Глава VI ОБЩЕСТВО РАСОВОЙ ПАТОЛОГИИ

Важным шагом к оформлению медицинской генетики как автономной области исследований стало создание в 1928 г., когда в целом были выполнены просветительские задачи раннего этапа, нового ученого общества, Общества по изучению расовой патологии и географического распространения болезней (ОРП). Новый этап был ориентирован теперь на выработку стратегии исследований медицинской генетики, и ему соответствовало общество с конкретными задачами и определенными методами исследований.

«Расовая патология» звучит сейчас – страшновато! Ищу в предметном каталоге одной из лучших библиотек нашей страны слово «Евгеника». Вижу отсылку: «см. Демография. Буржуазные теории. Критика». А в разделе «Генетика человека» нахожу, среди прочего: «Юдин Т. И. Евгеника. Учение об улучшении природных свойств человека. М., Изд. Сабашникова, 1925». И многие другие интересные публикации.

Ныне вряд ли кому доступен в полной мере дух 1920-х, когда эволюция и генетика человека именовалась «евгеникой», а Наркомздрав хлопотал об изучении «расовой гигиены» и «расовой патологии». Напротив, у многих читателей сохраняется стойкая идиосинкразия к словам «евгеника» и «расовая гигиена». Дело не только в успешной работе Агитпропа.

Вспомним «Шум и ярость» Фолкнера. Рассказ ведется от лица мальчика с синдромом Дауна. В городке случается изнасилование. Добропорядочные граждане, чтобы уберечь виновника и соблюсти «приличия», кастрируют мальчика-Дауна.

В США распубликованный в национальном масштабе случай Энн Купер Хьюитт, без сомнения, привлек чувства публики к злоупотреблениям стерилизацией. В 1936 г. Хьюитт, в возрасте 21 года, предъявила гражданский иск в Калифорнии против ее матери, двух врачей и психиатра штата о возмещение ущерба в полмиллиона долларов за то, что ее стерилизовали. По завещанию отца, Питера Купера Хьюитта, две трети дохода от фонда в 1 300 000 долларов были отказаны в пользу его единственного ребенка Энн, но, если она умрет бездетной, доход отойдет матери, которая была женой Хьюитта во втором из ее пяти замужеств. По иску, в 1933 г. г-жа Хьюитт оскорбила дочь психиатрическими тестами, когда та болела аппендицитом. Психиатр департамента здравоохранения штата Калифорния определил, что умственный возраст Энн 11 лет, что говорило о весьма выраженном слабоумии. С этим определением в руках г-жа Хьюитт добилась стерилизации Энн в августе, за 11 месяцев до совершеннолетия (21-летия), когда ее дочери по жизненным показаниям проводили операцию аппендэктомии. Нью-йоркский адвокат г-жи Хьюитт говорил, что операция была «на благо общества» и что будут представлены свидетельства «эротических тенденций» Энн. Однако психиатр штата Нью-Джерси обследовал Энн за несколько месяцев до подачи иска и нашел, что у нее нет каких-либо психических дефектов. В иске указано, что мать Энн уже растратила сотни тысяч ожидаемых дочерью долларов и требовала стерилизации из алчности, стремясь завладеть остальными деньгами: «У меня не было кукол, когда я была маленькой, и у меня не будет детей, когда я буду старой», – говорила Энн [218] .

Законы о принудительной стерилизации лиц, которых суд признавал (подчас на произвольной основе) нежелательными для общества, существовал в большинстве штатов США. Первым штатом, где закон был принят, была Индиана, поэтому принудительная стерилизация именовалась «индианской идеей».

В Европе подобный закон широко обсуждался, он был принят в Дании, позже в нацистской Германии (вслед за законом, запрещавшим браки арийцев с неарийцами), во всех Скандинавских странах, одном из кантонов Швейцарской федерации и Эстонии.

С 1 января 1934 г. стерилизации подлежали немцы, страдающие врожденным слабоумием, шизофренией, циркулярным психозом, наследственной эпилепсией, наследственной слепотой, наследственной глухотой, тяжелыми наследственными физическими уродствами и страдающие тяжелым алкоголизмом. «Подготовка к стерилизации – это подготовка к расправе со всеми недовольными элементами», – говорил Г. Г. Мёллер 17 октября 1933 г. в докладе, посвященном критике нацистского закона [219] . Нацисты пошли и дальше: душевнобольные немцы были отправлены в газовые камеры, ради чистоты расы. Но когда эта практика прекратилась, мгновенно восстановился исходный процент душевнобольных в населении.

