

Таким образом, история Академии наук в смысле состава ее действительных членов естественно распадается на два периода: период иностранный – до 40-х годов прошлого столетия, когда большинство академиков (около трех четвертей всего состава) были иностранцами, и период русский – после 1850 года, когда вновь избираемые члены оказывались в громадном большинстве русскими. Границей этих двух периодов можно принять 1845–1846 годы, потому что, как выше было отмечено, именно начиная с 1846 года среди списка новых академиков начинают преобладать русские имена.

С точки зрения евгеники обследование академиков первого из этих периодов (1725–1845) не менее интересно, чем обследование академиков второго (1846–1924). Однако разработка материалов по этим двум периодам должна носить уже довольно различный характер. Относительно академиков первого периода центр тяжести должен лежать не столько в выяснении их происхождения (которое для многих теперь и установить уже довольно трудно), сколько в изучении судьбы и характера их потомства. Напротив, при обследовании академиков второго периода мы, главным образом, должны обратить внимание на их собственный генезис, а уже затем на их потомство, которое у многих еще не могло достаточно выявить себя.

В настоящей работе мы остановимся исключительно на академиках второго периода, вошедших в состав академии за последние 80 лет ее существования, так как они гораздо ближе к нам и тем самым более интересны. К тому же и собирание данных об этой группе лиц гораздо легче изучения академиков первого периода и особенно судьбы их потомства. Последняя задача много труднее, и Бюро по евгенике не надеялось выполнить ее сколько-нибудь успешно; к тому же за нее предполагало взяться другое лицо.

Таким образом, в дальнейшем мы будем иметь дело лишь с теми действительными членами Академии наук, которые вошли в ее состав после 1845 года. Число их равно 150, что составляет 44 % общего числа академиков за 200 лет существования Академии наук.

Для собирания сведений об этих лицах нами была выработана особая анкета с рядом вопросов о самом академике, его родителях и других родственниках по восходящей и боковой линиям, а также о жене данного лица и ее родных и об их детях и внуках. Характер этих вопросов будет вполне ясен из дальнейшего изложения.

Для заполнения подобных анкет нами был широко использован прежде всего литературный материал, т. е. некрологи, различные юбилейные издания [117] , а также curricula vitae и другой архивный материал, имевшийся в Конференции и в Архиве Академии наук. Однако эти данные не давали ответа на целый ряд интересующих нас вопросов. Ввиду этого пришлось обратиться к собиранию сведений путем личного опроса и заполнения анкет или самими академиками, или близко знавшими их лицами. Относительно ныне здравствующих академиков сделать это было нетрудно, так как все они чрезвычайно охотно отозвались на обращение к ним Бюро по евгенике и сообщили все нужные для нас сведения. Гораздо труднее было собрать многие нужные для общей картины данные относительно умерших членов академии, которые, конечно, среди подлежащих нашему изучению 150 лиц составляли большинство. И здесь нам на помощь пришли прежде всего все нынешние академики, охотно сообщавшие нам все, что им было известно об их умерших товарищах и предшественниках. Столь же незаменимой оказалась помощь в этом деле и других лиц, близко знавших покойных академиков, и прежде всего их ближайших родственников и друзей. Только благодаря этой исключительной внимательности и сочувствию к нашей работе всех упомянутых здесь лиц последняя могла быть доведена до конца и ей удалось придать известную законченность.

Прежде чем переходить к изложению полученных нами данных, мы пользуемся случаем выразить здесь нашу самую глубокую благодарность всем тем лицам, которые пришли нам на помощь в этой работе и которых так много, что мы затрудняемся назвать здесь имена их всех. Впрочем, одно имя должно быть все же особо отмечено – это имя непременного секретаря академии С. Ф. Ольденбурга, которому мы обязаны больше, чем кому-либо другому, и который от самого начала нашей работы – почти два года тому назад – и до самого ее окончания следил за ней с живейшим вниманием и давал нам множество полезных советов и указаний, которых нельзя было найти ни в каких источниках.

Хотя с точки зрения статистического исследования цифра 150 и очень невелика, но для целей евгенической работы нашу группу академиков непременно нужно разбить на подгруппы, чтобы получить в них более однородный материал. Если не сделать этого, нам придется рассматривать вместе весьма несходные друг с другом элементы. Например, в нашем общем материале имеются, с одной стороны, академики Кочетов и Павский, родившиеся оба в 1787 году, а с другой, академики Крачковский, Ферсман и Успенский, родившиеся все в 1883 году. Расстояние между годами рождения тех и других равно 96 годам, т. е. той цифре, которая обычно отделяет друг от друга три человеческих поколения – иначе говоря, первые два могли бы относиться к последним трем, как прадеды к правнукам.

Таблица II. Годы рождения

Однако эти четыре периода, обозначенные в таблице как 1, 2, II и III, заключают в себе различное число лиц: на два последних приходится точно по 50 человек, тогда как два первых заключают каждый лишь по половине этого числа. Вот почему, как это указано и в таблице, мы предпочитаем объединить 1 и 2 вместе в период I, и тогда приведенные в таблице данные позволяют сделать следующие выводы:

...

Экстраполируя, не трудно предсказать, что в ближайшую четверть века это преобладание перейдет к лицам, родившимся в эпоху 70-х и 80-х годов, которые наложат на нее так же свой отпечаток, как на период времени между 1906 и 1924 годами лег отпечаток лиц, родившихся в 50-х и 60-х годах, и т. д.

Это деление наших 150 академиков по трем группам, каждая по 50 человек (своего рода «терцили» в духе Гальтона), для нас очень важно, и в дальнейшем мы все время будем иметь его в виду, обозначая эти группы в следующих таблицах римскими цифрами I, II, III.

Не менее важно и другое деление наших 150 академиков – по их специальностям. В этом отношении проще всего держаться деления Академии наук на ее три отделения: Физико-Математических наук, Исторических наук и Филологии, Русского языка и Словесности. В дальнейшем мы будем пользоваться для них сокращенными обозначениями ФМ, ИФ, PC. Приток академиков по этим трем отделениям в течение наших трех периодов представлен в таблице III.

Таблица III. Годы рождения

Эта таблица говорит еще довольно мало о более узких специальностях наших академиков. Ввиду этого мы произвели распределение их по отдельным предметам, воспользовавшись для отделений ФМ и ИФ существующим на этих отделениях делением на кафедры, причем для удобства некоторые близкие кафедры соединялись нами в одну рубрику. Что касается до отделения PC, где разделения на кафедры нет, то группировку по специальностям мы произвели, пользуясь любезными указаниями академика В. М. Истрина, которому позволяем себе и здесь высказать нашу глубокую благодарность. Все эти данные сведены в следующей таблице.

Таблица IV. Распределение по кафедрам и специальностям

Как видно из этой таблицы, отделения ИФ и PC имеют связующее звено в лице русской истории. И действительно, тогда как академики Калачов, Дубровин, Васильевский, Лаппо-Данилевский, Ключевский и другие состояли членами отделения ИФ, академики Булгаков (митрополит Макарий), Соловьев, Бестужев-Рюмин и еще некоторые были членами отделения PC.

Быть может, в некоторых отношениях было бы даже правильнее соединить академиков обоих гуманитарных отделений в общую группу и противопоставлять их академикам отделения ФМ. Однако, как мы дальше увидим, между представителями отделений ИФ и PC замечается ряд интересных различий, почему при группировке академиков по специальностям мы будем придерживаться деления их по трем отделениям, не останавливаясь на распределении по отдельным кафедрам. Вместе с делением по нашим трем периодам – I, II, III – группировка по трем отделениям – ФМ, ИФ и PC – будет фигурировать почти во всех следующих таблицах.

