Интеллигенция и таланты{11} Ю.А. Филипченко

Работой об академиках заканчиваются наши исследования представителей ленинградской интеллигенции – главным образом, ученых и деятелей искусства. Мы не хотим сказать, что в этой области делать более нечего: напротив, здесь стоит на очереди ряд интереснейших вопросов, однако вопросы эти требуют иных способов исследования кроме тех чисто статистических, которыми мы до сих пор пользовались. Между тем при тех средствах работы, которыми располагает Бюро по евгенике, идти дальше в этом направлении чрезвычайно трудно, почему мы и считаем, что нами сделано в этой области все то, что было в наших силах. Небесполезно поэтому подвести здесь некоторые итоги: быть может, в них не будет особенно много нового, но во всяком случае с ними придется считаться, как с результатом 5-летней работы над довольно обширным материалом.

Основными вопросами, занимавшими все время наше внимание, были два: о русской интеллигенции и об ее наиболее одаренных представителях, которых благодаря этому можно подвести под категорию талантов.

Что такое интеллигенция, не требует, конечно, длинных пояснений. Мы понимаем под этим представителей тех профессий, занятие которыми связано с большой умственной работой и требует, с одной стороны, долгой выучки, с другой, наличия известных способностей. Конечно, определение это далеко не совершенно, но такова уже судьба почти всех определений. В данном случае это обстоятельство лишено особого значения, так как объем понятия «интеллигенция» отличается сравнительно большой определенностью: к интеллигенции обычно относятся такие профессии, как ученые, педагоги, врачи, инженеры, общественные деятели, музыканты, художники, литераторы, артисты, причем перечисленными профессиями дело обычно и исчерпывается.

Конечно, не во всех перечисленных сейчас профессиях тот интеллигентский оттенок, который им свойствен, выражен одинаково ярко. Отчасти из-за этого мы не останавливались специально на врачах, педагогах и инженерах, а сосредоточили наше внимание на ученых и представителях искусства, считая, что то, что найдено для последних, будет более или менее справедливо и для первых, но, быть может, только в менее резкой степени.

В конце нашей статьи о представителях искусства, а также в статье о результатах анкеты среди студентов [129] мы пытались уже установить, какие именно черты характеризуют нашу интеллигенцию, как таковую, и с этими же особенностями мы столкнулись и теперь при разработке материала по академикам.

Главные из этих особенностей, как мы можем их теперь формулировать, сводятся к следующим пунктам:

1) около половины лиц чисто русского происхождения и довольно заметный процент лиц смешанного происхождения (17–33 %) – в смысле национальном;

2) заметное преобладание лиц, происходящих из великорусских губерний, – в смысле местном;

3) происхождение значительной части из весьма интеллигентной среды;

4) слабое размножение – падение детности не менее чем в два раза по сравнению с предыдущим поколением;

5) очень большой процент детей, посвящающих себя интеллигентным профессиям;

6) сравнительно высокая одаренность в смысле обладания специальными способностями;

7) более сильное распространение некоторых болезней – особенно душевных заболеваний.

Однако не менее важное значение, чем интеллигенция в ее целом, имеет тот небольшой сгусток, который всегда имеется в ее недрах и который и обозначается именем выдающихся людей или талантов. Именно с этим материалом мы имели дело в нашей статье о выдающихся ученых; было их довольно много и среди обследованных нами представителей искусства и, наконец, среди академиков последних трех четвертей века. Эти лица в общем вполне удовлетворяют всем отмеченным здесь особенностям интеллигенции, но отличаются от большинства ее представителей своею высокою, иногда исключительною, одаренностью и в то же время громадною работоспособностью, что так резко и выделяет их из общего уровня.

Откуда берутся эти люди и какова их дальнейшая судьба, в смысле характера их потомства? Вот тот вопрос, на который должна ответить евгеника.

Со времени выхода в свет «Наследственности таланта» Гальтона и его исследования об английских ученых не может быть сомнения в том, что таланты не делаются, а родятся, т. е. что в процессе их возникновения наследственность важнее среды, или, как выражался Гальтон, природа («nature») более действительна, чем питание («nurture»). Однако это решает вопрос еще в слишком общей форме, для детального же разбора его мы должны учесть следующие моменты.