В то время как гигиена и медицина имеют дело со здоровьем индивидов, евгеника озабочена здоровьем расы или населения (популяции), а значит, соотносится с генетикой популяций. Попытка взглянуть на вопрос о стерилизации с этой позиции приводит к задаче о судьбе гена в популяции. Серьезно упрощая ситуацию и полагая, что дело идет о «хороших» признаках (с полной проявляемостью и высокой степенью выражения), англо-американские генетики начала XX века рассуждали следующим образом.

Жесткий негативный отбор (напр., стерилизация) может резко уменьшить распространение доминантных наследственных признаков, но его эффективность для множества рецессивных генетических заболеваний по меньшей мере сомнительна. Можно уменьшить распространение таких заболеваний стерилизацией людей, гомозиготных по рецессивному признаку (тех, кто несет мутации в обеих хромосомах), и, стало быть, выявляющих этот признак. Однако единичные рецессивные гены будут передаваться весьма многочисленными гетерозиготными особями, у которых данный признак не выявляется. При случайном скрещивании гетерозиготная группа вновь даст некоторое количество гомозиготного потомства, выявляющее болезнь или патологический признак, которое в свою очередь должно быть стерилизовано. Чтобы избавить популяцию от вредных рецессивных признаков, требуется стерилизовать определенную часть популяции в чреде последующих поколений.

В 1917 г. генетик Реджинальд Пеннет рассчитал число поколений, требуемых, чтобы уменьшить распространение «слабоумных» (какие бы болезни и типы наследственной передачи не подразумевались) до определенной частоты, если стерилизовать всех их в каждом поколении. Предположив, что условное «слабоумие» результат единичного рецессивного признака и что скрещивание в популяции происходит случайно, Пеннет заключил, что для того, чтобы уменьшить частоту с 1 на 100 до 1 на 1000, потребуется 22 поколения, до 1 на 10 000 – 90 поколений и до 1 на 1 000 000 – более 700 поколений. Это показывает, что стерилизация не обещает скорого решения проблему душевных заболеваний [220] .

В 1924 г. математический генетик и сторонник евгеники Рональд Фишер критиковал подход Пеннета. Исходя из полигенной модели душевных заболеваний, а также учитывая тенденцию к ассортативному скрещиванию (образование пар среди подобных), Фишер вычислил, что сегрегация и стерилизация слабоумных в течение одного поколения даст 36 % снижения частоты заболевания – «величина, которую не позволит себе игнорировать никто из думающих о будущем своей страны» [221] .

Герберт Дженнингс подробно доложил об ассортативной оценке Фишера в своей книге «Biological Basis of Human Nature» [222] . Он также дал альтернативную оценку, в предположении случайного скрещивания и моногенного наследования, которая дала ему основание заявить, что только один из десяти слабоумных в каждом поколении рождается от слабоумных родителей. (Одновременно Дж. Б. С. Холдейн отметил, что доля душевнобольных, происходящих от «дефективных» родителей, лежит в пределах от 5 % до 50 %.)

Дженнингс ясно и четко показал, что прибл. 9 из 10 детей с психическими наследственными заболеваниями были потомками здоровых родителей. Он дал основание предположить, что «здоровые люди также несут дефектные гены, и они могут выявиться в больном потомстве… Если бы мы обнаружили носителей скрытых дефектных генов и применили методы животновода к человечеству, то процесс занял бы тысячу лет», так 22 июня 1932 г. редакционная «Нью-Йорк-таймс» [223] резюмировала позицию, которая завоевывала все большее признание на обеих сторонах Атлантики.