К этим двум группировкам – по времени избрания и по основной специальности – было чрезвычайно заманчиво присоединить и третью: по степени научной квалификации. Не может быть сомнения в том, что в некоторых случаях в состав академии входили лица, научные заслуги которых были не так велики, в других же случаях мы имеем в лице того или иного академика ученого, являющегося гордостью не только русской, но и мировой науки. Достаточно сопоставить имена Чебышева и Алексеева, бывших в одно даже время академиками по кафедре математики, Шахматова и Кочетова, А. О. Ковалевского и Штрауха и многих других, чтобы справедливость этого замечания стала бы ясна сама собой.

Наша работа во много раз выиграла бы, если бы мы могли выделить из общей совокупности 150 академиков хотя бы 20–30 наиболее выдающихся имен и сумели бы уловить некоторые характерные особенности этих последних. Однако подобная работа квалификационного характера чрезвычайно трудна, и едва ли она оказалась бы под силу и гораздо более компетентной коллегии, чем авторы настоящего очерка.

Поэтому мы были вынуждены отказаться от этого намерения и ограничиваемся только двумя установленными выше группировками. По многим вопросам нам придется, однако, отмечать имена тех или других членов академии, и некоторые из этих имен будут, конечно, говорить сами за себя.

Вслед за вопросом о времени рождения наших академиков естественно встает вопрос о том возрасте, который имел каждый из них при избрании в действительные члены Академии (не делая в этом отношении различия между тем, избиралось ли данное лицо адъюнктом, экстраординарным или ординарным академиком). Данные по этому вопросу, разбитые, с одной стороны, по нашим трем периодам, с другой, по трем отделениям Академии, приводятся в следующей таблице, в которой возрасты объединены по пятилетиям и наверху указан лишь центральный год для каждого такого пятилетия (27 вместо 25–29, 32 вместо 30–34 и т. д.).

Обращаясь к рассмотрению данных этой таблицы, мы должны констатировать прежде всего, что возраст избираемых в Академию заметно повышается от первого периода к третьему, что лучше всего видно по приведенным справа данным о приблизительном среднем возрасте для каждой группы (эти средние для удобства нами здесь округлены до единицы или половины). Несомненно, это повышение возраста является продолжением процесса, начавшегося значительно раньше 1845 года, так как в XVIII веке число академиков, не достигших 30 или 40 лет, было значительно больше. В нашем материале средний возраст избираемых оказался равным 48,36 годам, тогда как И. И. Янжул указывает в своей работе, что средний возраст всех вступивших в Академию с 1725 по 1907 год составляет 39 л. 6 м. 20 дн., т. е. на 9 лет меньше (других данных на этот счет он, к сожалению, не приводит). То же самое и без всякого вычисления средних наглядно видно, если мы сопоставим число академиков, имевших при избрании возраст моложе 40 лет: в течение нашего периода I таких было избрано 21 (42 %), в течение периода II–11 (22 %) и в течение периода III – только 4 (8 %).

Таблица V. Возраст при избрании в Академию

В дополнение к последней приведем имена тех академиков, которые были избраны или моложе 35 лет, или старше 65, и год их избрания. Итак, были избраны:

С другой стороны, были избраны:

Этих имен достаточно, чтобы показать, что какой-либо определенной зависимости между возрастом избрания и научною квалификацией академиков, по-видимому, не существует. Как среди избираемых в более молодом, так и среди избираемых в более преклонном возрасте попадаются и более крупные, и менее известные имена. Если Марков, Шахматов и Коржинский вступили в члены академии очень молодыми, то Бредихин, И. П. Павлов, П. Г. Виноградов, М. М. Ковалевский и другие были избраны, имея под 60 или даже за 60 лет от роду. Вообще, по-видимому, возраст избрания в академию есть производное самых различных обстоятельств, причем здесь имеют значение и самые случайные причины (вроде, например, наличности вакантной кафедры), так что установить какую-либо зависимость между ним и чем-либо другим чрезвычайно трудно.

Продолжительность пребывания действительных членов в Академии с чисто евгенической точки зрения менее интересна. К тому же вопрос этот уже был обстоятельно разобран в его работе И. И. Янжулом, который приходит к заключению, что средняя продолжительность пребывания в академии ее членов заметно увеличилась: в XIX веке она составляла 20 л. 8 м. 18 дн., тогда как в XVIII веке только 16 л. 5 м. 3 дн.

В той же работе подробно разбираются все данные о продолжительности жизни академиков, умерших до 1907 года (по данным списка Б. Л. Модзалевского). Однако здесь наши данные, охватывающие и те 17 лет, которые прошли с 1907 года, представляют больший интерес, почему мы и приводим их здесь полностью в виде таблицы VI, в которой продолжительность жизни умерших членов академии (103 из наших 150) также объединена по 5-летним периодам. Заметим, что в этой таблице наши периоды II и III соединены вместе, так как из действительных членов, избранных в период II, скончалось 42 лица и из академиков, выбранных в течение периода III, – 11, т. е. умерших за эти два периода оказывается почти столько же, сколько и академиков периода I, из которых теперь уже никого нет в живых.

Таблица VI. Продолжительность жизни

Точно так же если мы сравним среднюю продолжительность жизни академиков, избранных в течение периода I (до 1883 года), с продолжительностью жизни избранных во второй и третий период (после этого года), то мы увидим некоторое понижение, но очень небольшое – всего на каких-нибудь 11/2 года.

Последний результат может показаться неожиданным, если вспомнить, что после 1917 года, в годы гражданской войны и холода и голода у нас в Петербурге, Академия наук потеряла ряд крупнейших ученых, умерших еще в полном расцвете их научной деятельности. Достаточно вспомнить имена академиков Б. А. Тураева (скончался 52 лет от роду в 1918 году), А. С. Лаппо-Данилевского и А. А. Шахматова (скончались оба в возрасте 56 лет в 1919 и 1920 году), А. М. Ляпунова (скончался 61 года от роду в 1918 году), В. И. Палладина (скончался в возрасте 63 лет в 1922 году), М. А. Дьяконова и В. М. Шимкевича (скончались оба в возрасте 64 лет в 1919 и 1923 году), а также некоторых других. Однако, как видно по средним, преждевременная смерть всех этих лиц понизила среднюю продолжительность жизни всех умерших из избранных в периоды II и III по сравнению с средней продолжительностью представителей периода I очень незначительно. Если же исключить из общего числа 53 умерших академиков тех 11 лиц, которые умерли после 1917 года, не достигнув возраста 65 лет, то средняя продолжительность жизни оставшихся 42 лиц будет точно такая же, как для нашего первого периода (68 лет с небольшим).

Таким образом, нужно признать, что средняя продолжительность жизни академиков за весь подлежащий нашему рассмотрению период в 80 лет оставалась на одном и том же уровне, примерно в 67 лет, который нельзя не признать довольно высоким, особенно в наших русских условиях. Если мы сравним эти данные с данными, заключающимися в работе И. И. Янжула, то, согласно последнему, оказывается, что продолжительность жизни академиков, избранных в XVIII веке, составляла 58 лет, а для избранных в первые две четверти XIX столетия она поднялась до 631/2 и 691/2 лет. Примерно на последнем уровне она стоит и за обследованное нами время. Поэтому мы можем только присоединиться к тому выводу, который делает Янжул, именно, что «продолжительность жизни гг. академиков, по неопределенным для нас причинам, удлиняется и увеличивается, и нынче она гораздо длиннее, чем была в начале XVIII века» (цит. соч. с. 291).