Конечно, если мы сравним обыкновенного, среднего человека, не обладающего никакими особыми талантами, с каким-нибудь чрезвычайно высоко одаренным человеком, то разница между ними будет резко бросаться нам в глаза. Однако если собрать данные об одаренности нескольких сот людей, стоящих выше среднего уровня, то мы наверное найдем целый ряд переходов от среднего человеческого типа к наиболее высоко одаренным людям. Чтобы несколько разобраться в этом в высшей степени сложном материале, здесь более, чем где-либо, необходима известная классификация, которую впервые и попытался дать Гальтон.

Как известно, он установил ряд различных классов одаренности, которые поднимаются от среднего класса А вверх, как бы налегая один на другой и уменьшаясь при этом в своей относительной численности. По расчетам Гальтона представители класса А встречаются примерно как 1 из каждых 4 людей, представители класса В — как 1 из 6, представители класса С — как 1 из 16 и т. д., пока мы не дойдем до класса X, к которому относятся наиболее одаренные люди, встречающиеся каждый примерно как 1 на миллион других менее одаренных людей.

Для Гальтона в его время было еще неясно, почему здесь имеет место подобное распределение и в чем состоит тот наследственный механизм, который вызывает его. Современная генетика может ответить на этот вопрос уже гораздо более определенно.

Мы знаем теперь, что многие особенности человека обусловливаются так называемыми однозначными факторами, которые, накопляясь у одной особи во множественном числе, заметно усиливают эффект, производимый каждым из них в единственном числе. Так наследуется, по-видимому, цвет кожи, рост и, можно думать, те духовные особенности человека, от которых зависит и его одаренность.

Очевидно, различные степени последней и обусловливаются, скорее всего, числом тех однозначных факторов одаренности, которые скопились в оплодотворенном яйце после соединения его с живчиком. А мы знаем, что распределение таких факторов в процессе размножения управляется той же численной законностью, которая лежит в основе всех явлений изменчивости и которую называют законом Кетле. Благодаря этому и распределение различных степеней одаренности в человеческом обществе должно следовать тому же закону Кетле, как это указал впервые Гальтон.

Таким образом, по существу схема Гальтона совершенно верна, но она повела к ряду недоразумений, самое главное из которых заключается в следующем. Некоторые – особенно у нас за последнее время – склонны смешивать классы одаренности Гальтона с классовой структурой общества и толковать дело так, что будто бы, согласно взгляду Гальтона и некоторых других представителей евгеники, внизу помещаются наименее одаренные классы (например, пролетариат и крестьянство), а наверху представители так называемых высших классов, из которых-де, согласно этой точке зрения, главным образом и формируются таланты.

Едва ли нужно говорить, что подобное толкование совершенно ошибочно. Чтобы лучше всего выяснить истинное положение вещей, удобнее всего, как нам кажется, воспользоваться такой схемой (см. рис.).

Человеческое общество лучше всего сравнить не с лестницей из ряда последовательных ступенек, а с кругом, разбитым на ряд секторов, причем эти секторы – не доходящие при том, как видно на рисунке, до центра – и представляют собою отдельные классы общества. В центральной же части круга лежит небольшой круглый или овальный участок, который является, по существу, производным всех этих классов-секторов, но отграничен от всех них, – и этот-то центральный участок и представляет из себя интеллигенцию. Наконец, в самом центре его лежит небольшое темное пятно, как бы центральное сгущение, нерезко отграниченное от остальной части внутреннего круга: этот центральный сгусток и представляет собою наиболее выдающихся представителей интеллигенции, то, что называют талантами.

С этой схемой полностью соединима и схема различных классов одаренности Гальтона в виде ряда все повышающихся и в то же время суживающихся ступенек, но только мы должны представить себе столько же гальтоновских лестниц, сколько у нас в круге имеется секторов, так что в каждом из них имеется своя собственная, ведущая к общему центру круга. Тогда низшие классы одаренности (скажем A, B, С, D) окажутся лежащими по периферии круга и заполняющими его отдельные секторы, причем все они имеются в каждом секторе, а высшие классы одаренности (Е, F, G, Н…) сосредоточены в центральном участке, который является производным всех классов-секторов; наконец, небольшое центральное пятно содержит то, что Гальтон обозначал, как класс X.