С. С. Четвериков воспользовался очаровательным образом: вид «как губка» впитывает рецессивные мутации. Он поместил в своей классической работе 1926 года [224] таблицу Нортона (из книги Пеннета о мимикрии бабочек 1915 года) – для иллюстрации положения, что любая мутация, имеющая хоть небольшое адаптивное преимущество, может распространиться на весь вид (при 1 % преимущества путь от 0,1 % до 99,7 % займет около 3000 поколений, писал он). Некоторые англо-американские генетики были сильны в математике и работали за письменным столом; русские – работали в лаборатории и в природе. Приведенные выше схемы вычисления темпов отбора в значительной мере потеряли в своей привлекательности на фоне генетического анализа природных популяций и возникшей в этой связи феногенетической линии работ школы Кольцова – Четверикова: темпы и эффективность обора зависят не только от доминантности – рецессивности признака, аутосомности – сцепленности с полом, моно– и полигенности, но и – всегда – от пенетрантности (процент особей, проявляющих признак) и экспрессивности (степень выражения). Более того, типичные мутации, по русским работам, это неполно пенетрантные доминанты с варьирующей экспрессивностью (полудоминанты или условные доминанты), а вовсе не «хорошие» рецессивы, как полагали ранние англо-американские генетики.

Тонким различиям на раннем этапе между англо-американской и русской генетикой популяций обязаны слегка различающиеся пути к построению единой генетики человека и медицинской генетики. Англо-американские генетики стремились выявить гетерозиготные рецессивы, отсюда интерес к биохимическим методам, которые внесли немалый вклад в создание новой научной дисциплины. Русские генетики были заняты генетической гетерогенностью и полиморфизмом. С. С. Четвериков открыл, что каждая популяция насыщена рецессивными генами. Н. В. Тимофеев-Ресовский – что каждая процветающая популяция содержит летальные гены. С. Н. Давиденков – что каждый человек несет какие-либо наследственные невропатологические задатки.

Евгеника в США имела еще одну отличительную черту. Евгенисты посредством строго избирательного анкетирования аргументировали тезис о превосходстве во всех отношениях северо-западной расы и выстраивали иерархию, где, по рангу, за северозападной расой шли центрально-европейская, затем средиземноморская раса и т. д.; замыкали шкалу китайцы, цыгане, евреи и негры. На эти наукообразные фальсификации опирались расисты, политики, принявшие в 1924 году «Immigration Restriction Act», закон об ограничении иммиграции представителей «низших рас».

Также и нацисты Третьего Рейха пропагандировали идею ранга расы (впрочем, итальянцы, часть югославов и японцы получили высокий ранг, когда стали союзниками Рейха). Они выдвинули лозунг борьбы «высшей расы» за установление «Нового порядка», исключавшего возможность достойной жизни большинства человеческих рас.

В США и ряде стран Западной Европы евгенические движения развивались изолированно от генетики, а многие крупные генетики в первую треть века дистанцировались от евгеники. III Международный евгенический конгресс проходил в Нью-Йорке 21–23 августа 1932 года, а VI Международный генетический конгресс – в Итаке 24–31 августа, так что два конгресса, посвященных двум различным областям исследований, смешались по впечатлениям в один совместный. Поскольку американские и европейские генетики не желали брать ответственность за чужую область деятельности, то на VI Генетическом конгрессе было принято решение впредь устраивать только генетические конгрессы, но не совместные; в их рамках генетику человека надлежало трактовать с тех же позиций, что и генетику любых растительных и животных объектов. К середине 1930-х годов в Британии и США реформистская евгеника, созданная генетиками, вытесняла американскую евгенику старого стиля с расистскими и антииммиграционными настроениями. Русское евгеническое движение, с РЕО и ОРП, существовавшее в 1920-е годы, сравнимо с более поздней реформистской англо-американской евгеникой, но его нельзя сопоставлять с одновременной магистральной евгеникой старого стиля, как это делал Агитпроп в середине 1930-х.

Специфическая черта русского евгенического движения состояла в том, что оно было основано и направлялось русскими пионерами генетических исследований (но отнюдь не недостаточно компетентными любителями-энтузиастами). Именно поэтому русское евгеническое движение было способно дать и действительно дало прочный фундамент для создания медицинской генетики, провозглашенной в качестве автономной области исследований на Конференции 1934 года.

Очевидно, что в 1920-е годы действия американских евгенистов старого стиля с расовыми и антииммигрантскими предпочтениями и нацистских расовых гигиенистов, которые вызывают сейчас отвращение, не могли быть предвидены. «Евгеника» и «гигиена расы» были почтенными выражениями, имевшими хождение в Европе.