...

5. Высшее образование и деятельность до избрания в Академию

Переходя к вопросу о происхождении наших академиков, мы начнем с их, если можно так выразиться, духовного происхождения, т. е. с того, питомцем какой школы является каждый из них. При этом вопрос о средней школе не представляет для нас интереса, так как все 150 человек прошли высшую школу, данные о чем сведены в следующей таблице.

Как видно из этой таблицы, первое место в деле подготовки наших наиболее выдающихся ученых принадлежит Петербургскому и Московскому университетам, каждый из которых выпустил около 30 % наших академиков. Среди остальных университетов выделяются в этом отношении Казанский, Дерптский и Харьковский, хотя оба первых играли в этом отношении большую роль в прежнее, чем в последнее время. Значительно ниже их стоит Киевский университет Св. Владимира, а остальные (Виленский, Варшавский и Новороссийский) дали всего только по одному академику каждый. В общем же эти 6 университетов дали меньше трети того, что дали Московский и Петербургский университеты вместе (27 академиков против 42 и 45). Общее же число лиц, являющихся питомцами русских университетов, равно 114, т. е. 76 %, а если присоединить сюда и заграничные университеты, то последняя цифра поднимется до 82 %.

Таблица VII. Высшее образование

...

Из высших учебных заведений неуниверситетского характера нужно отметить роль Духовных академий, давших в общей сложности 7 академиков (все по отделению Русского языка и Словесности). Из этих 7 лиц 4 являются питомцами Петербургской академии, 2 – Московской и 1 – Казанской. Почти то же самое число академиков (по 6 человек) дали, с одной стороны, две Военных академии (Артиллерийская и Морская), а с другой, Горный институт, из которого вышло несколько крупных геологов. Наконец, в наш первый период (до 1883 года) 4 из избранных в это время действительных членов были питомцами Александровского (б. Царскосельского) лицея. Участие других высших учебных заведений (Нежинский филологический институт, Технологический институт, Рижский политехникум) было совсем незначительно (дали всего по одному академику).

В связи с разобранными здесь данными сейчас же встает и другой вопрос: чем занимались наши 150 академиков после окончания высшего учебного заведения и до избрания их членами Академии наук? Конечно, их главным делом была научно-исследовательская работа; но в каких именно формах протекала последняя? Разбор данных, имевшихся в собранных нами анкетах, показал нам, что здесь лучше всего различать 4 категории: 1) профессура, в высших учебных заведениях, 2) педагогическая деятельность в гимназиях, если она не являлась начальным стажем для работы в высшей школе, 3) работа в ученых учреждениях (музеях, библиотеках, архивах и т. п.) и другие формы государственной службы, 4) отсутствие определенной службы при свободных занятиях наукой в качестве «Privatgelehrter». Распределение по этим категориям дано в таблице VIII.

Таблица VIII. Деятельность до избрания в академию

Данные этой таблицы говорят сами за себя. В наш период I академики из профессуры составляют 70 %, а в период III последняя цифра поднимается до 96 % – вообще же за все подлежащее нашему рассмотрению время 82 % академиков были до того профессорами высших учебных заведений.

Что это были за учебные заведения – тоже не лишено интереса. При разработке материала по этому вопросу мы столкнулись с тем фактом, что некоторые из академиков были профессорами не в одном, а в двух, трех и даже более университетах последовательно. Рекордным в этом отношении является перемещение нашего знаменитого зоолога А. О. Ковалевского, который, начав с доцентуры в Петербургском университете (1866 г.), был последовательно профессором в Казанском (1868 г.). Киевском (1869 г.), Новороссийском (1874 г.) и, наконец, Петербургском университете (1890 г.).

Таблица IX. Профессура академиков в высших учебных заведениях

...

Эти данные вполне гармонируют с данными таблицы VII. Там мы видели, что 76 % наших академиков являются питомцами наших русских университетов, здесь мы видим, что 69 % их были до избрания в академию профессорами в этих университетах – опять-таки, главным образом, в Петербургском и Московском [118] . Факт этот не имеет особенно большого евгенического значения, но его не мешает иметь в виду, когда заходит речь о судьбе наших университетов и об их ценности для государства. Не будь наши университеты тем, чем они были за последние три четверти века, еще большой вопрос, могло ли быть у нас столько выдающихся ученых, которые украшали собою Академию, и могла ли бы, говоря словами одного из первых русских академиков, «собственных Платонов и быстрых разумов Невтонов российская земля рождать»? Во всяком случае, что наши академики – плоть от плоти и кость от кости наших университетов, – факт, стоящий вне всяких сомнений, и факт – настойчиво повторяем это – имеющий важное общественное значение.

Кроме той основной должности, о которой до сих пор была речь, наши академики выполняли много и других обязанностей как до избрания их в Академию, так и после этого избрания. При этом дело идет, главным образом, о таких функциях, которые самым тесным образом связаны с научной и педагогической работой: деятельность в различных ученых обществах, директорство в научных и исследовательских учреждениях, выборные должности административного характера в высших учебных заведениях и т. п.

Нередко, однако, академики выступали и на таких должностях, которые имеют уже более отдаленное отношение к науке и носят чисто административный характер. Укажем в виде примера на должности сенатора, занимавшиеся некоторыми членами Академии наук (В. П. Безобразов, Н. В. Калачов и др.), попечителей учебных округов (В. В. Вельяминов-Зернов, Н. А. Лавровский, Н. Я. Сонин), директоров департамента (В. В. Латышев) и даже министров (А. С. Норов, Н. X. Бунге). С другой стороны, мы видим некоторых из наших академиков выполнявшими чисто общественную работу в виде гласных земства или гласных думы или входившими в последние годы перед революцией членами Государственного Совета по выборам.

Однако эта – все же побочная – деятельность наших академиков не представляет для нас особого интереса, почему мы и не даем для нее специальной таблицы и не будем останавливаться на ней более подробно, а перейдем вместо этого к другим более важным для нас вопросам.

6. Место рождения и происхождения

При разработке материала по ленинградским ученым и представителям искусства [119] мы различали, во-первых, место рождения данного лица и, во-вторых, его место происхождения, понимая под последним место рождения отца, которое в очень многих случаях совпадает с местом рождения деда и вообще является более характерным. Так же мы поступим и здесь, при разработке материала по нашим академикам.

При этом мы разобьем всю Россию, как это делалось нами и в упомянутых выше работах, на несколько главных областей, а именно:

северную, куда относятся все северные и северо-восточные губернии от Псковской до Пермской,

центр и Поволжье, обнимающие губернии кругом Москвы и приволжские губернии, кончая Саратовской [120] ,

западный край в составе отошедших от нас теперь Финляндии, Прибалтийских провинций, Польши и Литвы, а также части Белоруссии, южную Россию, т. е. Украину, Новороссию и юго-восточные губернии.

Кавказ, Сибирь и Туркестан.

Ленинград, т. е. Петербург старого времени, выделяется нами в особую рубрику, точно так же, как и заграница.

Таблица X. Место рождения

При подобном делении данные о местах рождения и происхождения наших 150 академиков приобретают следующий характер.

Эти данные представляют наибольшее отличие от таких же данных для ленинградских ученых и представителей искусства, во-первых, гораздо более сильным участием лиц, родившихся в центре России и на Поволжье, и, во-вторых, более слабым – уроженцев Петербурга и западного края. В частности, в центральных губерниях родилось 39 лиц (26 %) – из них в Москве 14 (91/3%) – в Приволжских губерниях 19 (122/3%) и 2 лица (11/3%) были родом из Уфы и Оренбурга. Если присоединить к ним 91/3% лиц, родившихся в северной области, то окажется, что половина всех наших академиков родилась в великорусских губерниях, тогда как среди ленинградских ученых и художников таких оказывается только треть.