Действительно, с нашей точки зрения, среди представителей решительно всех классов общества рассеяны те наследственные зачатки, или гены на языке современного учения о наследственности, от счастливого сочетания или комбинации которых зависит и большая «интеллигентность» их обладателя. Однако у громадного большинства представителей каждого общественного класса эти зачатки встречаются в разрозненном, рассеянном виде (как это показано и на нашем рисунке в виде точек), и той комбинации их, которая нужна для занятий какой-либо из интеллигентных профессий, не получается.

Однако теперь учением о наследственности точно установлено, что если у отдельных особей той или иной группы их встречаются отдельные гены а, b, с, d и т. д., то в процессе размножения непременно будут возникать сочетания и по 2 таких гена ( ab, ас, ad и т. д.), и по 3 ( abc, abd, acd и др.), и даже по 4 ( abcd ). Так постоянно происходит и в данном случае, причем в результате этого как раз возникают те сочетания наследственных задатков, которые необходимы для того, чтобы их обладатель мог бы стать представителем художественной профессии или общественным деятелем, ученым, врачом и т. п.

Мы сказали – «мог бы стать», а не «стал бы» – совершенно сознательно. Ведь для того, чтобы стать интеллигентом, каждый из представителей известного класса должен, так сказать, деклассироваться, т. е. перешагнуть из своего сектора-класса в тот центральный отдел круга, который отделен от них всех чертой. А эта граница, как показано и на нашем рисунке, имеет неодинаковую толщину в различных секторах.

Достаточно вспомнить те условия, в которых находилось наше крестьянство или пролетариат еще сравнительно недавно, чтобы учесть, насколько трудно было даже одаренным представителям этих классов преодолеть все встречавшиеся на их пути препятствия, чтобы стать интеллигентами. Немудрено, что среди академиков, избранных за последние 80 лет, только 2 % приходится на долю детей крестьян и столько же на долю детей мещан. Нередко к классовому примешивался и иной мотив: вспомним, например, недавнее положение у нас евреев, для которых ряд путей был почти закрыт. Наоборот, для дворян двери всех учебных заведений были широко открыты, и естественно, что наша русская интеллигенция в течение десятков лет формировалась преимущественно из дворян.

Не всегда, однако, дело шло при этом о чисто внешних и материальных препятствиях. Нередко очень важную роль при этом играет и общее настроение той среды, из которой должны пробиваться в ряды интеллигентов отдельные лица. Едва ли, например, можно сказать, что духовенство было поставлено при царском режиме в лучшие условия, чем купечество, – по отношению к возможности поступления его детей в учебные заведения оно находилось несомненно даже в худшем положении, так как существовала определенная тенденция прикреплять детей духовенства к духовным учебным заведениям. И все же, несмотря на это, процент выходцев из духовного звания был довольно велик среди наших ученых и среди академиков. И, напротив, выходцев из купеческого сословия оказалось всего около 5 % как среди представителей искусства, так и среди наших академиков. Тут, очевидно, были виноваты не столько чисто внешние препятствия правового и материального характера, сколько внутреннее настроение среды – однако и оно играло роль барьера, отделявшего купеческий класс от интеллигенции.

Таким образом, мы видим, что интеллигенция является производным всех классов общества и чисто принципиально каждый класс общества может принимать в ее образовании одинаковое участие, хотя фактически большее участие принимают и здесь всегда правящие классы. Таково обычное происхождение интеллигенции, но раз она уже образовалась, то, спрашивается, какова ее дальнейшая судьба, – конечно, в смысле судьбы и потомства: остается ли и оно в недрах самой интеллигенции, в центральном отделе круга, или переходит в другие слои общества?