Весной 1928 г. впервые был поставлен вопрос об организации Общества по изучению расовой патологии и географического распространения болезней. Членами-учредителями общества были следующие лица: проф. А. И. Абрикосов, проф. М. И. Авербах, проф. В. В. Бунак, проф. С. Н. Давиденков, проф. Н. К. Кольцов, проф. А. В. Мольков, проф. Д. Д. Плетнев, проф. Н. А. Семашко, доц. университета С. С. Четвериков и проф. Г. И. Россолимо [226] .

14 ноября 1928 г. был утвержден устав общества. Он совпадал с уставом РЕО, за исключением названия и § 1, который гласил: «Общество имеет целью объединение ученых, изучающих географическое распределение болезней и связь патологических форм с расовыми особенностями человека» [227] . В тот же день состоялось первое организационное собрание общества, на котором, после утверждения новых действительных членов, состоялись выборы правления общества и его ревизионной комиссии. В президиум правления вошли следующие лица: председатель – проф. Н. К. Кольцов; заместители – проф. А. А. Богомолец, проф. С. Н. Давиденков, проф. Д. Д. Плетнев, проф. А. Н. Сысин; казначей – проф. В. В. Бунак; секретарь – д-р Г. А. Баткис; члены правления – проф. А. И. Абрикосов, проф. Т. И. Юдин; кандидат – д-р А. Г. Галачьян, д-р М. А. Колдобский, д-р С. Г. Левит, д-р Н. Е. Лямин, В. В. Сахаров; члены ревизионной комиссии – проф. А. С. Серебровский, проф. А. А. Андреев, д-р И. Д. Певзнер; кандидаты рев. комиссии – проф. В. В. Николаев, проф. В. Н. Лебедев. Кроме выборов, на организационном собрании был выработан план работы общества.

Среди членов-учредителей общества, не принявших участие в заседаниях, – С. С. Четвериков: в начале 1929 г. он был арестован по политическому обвинению, а после другого ареста в середине года выслан из Москвы, и Г. И. Россолимо, умерший до начала работы общества.

Бросается в глаза участие в Обществе расовой патологии открытых противников евгеники, Четверикова и Левита.

Мне случилось спросить Н. В. Тимофеева-Ресовского, почему ни он, ни Четвериков никогда не интересовались евгеникой, которой был так увлечен его дорогой учитель Н. К. Кольцов. Николай Владимирович ответил, что интересных вещей тогда было много: он пел в церковном хоре, собирал книги, увлекался искусствоведением, старыми храмами, регулярно ходил в Большой театр. Евгеника не наука, меланхолично продолжил он, и указал, что отбор может проводить существо высшее по отношению к отбираемым – для человека это Бог: «свинья не может быть хорошим свиноводом, человек не может быть хорошим человеководом». Кольцов же печатал родословные Пушкина и других замечательных людей и готовил основу для исследований Медико-генетического института, чью традицию продолжает теперь, говорил он, Институт медицинской генетики АМН СССР (основанный и руководимый учениками Тимофеева).

Человек верующий, Четвериков, как и Тимофеев-Ресовский, не принимал евгенику на том основании, что человек – творение, а не вещь; поэтому применять искусственный отбор к человеку неприемлемо. Напротив, целью нового общества была адаптация к человеку задач и методов популяционной теории (Четверикова) и его теории генотипической среды. Марксист С. Г. Левит отвергал евгенику как буржуазную псевдонауку; новое же общество предоставляло возможность заняться оформлением подходов медицинской генетики, свободной от евгеники и расизма. Оба они, как видно, трактовали евгенику в смысле американской магистральной евгеники.

Отметим также, что антропогенетика и евгеника А. С. Серебровского включала, помимо большевистской евгеники Мёллера, именно проблемы, поставленные для решения обществом, в частности изучение изолированных населений человека.

Весной 1929 г. прошли четыре заседания общества.

22 марта 1929 г. под председательством проф. Д. Д. Плетнева: 1. Доклад председателя о-ва проф. Кольцова на тему: «Задачи и методы изучения расовой патологии» [228] . 2. Доклад проф. В. В. Бунак «Термин «раса» и его значение» [229] .

26 апреля 1929 г. под председательством проф. Плетнева: 3. Все заседание было посвящено вступительному слову проф. В. В. Бунака и прениям по его докладу «Термин «раса» и его значение».

10 мая 1929 г. под председательством проф. А. А. Богомольца: 4. Доклад проф.