Впрочем, данные о месте рождения менее характерны – гораздо важнее в этом отношении место происхождения, к которому мы теперь и перейдем, хотя последняя графа таблицы X уже говорит нам, что у наших академиков между местом рождения и местом происхождения замечается очень большое совпадение – большее, чем в каком-либо другом обработанном нами материале.

Таблица XI. Место происхождения

В самом деле, и с точки зрения места происхождения 48 % наших академиков оказывается родом из центра или Поволжья (33 % из центральных и 15 % из приволжских губерний), тогда как среди ленинградских ученых и художников таких было только около 30 %. Уроженцев Петербурга оказывается гораздо меньше, чем среди ленинградских ученых и художников, причем здесь должна быть отмечена еще одна характерная подробность. Оказывается, что среди 8 лиц, отцы которых родились в Петербурге, у 6 деды были родом из-за границы, т. е., в сущности, Ленинград, с точки зрения места происхождения наших академиков, должен быть объединен в одну категорию с западным краем и заграницей. Что касается до двух последних рубрик, то западный край, как место происхождения, представлен среди академиков слабее, чем у ленинградских ученых (и так же, как среди художников), а заграница – сильнее (и почти так же, как среди художников). Разбивая наши области на три категории – великорусскую, украинскую и западно-заграничную, мы получим следующее любопытное сопоставление:

Отмеченное уже нами раньше сходство между ленинградскими представителями науки и искусства выступает при этом особенно ярко, и в то же время мы видим, чем отличаются от них обследованные нами теперь члены Академии наук. Хотя они собирались в академию со всех концов России, среди них резко преобладают уроженцы великорусских губерний и зато гораздо меньше элементов, происходящих из нашего бывшего западного края и заграницы. Словом, с этой точки зрения Российская академия наук вполне оправдывает свое имя. 7. Национальное и сословное происхождение

Рождение и даже происхождение в той или иной области нашей родины не решают еще, конечно, вопроса о национальности данного лица, между тем последняя представляет очень большой интерес.

Этим вопросом, как было отмечено уже выше, занимался в своей работе И. И. Янжул, но его критерий национального происхождения не совпадает с нашим, так как он основывался при этом, главным образом, на месте рождения [121] . Для нас же национальность определяется тем, какого происхождения были предки данного лица, т. е. его отец, мать и, если известно, деды и бабки. Если в двух-трех предшествующих поколениях нет указаний на примесь иноплеменной крови, мы признаем данное лицо «чистым» русским, хотя бы даже отмечалось, как у представителей некоторых семей, что их род ведет свое начало от такого-то выходца заграничного или татарского происхождения. Если один из родителей или дедов (соответственно бабок) является лицом иностранного происхождения, мы признаем данное лицо имеющим смешанное происхождение. Если оба родителя несомненно иноплеменного происхождения, мы считаем данное лицо иностранцем, хотя бы оно и даже его родители родились в России. Такого критерия мы держались при обследовании ленинградских ученых и представителей искусства, и его же мы применили к анкетам наших академиков, причем получили данные, приведенные в табл. XII.

Таблица XII. Национальное происхождение

Напомним, что в популяции отцов ленинградских студентов лиц смешанного происхождения оказалось только 3 % [122] , и мы поставили это в связь с гораздо меньшей одаренностью данной популяции. Данные по академикам подтверждают нашу точку зрения об известной связи между одаренностью и смешанным происхождением. Позволяем себе привести здесь имена тех академиков наших двух последних периодов (II и III), относительно которых установлено их смешанное происхождение [123] .

Что касается до характера того элемента, который оказывается примешанным у этих лиц к русскому, то им чаще всего является немецкий (9 случаев) и польский (7 случаев), другие – шведский, греческий, сербский, румынский, грузинский, английский – встречаются только в единичных случаях.

Точно так же среди чисто иностранных членов Академии из 32 лиц 22 оказались немцами; шведы, поляки и евреи были представлены каждые 2 лицами, а представители хорватов, финнов, латышей всего одним лицом каждый; наконец, один из академиков имел сложное происхождение от смешения двух далеких народностей (шотландской и грузинской).

Во всяком случае, как видно из всех этих данных, участие иностранного элемента среди членов Академии наук за последние 80 лет ее существования отнюдь не выше, чем в других группах нашей интеллигенции, хотя бы среди ленинградских художников и ученых.

Переходя к вопросу о сословном происхождении наших академиков, мы должны прежде всего отметить, что при этом принималось во внимание сословие их отцов, а не дедов и других предков. Эта оговорка необходима в силу следующих соображений. Иногда, например, опрашиваемое лицо указывает, что оно происходит из духовного звания, между тем из других данных видно, что священниками были его дед и прадед, отец же был врачом. Между тем в русском дореволюционном праве для подобных лиц существовал совершенно определенный термин – разночинец, и им гораздо правильнее пользоваться в данном случае. Такими же разночинцами будут внуки крестьян, если отцы их уже не состояли в податном сословии, или дети выходцев из-за границы, если они у нас не получили дворянства, и т. д.

Таблица XIII. Сословное происхождение

Сравнение этих данных с нашими другими данными затрудняется тем, что у нас нет таких же данных о ленинградских ученых, а при разработке анкет представителей искусства мы не выделяли группы разночинцев. Вообще же для ленинградских художников получились следующие цифры: дворян – 49 %, духовного звания – 4,2 %, купеческого звания – 5,2 %, мещан – 26 % и крестьян – 15,6 %.

Несомненно, цифры для дворян, мещан и крестьян здесь несколько больше действительных, так как к ним причтена и часть таких элементов, которые выделяются нами теперь в качестве разночинцев. Но даже и с этой поправкой бросается в глаза гораздо большая демократичность происхождения ленинградских представителей искусства по сравнению с академиками. На прежние податные сословия (мещан и крестьян) у академиков приходится 4 %, а у художников больше 40 %, – во всяком случае, не меньше 30 %, даже если выделить из них разночинцев.

Что еще следует здесь особо отметить – это малое участие лиц из купеческого сословия как среди наших академиков, так и среди ленинградских представителей искусства (и среди тех и среди других около 5 %). Напротив, выходцы из духовного звания составляют среди художников только 4 %, а среди академиков около 15 %, да еще среди разночинцев имеются процентов 6–7 таких, которых можно было бы тоже противопоставить этим 4 % у представителей искусства.

Эта табличка прекрасно иллюстрирует различное отношение выходцев из духовного и купеческого звания к физико-математическим и гуманитарным наукам: тогда как детей священников мы видим преимущественно на отделении ИФ и особенно PC, почти все потомки купцов за одним-единственным исключением являются членами ФМ. 8. Профессия отцов и братьев

Однако сословие родителей далеко не всегда говорит достаточно ясно о той среде, из которой вышло данное лицо, и для этого гораздо лучше воспользоваться другим критерием – профессией отца, как мы это уже делали в наших прежних работах, разделяя все профессии (довольно условно, конечно) на две группы: с большей и с меньшей квалификацией (см. таблицу XIV).