Раз мы признали интеллигенцию возникающей в результате удачного сочетания или комбинации известных генов, то ответ на этот вопрос очень прост: судьба ее будет такова же, как и всякой другой комбинации. Предположим, дело идет об рецессивных генах а, b, с, d, e, f, g, из которых уже образовались различные сочетания по три гена: abd, сеf, deg, асе и т. д. В дальнейшем здесь, очевидно, вполне возможны три случая:

1) число этих генов остается тем же самым, т. е. равным трем, и меняются лишь отдельные гены, входящие в состав комбинаций;

2) число рецессивных генов уменьшается в результате расщепления после скрещивания с формами, имеющими прикрывающие их доминантные гены А, В, С, D, Е, F, G;

3) число рецессивных генов в некоторых комбинациях благодаря скрещиванию форм, имеющих различные рецессивные гены, и последующему расщеплению становится больше, поднимаясь с 3 до 5, 6, даже 7.

Эти три общих возможности применительно к судьбе интеллигенции выражаются в следующем:

1) потомство остается подобно исходным формам интеллигентами же;

2) потомство теряет часть нужных для последнего наследственных задатков и возвращается к прежнему состоянию – в один из секторов круга;

3) потомство обогащается новыми наследственными задатками и, сильно выделяясь среди других интеллигентов, попадает в разряд талантливых людей, в наше центральное сгущение.

Конечно, последний случай – и в теории и на практике – очень редок, чем и объясняется чрезвычайно малый процент высокоталантливых людей. Первый случай, как показывают наши исследования, по-видимому, наиболее частый, так как и среди всех вообще ученых, и среди академиков, и среди представителей искусства мы видели, что до 80 % их детей продолжают идти в смысле своей профессиональной деятельности по стопам родителей. Однако эта столь высокая цифра в своей значительной части вызывается, как нам кажется, отнюдь не наследственным предрасположением, а традицией, и на самом деле, мы думаем, процент детей у интеллигентов, которые сохраняют отцовскую комбинацию интеллигентских генов (в смысле их числа), едва ли выше 50 %, а другие 50 % являются менее одаренными в данном отношении. Возможно ли при таких условиях поддержание численности интеллигенции на одном уровне собственными силами?

Нам думается, что ни в коем случае нет, как показывает следующий небольшой расчет. Примем, что интеллигенция размножается с той быстротой, которая признается достаточной для поддержания населения на известном уровне, т. е. 3–4 ребенка на семью. При этом 1 000 интеллигентов произведут свыше 3 000 детей, из которых до взрослого состояния достигнут, допустим, ровно 3 000. Половина их – мужчины, половина женщины, причем лишь половина каждой половины сохраняет наследственные задатки на прежней высоте. Значит, при этом 1 000 отцов-интеллигентов оставят государству лишь 750 таких же сыновей. На самом же деле, как показывают все наши исследования, наша интеллигенция размножается ровно в два раза слабее, – очевидно, при этом мы можем ждать от 1 000 отцов уже только 375 таких же, как они, сыновей. Отсюда ясно, что, будучи предоставлена собственным силам, наша интеллигенция уж через 3–4 поколения сойдет совершенно на нет.

Таким образом, существование достаточного числа интеллигентов, столь нужных для государства, зависит в значительной степени от притока в интеллигенцию новых сил из различных классов общества. Что же нужно для того, чтобы приток этот шел достаточно интенсивно и нормально?

Одно из необходимых для этого условий вытекает из всего того, что было изложено выше: это ослабление того барьера, который отделяет круг интеллигенции от различных классов общества, уничтожение всех тех преград, которые мешают одаренным представителям каждого класса уходить из него и переходить в ряды интеллигентов. Не следует думать, что здесь дело идет только об одном правовом элементе, благодаря которому переход в интеллигенцию из того или иного класса бывает затруднен. Как ни сильна бывает подобная преграда, опыт прошлого говорит нам, что при достаточной энергии ее все же можно преодолеть. Не менее важными, чем правовое положение, являются известные материальные условия, чисто экономический момент, препятствующий иногда тоже этому, – хотя все же и с ним можно иногда справиться, но безусловно еще важнее это внутреннее настроение среды, отсутствие в ней самой тяги к знанию и тесно связанным с ним интеллигентским профессиям, благодаря чему, например, купечество при отсутствии правовых преград и полных материальных возможностях дало всего каких-нибудь 5 % как среди обследованных нами представителей искусства, так и среди наших академиков. Эту преграду может разрушить лишь широкое распространение просвещения, осуществимое лишь при достаточно демократическом строе, который всегда уничтожает и другие из указанных нами преград. В отношении этого условия теперь мы находимся, конечно, в лучшем положении, чем находились еще сравнительно недавно.