С. Н. Давиденкова «Невропатология и психиатрия с точки зрения расовой патологии».

24 мая 1929 г. под председательством проф. С. Н. Давиденкова: 5. Доклад проф. В. И. Кедровского «Географическое распространение эндемического зоба в СССР». 6. Доклад проф. А. И. Абрикосова «Опыт патолого-анатомического изучения зоба в СССР». 7. Доклад д-ра А. А. Захарова «Бековская болезнь в Забайкалье».

За это время состоялось 3 заседания правления общества; всего членов о-ва на 25 мая 1929 г. – 50 человек.

О последующей работе общества дает представление проект Кольцова комплексного биологического обследования населения Кавказа.

Кольцов любил Кавказ, часто бывал на Кавказе, знал Кавказ и желал общаться с ним глубже, то есть изучать его. Кольцов обращал особое внимание на специфическую особенность Кавказа, через который на протяжении веков проходили торговые и военные дороги: чрезвычайное разнообразие этнических черт, морфологических и поведенческих признаков, неравномерное распространение болезней и множество отдельных языков у людей в изолированных поселениях гор Кавказа. Это привело его к мысли о комплексном биологическом изучении изолированных людских населений Кавказа. В это время изоляты Кавказа оставались почти теми же самыми, что и века тому назад, а генетические методы исследования были уже достаточно разработаны, чтобы весомо дополнить существующие методы изучения человека.

В наши дни есть более изощренные методы исследований, но замкнутость изолятов в значительной мере нарушена.

25 сентября 1930 г. в заседании правления Общества по изучению расовой патологии и географического распространения болезней, под председательством Н. К. Кольцова, в присутствии членов правления С. Н. Давиденкова (проф. невропатолог), Д. З. Комиссарук (Институт экспериментальной биологии), М. Л. Левина (член президиума Коммунистической академии), С. Г. Левита (Директор Медико-биологического института и член правления Общества врачей-материалистов), В. В. Сахарова (Институт экспериментальной биологии) и Г. В. Соболевой (секретарь правления), обсуждался проект Кольцова организации в Тифлисе института по изучению биологии человека [230] .

«Для изучения биологии человека Кавказ является исключительно интересной страной. Здесь проходят дороги, соединявшие когда-то Азию с Европой. Разнообразие климатических и орографических условий позволяло в древние времена человеку и, может быть, его предшественникам находить здесь места, наиболее удобные для его поселения, – говорил Кольцов. – Разобщенность отдельных частей даже до настоящего времени сохраняет те или иные племена, народности и популяции в биологической чистоте – почти замкнутыми от смешения с соседями. Эти местности находятся в самых различных условиях, заселены различной фауной и флорой, а потому и заболеваемость населения, патологические формы болезней, оказываются различными в связи с географическим распределением в пределах Кавказа».

Кольцов напоминал о недавней серии блестящих открытий в области изучения предшественников человека – открыты остатки прародителей человека в Китае и Африке, в Гренландии и Палестине, «проливающие новый свет на проблему эволюции человека». Поиски шли не случайно, а в определенных заранее намеченных местах. «Имеются все данные для того, чтобы искать такие остатки в пределах Кавказа, и такая задача должна быть планомерно поставлена». Кольцов указывает на пионерские методы, которые обогатят комплексное исследование: «Мощное развитие генетики за последнюю четверть века перенесло на совершенно иную почву вопрос об изучении современных рас, и для новой расовой биологии весь Кавказ является настоящим музеем, в котором на ограниченном пространстве можно провести огромную широко задуманную работу. В медицине происходит переворот на почве изучения конституции и наследственных особенностей человеческой патологии, для изучения расовой патологии на Кавказе открывается широкое поле. Наконец, здесь может быть собран богатейший материал по географическому распределению болезней».

Кольцов указывает на понятный интерес к Кавказу: «Организуются экспедиции в различные области Кавказа из центра СССР и из-за границы. Будут собираться материалы и увозиться за пределы Кавказа для обработки на местах. Но даже в Китае, при слабом развитии там современной науки, за последнее время положен предел распылению ценных материалов, собираемых в его границах. Тем более на Кавказе необходимо на встречу исследовательскому самотеку построить и в скорейшем времени осуществить план организованного исследования по биологии человека Кавказа, а также сбора и сохранения всех относящихся сюда материалов».