Данные этой таблицы чрезвычайно любопытны, так как по ним видно, что наши академики отнюдь не происходят из какой-либо особо интеллигентной среды. Напротив, число отцов, принадлежавших к более квалифицированным профессиям, составляет у них в среднем 30 %, тогда как у обследованных нами ленинградских ученых оно равнялось 36 %, а у представителей искусства даже 45 %. Однако этим небольшим различиям едва ли следует придавать особенное значение. Дело в том, что, как видно из нашей таблицы XIV, у художников чрезвычайно велик процент отцов, занимавшихся художественными же профессиями, тогда как среди отцов академиков, особенно наших периодов I и II, было много дворян, отнесенных по профессиям в рубрики помещиков и военных, среди которых было довольно много и широко образованных людей. Напротив, для академиков нашего периода III процент отцов из более высоко квалифицированных профессий даже несколько выше, чем для ленинградских ученых.

Словом, не будет ошибкой принять, что наши академики происходят из той же среды, как и представители других интеллигентных профессий, например ученые и художники, причем примерно около одной трети их отцов являются сами интеллигентами же. Для других групп населения это отношение, как показало нам обследование ленинградских студентов, гораздо ниже.

Что касается до отдельных профессий, то среди отцов академиков бросается в глаза более заметный процент ученых же, что, конечно, вполне естественно, военных и помещиков, о чем мы уже говорили, и, наконец, духовенства. Впрочем, во всем этом трудно видеть что-либо особо характерное для данной группы.

Таблица XIV. Профессия отцов

К сожалению, подобных данных для всех ленинградских ученых у нас не имеется, но для ленинградских представителей искусства они есть, и, как видно из таблицы, процент братьев, занятых высококвалифицированными профессиями, одинаков у академиков и у ленинградских художников, составляя примерно 60–65 %. Таков же он оказался, по нашим данным, и в небольшой сравнительно группе выдающихся ученых [124] . Таким образом, насколько для наших академиков характерно, что около трети их отцов заняты более квалифицированными – как говорят, интеллигентскими – профессиями, настолько же характерно и то, что этим профессиям посвящают себя примерно две трети их братьев. Однако эти черты являются у них общими с другими группами нашей интеллигенции, которые были нами раньше обследованы.

Таблица XV. Профессия братьев

Главное различие между братьями художников, с одной стороны, и наших академиков, с другой, заключается, как видно из таблицы XV, в том, что первые посвящают себя, главным образом, художественным же профессиям (25 % на художественные профессии из всех 64 % на более высоко квалифицированные), тогда как среди братьев академиков преобладают профессии ученых, педагогов и врачей (35 % из 61 %). Инженеров заметно больше среди братьев художников, а военных среди братьев академиков. Отметим еще, что среди братьев академиков сравнительно очень много ученых же (почти 17 %), что, подобно обилию братьев-художников у представителей искусства, свидетельствует о наследственности как научно-исследовательского, так и художественного таланта. Еще яснее это будет из других данных, к которым мы теперь и перейдем. 9. Выдающиеся родственники

Понятие «выдающегося человека» принадлежит к числу чрезвычайно трудных и спорных – и все же мы не можем не пользоваться постоянно этим понятием, когда речь заходит о высокоодаренных людях. Для разрешения вопроса – имеет ли большая одаренность наших академиков наследственный характер или какое-либо иное происхождение – нужно внимательно пересмотреть всех их ближайших родственников и поискать, не будет ли среди них довольно большого числа тоже выдающихся людей. В этом случае наследственный характер их одаренности станет если и не вполне доказанным, то в высокой степени вероятным. Напомним, что именно этим путем около 50 лет тому назад Гальтон и показал впервые, что талант является наследственным.

При разработке нашего материала мы для упрощения дела решили считаться только с ближайшими родственниками академиков в пределах 3–4 первых степеней родства, т. е. с отцами, дедами и прадедами, дядями (а иногда и племянниками), братьями родными и двоюродными и т. д. Более отдаленные предки представляют для нас меньше интереса, тем более что и известны-то они лишь у немногих академиков. Что касается до детей и внуков последних, то о них мы будем говорить дальше.

...

Таким образом, по отделению ФМ из 67 академиков у 36, т. е. у 54 % этого числа, мы можем отметить выдающихся родственников. Переходим к другим отделениям.

...

Таким образом, из 40 академиков отделения ИФ у 17, т. е. у 421/2% этого числа, мы должны отметить наличие выдающихся родственников.

...

Таким образом, и из 43 академиков отделения PC 24, что составляет около 56 %, имели выдающихся родственников. Из всех же подлежащих нашему рассмотрению 150 членов Академии наук у 77, т. е. у 51,3 %, нам удалось установить наличие выдающихся родственников по восходящей и боковым линиям, что нужно особенно подчеркнуть, так как нисходящее потомство их, т. е. дети и внуки, не принимались пока нами совсем во внимание. При этом мы обращали внимание на лиц, выдававшихся в области или науки или искусства, оставляя в стороне выдающихся администраторов, военных и т. п., что опять-таки суживало полученные нами данные.

Последние, как нам кажется, с полной несомненностью говорят за то, что более высокая одаренность большинства наших академиков есть, несомненно, их наследственное свойство, разделяемое ими и со многими из их родственников. Тот же вывод, как мы увидим дальше, полностью подтверждается и путем изучения характера потомства наших академиков, что придает этому заключению особую доказательность.

Однако среди приведенных выше родственников наших академиков фигурируют лица, одаренные частью научно-исследовательским, а частью различными художественными талантами: не говорит ли это за то, что передается по наследству только одаренность, а не ее особый характер.

Последнее заключение было бы справедливо в том случае, если бы у наших академиков не было бы других специальных способностей кроме научно-исследовательского таланта. Между тем на самом деле мы видим как раз обратное.

Разумеется, собрать сведения о специальных способностях наших академиков помимо их научно-исследовательского таланта – задача еще более трудная, чем выяснение их выдающихся родственников. Однако мы все же попытались ее выполнить, причем получили данные, приведенные в следующей таблице, где дана сводка по отношению лишь к академикам нашего периода II и III, изученным в этом отношении лучше, чем академики периода I.

Данные эти едва ли могут претендовать на какую-либо исчерпывающую полноту, тем более что наличие этих способностей отмечено в наших анкетах только у 55 из 100, и очень вероятно, что у многих из остальных 45 академиков тоже имелись некоторые специальные способности того же рода. Однако и приведенных данных достаточно, чтобы признать наших академиков весьма высокоодаренной группой, притом в самых разнообразных направлениях, что объясняет нам появление среди их ближайших родственников лиц, заметно выдававшихся не только в научной, но и в других областях.

Таблица XVI. Специальные способности

10. Семейное состояние

Прежде чем переходить к разбору данных о потомстве наших академиков, мы должны остановиться на их семейном состоянии, т. е. выяснить, сколько было среди них холостых и женатых, бездетных и детных, а также число детей у последних. Данные о брачном состоянии и о детности или бездетности сведены в таблице XVII.

Следует отметить, что данные о семейном состоянии академиков нашего периода I, т. е. избранных до 1883 года, не отличаются особенной полнотой, почему при подведении общего итога мы предпочли ограничиться данными о двух последних периодах, причем эти суммарные данные и сравниваются с такими же данными для обследованных нами раньше ленинградских ученых и представителей искусства.

Таблица XVII. Семейное состояние

Специально относительно последних приходится отметить довольно большое число лиц (38 из 100, относящихся к двум последним периодам, и 44 из всех 150 – при 11 неввмененных), которые оказываются холостыми или, состоя в браке, не оставили потомства. Приведем здесь и имена этих лиц.