Однако имеется и еще одно условие, тоже чрезвычайно важное, но о котором, к сожалению, легко забывают: это наличность достаточно сильного размножения всех слоев общества, которое тоже является стимулом, толкающим часть подрастающих представителей различных классов в ряды интеллигенции. Предположим, что в населении уже прочно установилась пресловутая Zweikindersystem: разве можно ждать при этом, чтобы в крестьянстве образовалась достаточно сильная тяга к переходу его детей в ряды интеллигентных профессий, разве государство может равнодушно отнестись к тому, чтобы дети рабочих переходили в ряды интеллигенции и количество представителей рабочего класса заметно сократилось бы в следующем поколении? Нам думается, что там, где падает сильно рождаемость, там всегда под влиянием чисто экономических причин неизбежно должно уменьшаться течение из различных классов в ряды интеллигенции.

Падение рождаемости вообще чрезвычайно опасно для государства и в ряде других отношений, почему лично мы являемся убежденными сторонниками того, что называют количественной политикой населения. Последняя не встречает сочувствия даже у многих видных представителей евгенического движения, которые указывают на то, что гораздо важнее заботиться о качестве, чем о количестве. Последнее совершенно справедливо, но как овладеть качеством? Это ведь чрезвычайно трудно, а количественная политика населения есть уже нечто гораздо более реальное. Там же, где есть надлежащее количество, будет и качество: это уже своего рода аксиома.

Многим кажется странным говорить о количественной политике населения у нас в СССР. Мы не думаем этого – напротив, убеждены, что ближайшие переписи рассеют иллюзию, будто размножение и теперь, после войны, идет – по крайней мере, в европейской части СССР. – прежним темпом. А поздно начинать думать о борьбе с опасностью, когда она, что называется, уже на носу. Вот почему мы настойчиво высказываемся и у нас за количественную политику населения (с исключением из нее тех элементов, с размножением которых вообще нужно бороться) и считаем ее одним из основных условий для процветания и нашей интеллигенции.

Однако до сих пор мы говорили почти все время только о последней и не останавливались на том центральном сгустке наиболее талантливых людей, который всегда имеется в недрах интеллигенции. Откуда он берется и какова его дальнейшая судьба?

Для решения вопроса о происхождении данного сгустка одних наших наблюдений уже недостаточно, и мы должны учитывать все то, что известно о происхождении выдающихся людей. При этом оказывается, что в громадном большинстве случаев их ближайшие предки – отцы, деды – относились уже к числу интеллигентов и нередко среди них появлялись как бы «предтечи» данного высокоталантливого лица, одаренные, очевидно, теми же способностями, как и последнее, но в значительно более слабой степени. Исключения из этого правила, как и везде, где дело идет о человеческих отношениях, конечно, имеются, но они очень редки и объясняются чаще всего тем, что предки данного лица по чисто внешним причинам не могли выявить своих способностей.

Подобное положение вещей вполне гармонирует с тем, что мы говорили выше о наследственном генезисе талантов. Последние появляются в тех случаях, когда произошло счастливое сочетание нужных для этого однозначных факторов одаренности, которые можно обозначить, например, буквами а, b, с, d, e, f, g, h. He может быть никаких сомнений в том, что подобный подбор нужных для этого генов имеет гораздо больше шансов осуществиться там, где мы имеем уже возникшие раньше сочетания abc, ade, cfgh и т. д., чем там, где подобных сочетаний еще нет. Ведь восьмерку гораздо легче составить из двух четверок или тройки и пятерки, чем из четырех двоек или восьми единиц.