Так он аргументирует мысль, что в центре Закавказья, в Тифлисе, должен быть создан Исследовательский институт по изучению биологии человека: «В основу его должна быть положена организация Кавказского музея по биологии человека, вокруг которого постепенно создаются отдельные исследовательские лаборатории по разным специальностям».

Кольцов подчеркивает, что задача музея – хранить все материалы, собираемые исследовательскими лабораториями и экспедициями, откуда бы они ни приезжали: «Все сколько-нибудь ценные находки на Кавказе должны поступать в этот музей…» Кольцов обсуждает структуру работы музея: «В первую очередь при музее лаборатории создаются следующие: 1) антропологическая, 2) генетическая, 3) патолого-анатомическая, 4) по географическому распространению болезней», и особое внимание уделяет «тщательному хранению и систематизации родословных по изучению тех или иных наследственных признаков».

Этот проект запоздал: одним из результатов Культурной революции стала ликвидация всех старых, так сказать, не большевизированных ученых обществ.

Тогда случались странные вещи. Зоолог М. А. Мензбир, выборный ректор Московского университета и академик, одновременно возглавлял Московское о-во испытателей природы и О-во любителей естествознания, антропологии, этнографии. В 1930-м пришлось выбирать, и он оставил старых аристократических испытателей, со страшной «масонской» репутацией, и уничтожил демократических любителей, и сделал это по той причине, что он не любил биологию человека.

В 1928 г. Кольцов ездил по городам Средней Азии и совещался с врачами Ташкента, Самарканда, Бухары и Ашхабада. Другой проект Кольцова – Евгенического отдела ИЭБ и ОРП – был основан на экспедициях 1929-го (Ак-Дарьинский район) и 1930-го (Самарканд) годов по изучению эндемического зоба в Узбекистане. В экспедициях принимали участие биолог В. В. Сахаров и врач-хирург О. В. Николаев. (От Д. З. Комиссарук, стоявшей во главе обеих экспедиций, кольцовский институт избавился к 1931 году, и материалы экспедиций оформляли реально работавшие сотрудники ИЭБ, участники экспедиций.) Обследованные районы были отмечены в литературе еще в середине XIX века. Зоб выражается в увеличении щитовидной железы. Общее впечатление о функциональной деятельности говорило скорее за гипотиреоидный характер зоба (только в трех случаях были выраженные симптомы гипертиреоидизма). Наиболее явные случаи гипофункции щитовидной железы отмечены у кретинов (5 случаев) и кретиноидов (17 случаев), очень высокий процент (1,3 %) от обследованных в экспедиции 1929 г. Выявлена и анализирована локальная предрасположенность к зобу, основной причиной которого был хронический недостаток йода в питьевой воде. Участие хирурга в экспедиции 1930 г. позволило провести ряд операций в Самарканде (и получить анатомо-патологический материал, для обработки в Москве). Сахаров исследовал кровяные группы у разных этнических групп населения.

Том работ по материалам экспедиции включал:

Предисловие. – Н К. Кольцов (с. 3–4),

Эндемический зоб в Узбекистане. – В. В. Сахаров (5-20),

Эндемический зоб среди школьников города Самарканда. – О. В. Николаев и В. В. Сахаров (21–26),

К патогистологии и клинике эндемического зоба. – О. В. Николаев (27–42 и 6 вклеек),

Генетика эндемического зоба. – В. В. Сахаров (43–55 и 8 вклеек),

Зоб и кровяные группы. – В. В. Сахаров (56–58 и 1 вклейка).

Сотрудники Н. К. Кольцова готовили статьи для журнала «Медицинская мысль Узбекистана и Туркменистана». Ко времени опубликования тома трудов экспедиции журнал получил название «За социалистическое здравоохранение Узбекистана. Журнал профилактической, субтропической и клинической медицины». Статьи составили мартовскую книжку журнала за 1933 год.

Общество по изучению расовой патологии и географического распространения болезней, как видно по началу его работы, конкретностью задач отличалось от Русского евгенического общества с широчайшим кругом интересов, и масштабом исследований – от маленького Евгенического отдела ИЭБ. Новое общество представляло собой эскиз будущего Медико-генетического института, давшего основу для создания медицинской генетики.