Таким образом, добрая треть наших академиков не озаботилась о передаче своих ценных наследственных зачатков потомству. Но как обстоит дело с размножением двух других третей их? На это отвечает следующая таблица, в которую включены и бездетные, но женатые академики.

Таблица XVIII. Детность

Прежде всего и здесь нужно отметить, что данные о детях академиков периода I, вероятно, не отличаются исчерпывающей полнотой, почему общий итог подводится и здесь лишь для академиков периода II и III.

Их детность в общем нельзя не признать очень низкой, раз в среднем она равна 2 с небольшим ребенка для всех женатых и 3 с небольшим для детных (несколько больше для периода II и несколько меньше для периода III). С этими данными для академиков вполне сравнимы данные для ленинградских ученых и художников, приведенные также в таблице XVIII: правда, средние для них немного ниже средних для академиков, но не следует забывать, что все эти лица по большей части моложе последних и среди них немало женщин. Между тем когда мы попытались определить детность только тех ленинградских ученых, которые старше 40 лет, то оказалось, что средняя величина ее равна для всех женатых 2,02 и для одних детных 2,62 ребенка (см. нашу статью в № 1 «Известий Бюро»).

Таким образом, в смысле своей детности наши академики не отличаются сколько-нибудь заметно от других групп нашей интеллигенции, и размножение их идет столь же ослабленным темпом, как и у всех вообще ленинградских ученых и у представителей искусства. При таком темпе размножения не может быть и речи о поддержании этой группы населения своими силами на той же высоте (для чего нужно в среднем свыше 3 детей на семью или даже свыше 4 детей, если много холостых), и данная группа может существовать лишь при поддержании ее притоком новых сил извне.

Данные о детности отцов, а также и братьев академиков, относящихся к нашему периоду I, удалось установить с такими пробелами, что мы предпочли от них вообще отказаться и ограничиться лишь подобными данными для академиков наших периодов II и III. Детность их отцов представлена в следующей таблице.

Таблица XIX. Детность отцов

Таким образом, здесь наблюдается совершенно то же, что и у обследованных нами ленинградских выдающихся ученых и художников, а именно детность свыше 5 детей на семью, которую нельзя не признать вполне достаточной. Иначе обстоит дело у братьев академиков, из которых нам удалось собрать данные о 84 лицах.

Таблица XX. Детность братьев

Достаточно сравнить эти данные с такими же данными для самих академиков, приведенными в таблице XVIII, чтобы убедиться в их полной идентичности. Действительно, средние для академиков II и III периода – 2,28 (у всех женатых) и 3,15 (только у детных), а соответствующие средние для их братьев 2,38 и 3,05. Очевидно, размножение братьев академиков ничем не отличается от размножения их самих и идет столь же слабым темпом – примерно раза в два слабее, чем в предыдущем поколении. Причина этого совершенно ясна, раз мы знаем, что около 2/3 братьев академиков занято такими же высоко квалифицированными профессиями и тоже, значит, относится к интеллигенции.

Словом, при разборе детности отцов и братьев наших академиков мы нашли то же самое, с чем мы столкнулись уже при разборе этих вопросов сперва у ленинградских выдающихся ученых, а затем и у ленинградских представителей искусства. Очевидно, это черты, общие для различных групп нашей интеллигенции.

Остановимся в заключение на вопросе, каким ребенком по порядку рождения был каждый академик в семье своего отца, на что отвечает таблица XXI.

Главный интерес этой таблицы заключается не в ее абсолютных числах, а в сопоставлении наблюдаемых чисел с теми, которые можно ожидать на основании детности отцов. Последние выведены нами при этом следующим образом.

Разобьем этот ряд на 5 равных частей или «пентилей» по 17–18 вариант в каждом и тогда будем иметь такое распределение:

Таблица XXI. Каким по счету ребенком был каждый академик в семье отца

Очевидно, у каждого данного лица из этих семей быть первым или вторым ребенком в семье 5 шансов из 15, третьим – 4 шанса из 15, четвертым или пятым – 3 шанса из 15, шестым, седьмым или восьмым – 2 шанса и свыше чем восьмым – только 1 шанс из 15. Подобным же образом обращая внимание на соотношение отцов с 1 и с 2 детьми или с 4 и 5 детьми, можно сказать, что на долю первого или четвертого ребенка приходится 3 шанса против 2 шансов на долю второго и пятого. Отсюда не трудно определить ожидаемые числа для каждого места в семье и сравнить их с наблюдаемыми числами:

Отсюда ясно видно, что совпадение наблюдаемых чисел с ожидаемыми более или менее имеет место лишь для четвертого и пятого ребенка. Для младших, начиная с шестого, и для третьего места в семье наблюдаемые числа значительно ниже ожидаемых, напротив, для первенцев и вторых сыновей значительно выше – примерно в 2 раза.

Так как наш счет велся по семье отца, то первенцев оказалось только 37, но к ним можно присоединить еще четырех, бывших первенцами у матери, но являвшихся у отца 3 – вторыми и 1 – четвертым ребенком. В этом случае число первенцев поднимается уже до 40 %.

Нельзя не отметить, что то же самое мы нашли и среди выдающихся ученых, где первенцев было около 40 %, и у художников, где их было около 30 %. Очевидно, имеется какой-то сложный комплекс условий – частью социальных, частью, быть может, и биологических, которые благоприятствуют особенно первенцам выдвигаться на жизненной арене.

10. Супруги академиков

Для суждения о детях наших академиков необходимо, конечно, сообщить предварительно некоторые данные и об их матерях – супругах наших академиков. К сожалению, далеко не во всех анкетах – особенно относящихся к академикам нашего периода I – эти сведения имелись в достаточно полном виде. Однако все же мы могли извлечь из них данные по трем отдельным вопросам: о национальном происхождении, о профессиях отцов и о выдающихся родственниках в семьях супруг академиков.

Что касается прежде всего до национальности жен, то она интересна не столько сама по себе, сколько по той связи, которая, быть может, имеется и здесь между национальным происхождением обоих супругов – самого академика и его жены.

Таблица XXII. Корреляция между национальным происхождением академиков и их жен

Определяя на основании этой таблицы по формуле Бравэ коэффициент корреляции, получаем

...

Таким образом, известная связь между национальностью мужа и жены здесь имеется, но она безусловно меньше, чем в других обследованных нами группах ленинградской интеллигенции. Напомним, что тот же коэффициент корреляции у отцов и матерей студентов оказался равен 88 %, а у ленинградских ученых почти 64 %. Очевидно, при вступлении в брак академиков национальный подбор между супругами играл меньшую роль, чем в других группах населения, почему в их семьях должно рождаться и больше детей смешанного происхождения.

Однако, несмотря на это, соотношение чисто русских, смешанных и иностранных элементов среди жен академиков почти такое же, как и среди самих академиков (см. данные, приведенные в той же таблице XXII). То же самое было найдено нами и раньше – среди ленинградских ученых, а также у родителей студентов.

Указания относительно профессии отцов были собраны нами только для 86 супруг академиков. Приведем их здесь по нашим трем периодам без разделения по отделениям Академии.

Данные этой таблицы интересны в том отношении, что, как видно из них, процент отцов, занятых более высококвалифицированными профессиями, среди жен академиков не только не ниже, а даже немного выше, чем у самих академиков. Различие между ними не настолько велико, чтобы ему можно было придавать серьезное значение, но все же нельзя не отметить, что у ленинградских ученых и представителей искусства отношения были как раз обратные.