Мы не отрицаем, таким образом, возможности перехода представителя периферического сектора нашего круга сразу в самый его центр, но считаем подобный случай чрезвычайно редкой и исключительной возможностью. Напротив, и здесь нормальным путем будет переход из периферического сектора в более широкий круг интеллигенции, а оттуда через 2–3 поколения перемещение потомка одного из весьма многих рядовых интеллигентов в центральный сгусток.

Таким образом, последний является почти всегда производным интеллигенции, и чем сильнее, богаче, разностороннее одарена последняя, тем больше и талантливее будет ее центральный сгусток, и, наоборот, при бедности интеллигенцией трудно ждать появления большого числа талантов.

Переходя к вопросу о судьбе последних в смысле судьбы их потомства мы должны, в отличие от того, что было установлено выше для интеллигенции в целом, отметить, что здесь, по-видимому, имеется только один путь – именно вниз, вернее, к периферии: в недра или интеллигенции, или одного из наших периферических секторов-классов. Случаев такого рода, чтобы у чрезвычайно талантливого отца были столь же талантливые дети, почти совсем неизвестно, а если их иногда и указывают, то это уже совершенно из ряду вон выходящие случаи или же при проверке оказывается, что отца и детей все же отнюдь нельзя ставить на одну доску.

С точки зрения генетики оно совершенно и понятно: редкая комбинация из рецессивных генов abcdefgh… может сохраниться в потомстве лишь одинаковых в этом отношении родителей, а насколько возможен такой случай в действительной жизни? Таким образом, наш центральный сгусток никогда не поддерживается собственными силами – он всегда питается ими извне, из недр окружающей его и сливающейся с ним интеллигенции. Выдающиеся таланты ценны для государства сами по себе, а отнюдь не как производители, да многие из них и весьма плохо выполняют эту функцию.

Таким образом, для того, чтобы у нас в недрах интеллигенции имелся бы особенно ценный сгусток высокоталантливых людей, необходимы прежде всего те же два условия, которые были отмечены для интеллигенции в ее целом. Однако к ним присоединяется здесь и третье условие – именно поддержка размножения самой интеллигенции на надлежащей высоте, так как если она размножается чересчур слабо, уменьшаются заметно шансы нарождения талантов. Ведь – при прочих равных условиях – всегда больше шансов, что особенно высоко одаренный талант появится в потомстве тех, у кого уже произошло известное скопление нужных для этого наследственных задатков, чем там, где этого еще нет. Не забудем, что на одного Ломоносова, на которого столь охотно ссылаются противники нашей точки зрения, приходится не один даже десяток высокоодаренных лиц, вышедших из недр интеллигенции.

В чем может выражаться эта поддержка размножения интеллигенции со стороны государства – мы не будем здесь останавливаться, так как вопрос этот, как и вопрос о приемах количественной политики населения, относится уже к области практической евгеники, мы же разбираем здесь вопрос в его общей, чисто теоретической форме, а для последней сказанного здесь совершенно достаточно.

Подводя итоги, мы можем выразить их в виде следующих положений.

1) Наша интеллигенция есть производное всех классов общества, возникающее прежде всего благодаря счастливому сочетанию наследственных зачатков.

2) Сама по себе интеллигенция размножается слабо и не может поддерживать себя собственными силами на том же уровне, требуя все время притока свежих сил извне.

3) Судьба потомства интеллигенции бывает троякая: оно частью сохраняется на том же уровне, частью возвращается в другие классы, наконец, из него же формируется небольшое количество особенно выдающихся талантливых людей.

4) Этот небольшой сгусток талантов, имеющийся всегда в недрах интеллигенции, никогда не размножается дальше в себе: его потомство возвращается обычно в недра рядовой интеллигенции или в другие классы, а в следующем поколении это ядро талантов формируется снова из наиболее одаренных потомков интеллигентов обычного типа.

5) Чисто государственными мерами для поддержания достаточного количества как рядовой интеллигенции, так и ее высокоодаренного ядра следует признать:

а) уничтожение всех тех барьеров правового, экономического и идейного характера, которые мешают переходу в ряды интеллигенции выходцам из различных классов общества;

6) количественная политика населения, поощряющая размножение представителей всех классов, кроме явно дефективных элементов;