Таблица XXIII. Профессия отцов жен

Это обстоятельство наглядно свидетельствует, что жены академиков происходят, как и сами академики, из высококультурной среды, почему мы вправе ожидать и у них выдающихся родственников. Это ожидание вполне подтверждается, и в общем к приведенному выше списку выдающихся родственников академиков мы можем присоединить здесь такой же список выдающихся родственников их жен.

...

Мы не сомневаемся, что этот список имеет еще больше пропусков и недочетов, чем приведенный выше список выдающихся родственников самих академиков. Однако и в таком виде он чрезвычайно показателен. В самом деле, мы в состоянии отметить выдающихся родственников у 32 супруг академиков. Число жен академиков, о которых нам вообще что-либо известно, равно 114, – значит, выдающиеся родственники отмечены здесь в 28 % всех случаев, тогда как среди академиков они наблюдались в 51 % случаев. На самом деле, конечно, обе этих цифры значительно ниже действительных, так как о родственниках многих академиков периода I и их жен у нас совсем не было данных.

Однако и полученные нами оба числа нельзя не признать очень высокими и свидетельствующими о большой одаренности тех семей, из которых вышли как сами академики, так и их супруги. Совершенно естественно ожидать поэтому, что и среди потомства академиков окажется довольно много одаренных лиц, – вопрос, к которому мы и должны теперь перейти.

13. Дети и внуки

Как видно уже из таблицы XVIII, мы располагаем сведениями о детях только 90 академиков из всех наших 150; 44 из них не оставили вообще потомства, относительно 11 вопрос этот не выяснен, и, наконец, про 5 лиц мы вообще только и знаем, что у них были дети, но – какие и сколько именно, точно не известно. Те же 90 академиков, о которых имеются точные данные, оставили в общей сложности 285 детей – около 3 в среднем на каждого отца, – и от них произошло уже 177 известных нам внуков – приблизительно по 2 в среднем на каждого деда. Распределение этих детей и внуков по нашим трем периодам приводится в таблице XXIV, где также указан и пол этих потомков академиков.

Среди данных этой таблицы больше всего бросается в глаза преобладание сыновей над дочерями. Проще всего его можно объяснить, конечно, сравнительно малыми числами, хотя это же самое мы наблюдали и у ленинградских представителей искусства. Придавать этому какое-либо особое значение, однако, едва ли возможно.

Таблица XXIV. Дети и внуки

Гораздо интереснее вопрос о профессиях детей. Здесь мы для большей сравнимости этих данных с профессиями отцов и братьев академиков (см. таблицы XIV и XV) остановимся лишь на профессиях сыновей, тем более что число дочерей, имевших самостоятельную профессию, было очень невелико. Впрочем, и среди них было несколько писательниц и лиц, занимавшихся научной работой.

Как видно из таблицы XXV, у нас имеются данные о профессиях только 105 сыновей академиков из известных нам 162. Остальные 57 или были слишком молоды и не успели еще избрать себе профессии, или же (относительно очень немногих) нам не удалось ее установить.

Таблица XXV. Профессия сыновей

Приведем здесь список тех детей наших академиков, которые посвятили себя работе в области науки или литературной деятельности.

...

Таким образом, мы установили у 38 из наших академиков наличие детей, посвятивших себя работе в области науки или литературы. Относя это число к общему числу детных (95), получаем 40 % – число достаточно большое. Нельзя не обратить внимания еще и на то, что из этих 38 лиц две трети их (25) фигурировали также в списке академиков, имеющих выдающихся родственников, а около трети (14) и в списке таких же матерей, – и эти факты, конечно, говорят сами за себя.

Если сравнить теперь этих детей академиков с их восходящими и боковыми родственниками, также посвятившими себя работе в области науки, литературы и искусства, то это сравнение будет, пожалуй, к невыгоде детей, так как среди других родственников замечается больше всем известных имен. Однако при этом не следует упускать из вида двух обстоятельств: во-первых, многие из детей стоят еще в самом начале своей научной карьеры и трудно предвидеть, что они дадут в будущем, а во-вторых – что еще более важно, – здесь дело идет только об одном поколении, а там дело шло о двух-трех. К тому же нельзя отрицать и того, что если мы подберем группу очень высоко одаренных лиц и затем сравним с ними их детей, то последние всегда, естественно, окажутся много слабее первых, ибо одаренность не принадлежит к числу простых и тем более доминирующих признаков, так что ее отнюдь нельзя ожидать в качестве частого явления у потомства. Самый же характер преобладающей деятельности у сыновей академиков говорит в пользу того, что научно-исследовательский талант, без которого данная деятельность невозможна, принадлежит к числу наследственных признаков, хотя, конечно, при выборе ими профессии играла заметную роль и традиция.

Внуки наших академиков представляют для нас гораздо меньше интереса, так как большинство из них так еще молодо, что о них трудно сказать что-либо определенное. Однако и здесь имеется одна сторона, на которой небезынтересно остановиться.

В общей сложности у нас имелись данные о внуках 93 академиков, причем один из этих академиков родился еще в XVIII столетии, и мы не будем дальше останавливаться на его потомстве, остальные же 38 родились в период времени от 1810 до 1864 года. Сопоставим данные о числе детей, внуков и правнуков у этих академиков, разбив их по десятилетиям годов их рождения. При этом у нас получаются данные, приведенные в таблице XXVI.

Таблица XXVI [125]

Как видно по средним из числа детей, академики, имеющие внуков, размножались более сильно, чем их общая популяция. Однако возрастание числа внуков по сравнению с сыновьями стоит безусловно ниже нормы. Если даже откинуть академиков, родившихся в 50-х и 60-х годах, мы получим общую цифру 150 внуков на 24 академика, что даст в среднем 6,25 внука на человека, а при четырех в среднем детях этого безусловно мало. При таком темпе размножения ни одна группа населения не может поддерживать себя на прежнем уровне – между тем это безусловно еще наиболее сильная в смысле размножения часть наших академиков и все остальные размножались и размножаются гораздо слабее!

Если мы поставим условием, чтобы для признания размножения мало-мальски правильным число детей было бы не ниже 3, а число внуков не ниже 6, то этому условию удовлетворят всего 11 академиков. Очевидно, о мало-мальски нормальном размножении тех видных представителей науки, которые были действительными членами Академии наук, не может быть и речи: это, вероятно, самая слабая сторона их из всех тех, с которыми мы могли познакомиться по нашему материалу.

В заключение мы приведем здесь несколько родословных, которые представляют пример скопления целого ряда выдающихся лиц в одной семье на протяжении нескольких поколений. Подобные родословные, конечно, не представляют собою чего-либо обычного среди наших академиков – они резко бросаются и здесь в глаза, что не делает их, однако, менее интересными.

Родословная № 1 относится к семье Струве. Семья эта чисто немецкая и происходит от филолога и математика Якова Струве, бывшего в конце XVIII века директором гимназии в Альтоне. В конце первой четверти XIX века его два сына появляются в России, причем особенно выделяется из них Василий Яковлевич Струве, создатель Пулковской обсерватории и действительный член Академии наук. В следующем поколении среди его 7 сыновей наиболее видная фигура – Оттон Васильевич Струве, тоже директор Пулковской обсерватории и академик. Среди детей последнего, в третьем поколении, мы видим одного математика и двух астрономов – профессоров Кёнигсбергского и Харьковского университетов, а среди детей его брата – одного математика и одного экономиста, тоже академика П. Б. Струве. В четвертом поколении пока определился только один ученый – египтолог В. В. Струве.

Родословная № 2 относится к семье Грот. В своих корнях семья эта носит тоже чисто немецкий характер. Ее основатель был в первой половине XVIII века герцогским адвокатом в Голштинии, а его сын Иоаким Грот переселился в 1760 году в Петербург, где и пробыл почти 40 лет пастором в Василеостровской лютеранской церкви. Его сын Карл служил в Министерстве финансов и имел 4 детей, одним из которых был известный филолог и академик Яков Карлович Грот. Я. К. Грот был женат на Н. П. Семеновой, представительнице русского дворянского рода (ее мать была француженка), уже давшего несколько писателей [126] (см. родословную). Родной брат Н. П. Семеновой – наш знаменитый географ П. П. Семенов Тян-Шанский, родоначальник обширной семьи, которая уже не помещена на родословной, хотя среди ее членов было тоже несколько видных ученых (братья А. П. и В. П. Семеновы Тян-Шанские и др.). Среди детей Я. К. Грота мы видим двух известных ученых – профессора философии Н. Я. Грота и профессора-слависта К. Я. Грота. Н. Я. Грот вступил в брак с дочерью академика Н. А. Лавровского, происходящего из священнического рода Тверской губернии. (Род этот является тоже весьма одаренным, так как к нему относятся кроме Н. А. Лавровского его брат – известный славист и профессор Харьковского университета П. А. Лавровский и их двоюродный брат И. А. Вышнеградский.) Этот брак оказался очень плодовитым, и от него произошло 8 детей и 18 внуков, так что размножение потомков Я. К. Грота резко выделяется по своей интенсивности среди наших академиков. Подробная разработка этой семьи с евгенической точки зрения представляет, несомненно, очень большой интерес.

Родословная № 3 относится к семье Соловьевых. Это уже почти чисто русская семья. В ее первом поколении мы видим протоиерея Михаила Соловьева, женатого на дочери чиновника, и украинца В. П. Романова из харьковских дворян, моряка по профессии и географа-любителя [127] , женатого на обрусевшей (православной) польке Е. Ф. Бржеской. Сын Михаила Соловьева – наш знаменитый историк и академик Сергей Михайлович Соловьев, женатый на дочери Романовых – Поликсене. От их брака родилось 12 детей, в том числе романист Всеволод Соловьев и философ Владимир Соловьев, а также 2 дочери – Мария и Поликсена, одна из которых была переводчицей и писательницей (замужем за сыном академика, профессором П. В. Безобразовым), другая – поэтессой и художницей. Один из внуков С. М. Соловьева – поэт и ученый (филолог-классик).

Родословная № 4 относится к семье Бекетовых. В первом поколении ее мы видим помещика Н. А. Бекетова, бывшего в молодости моряком и женатого на Якушкиной. Обе эти фамилии относятся к дворянству, и среди предков Н. А. Бекетова известен писатель XVIII века Никита Афанасьевич Бекетов, с которым в родстве находились баснописец Дмитриев и историк Карамзин. Мать Якушкиной была англичанка, почему мы и относим эту семью к семьям смешанного происхождения. Среди детей Н. А. Бекетова мы видим двух крупных ученых – ботаника Андрея Николаевича Бекетова и химика Николая Николаевича Бекетова. Первый был женат на русской – Е. Г. Карелиной, дочери известного натуралиста и путешественника, которая сама была известной переводчицей. Среди их детей мы видим трех несомненно одаренных литературным талантом, и сыном одной из их дочерей является поэт Александр Блок. Семья Бекетовых интересна для целей специального евгенического обследования и тем, что в ней рядом со случаями одаренности нередки и случаи душевных заболеваний, на чем мы здесь останавливаться уже не будем.

15. Заключение

Мы пришли к концу поставленной нами задачи, и теперь можно подвести некоторые итоги, имея при этом в виду уже произведенные нами раньше обследования других групп ленинградской интеллигенции – ученых и художников [128] .

Отметим прежде всего те несколько пунктов, которые не требуют сравнения их с данными, полученными для этих групп, так как эти пункты касаются только одних академиков.

(1) Разбивая все подлежащее нашему рассмотрению время на 3 периода – до 1883 года, с 1883 года по 1905 и с 1906 года по 1924, мы замечаем, что в первом из этих периодов в действительные члены Академии избирались главным образом лица, родившиеся в 10-х и 20-х годах прошлого столетия, во втором – родившиеся в 30-х и 40-х годах его и в третьем – родившиеся в 50-х и 60-х годах XIX века (табл. III).

(2) Средний возраст при избрании в Академию заметно повышается от первого из этих периодов к третьему, будучи равен соответственно 43–49 – 53 годам (табл. V).

(3) Напротив, средняя продолжительность жизни умерших членов академии остается в течение всего этого времени приблизительно на одном уровне, будучи равна приблизительно 67 годам (табл. VI).

(4) По характеру полученного ими высшего образования 76 % наших академиков являются питомцами русских университетов, причем 58 % падает на долю Петербургского и Московского университетов; 18 % их учились в других русских высших учебных заведениях и только 6 % в заграничных университетах (табл. VII).

(5) Что касается характера деятельности наших академиков до избрания их членами Академии наук, то 82 % среди них были профессорами высших учебных заведений, и, в частности, 69 % профессорами наших университетов – главным образом Петербургского и Московского (табл. VIII и IX).

Переходя к другим пунктам, представляющим интерес в смысле их сравнения с данными, полученными раньше для ученых и художников, мы должны отметить следующее:

1) Как и среди последних, среди наших академиков наблюдается около половины лиц чисто русского происхождения и довольно значительный процент лиц смешанного происхождения – больший, чем среди ленинградских ученых, но меньший, чем среди ленинградских представителей искусства (табл. XII); корреляция между национальным происхождением академиков и их жен меньше, чем в других группах населения (табл. XXII).

2) В смысле места происхождения среди наших академиков 56 % происходят из великорусских губерний, 15 % из южнорусских и 29 % из Петербурга, западного края и заграницы, тогда как соответствующие цифры для ученых и художников таковы: 39–40 % – 16–17 % – 42–43 % (см. табл. Х и XI).

3) По своему сословному происхождению наши академики гораздо менее демократичны, чем ленинградские художники, – так как среди них на долю выходцев из мещан и крестьян приходится всего 4 %, тогда как у представителей искусства не менее 30 % (табл. XIII).

5) Помимо научно-исследовательского таланта наши академики, подобно ученым и художникам, обладают рядом других специальных способностей (табл. XVI). Среди их ближайших родственников, как и среди ближайших родственников их жен, имеется ряд выдающихся ученых, литераторов и представителей искусства, имена которых приведены в тексте.

6) Детность наших академиков так же низка, как и у ленинградских ученых и представителей искусства, – около двух детей в среднем на каждого женатого и около трех детей на каждого детного (табл. XVII и XVIII). Эту низкую детность академики, подобно выдающимся ученым и представителям искусства, разделяют со своими братьями (табл. XX), тогда как детность их отцов, как и у отцов выдающихся ученых и у отцов художников, была свыше 5 детей на семью (табл. XIX). Столь же невелико у академиков и число имеющихся у них внуков (табл. XXVI).

7) Как и среди представителей искусства, а также среди выдающихся ученых, среди академиков бросается в глаза более заметное участие первенцев (табл. XXI).

8) Подобно детям ленинградских ученых и художников, очень значительный процент сыновей академиков (74 %) посвящает себя высококвалифицированным профессиям (табл. XXV). При этом 44 % сыновей академиков являются сами учеными же – подробный список их приводится в тексте.

Все эти данные, как нам кажется, рисуют общую картину той высокоодаренной группы ученых, которая в течение последних 80 лет была объединена в своей деятельности вокруг нашей Академии наук.