Поворот на философском фронте
Тезис об изначальности гена, поддерживаемый марксистами-диалектиками Комакадемии, был вреден с позиции построения квазирелигии Сталина. Марксисты-механисты Комакадемии, сторонники ламаркизма, занимались кто чем хотел, что было, с этой позиции, также неуместно. Поэтому одним из важных шагов Сталина к упрочению власти стал разгром марксистской философии и замена ее ранним вариантом квазирелигии (идеологии).
В декабре 1929-го Сталин прочел речь на конференции аграрников-марксистов, в которой он утверждал, что теория повсеместно отстает от практики.
В июне 1930-го «Правда» напечатала инспирированную им статью «трех талмудистов» (М. Б. Митина [276] и др.), выбранных Сталиным идеологов на смену философского руководства Комакадемии.
Наконец, 9 декабря 1930 г. состоялась установочная беседа И. В. Сталина с бюро ячейки ИКП философии и естествознания о положении на философском фронте, в которой он определил задачи борьбы на два фронта : «против механического материализма и меньшевиствующего идеализма», а также упомянул о своих симпатиях к ламаркизму [277] .
За этой беседой последовало постановление ЦК ВКП (б) о смене курса журнала «Под знаменем марксизма».
Каждая акция Сталина вызывала лавину подхалимских и погромных речей и статей, говорящих, как «обеспечить за материалистической философией роль идейной «дубинки»…» [278] .
Характерной чертой политической ситуации называлась «борьба за партийность в теории» [279] . Нарком просвещения Украины Н. Скрыпник на заседании президиума Комакадемии применил этот тезис к медицине. «Мне пришлось встретиться с теорией евгеники или, например, с так называемой «теорией кровяных групп», которая, по моему мнению, является теоретической базой для фашизма. ( Возглас : «Как это?») Ибо теория кровяных групп дает в своем развитии основу для теории расового и национального господства, т. е. представляет собою теоретическую базу для фашизма и национализма. Можно потребовать поэтому, чтобы наши философы поставили перед собой задачу критики методологии этой медицинской теории» [280] . Скрыпник в общем верно уловил сталинские интенции. Впрочем, А. С. Серебровский, заявивший в 1929 г., что «пятилетку можно было бы выполнить в 21/2 года» в результате улучшения генофонда евгеническими мероприятиями, говоря языком газет, признал ошибки и разоружился [281] .
Впоследствии сталинские идеологи составят из подобных заявлений voxpopuli, основание административных мер против генетики, и в первую очередь – против генетики человека. Но сейчас Сталин ставил задачу ликвидировать марксистскую философию (другой к тому времени не было) и заменить ее пропагандой генеральной линии партии: шаг влево, шаг вправо – уклон.
Генеральная репетиция лысенковских «дискуссий», как Ф. Г. Добржанский назвал первую публичную попытку критиковать теорию гена [282] , прошла 14 и 24 апреля 1931 г. в качестве собрания Общества биологов-материалистов Комакадемии. Председатель Общества Б. П. Токин говорил о партийности в теории: «крайние морганисты», среди которых много биологов-марксистов, «попали в плен к современной буржуазной генетике». Токин обвинил их в некритичном «восприятии учения Вейсмана о непрерывности зародышевой плазмы» и признании «изначальности гена», откуда следовали другие обвинения.
Токин сетовал, что «до сих пор мы имеем единственную, но неудачную попытку воспользоваться ленинскими работами со стороны С. Г. Левита [настоящего генетика] для разрешения проблемы внешнего и внутреннего в явлениях изменчивости и наследственности».
Насущной задачей стало разоблачение определенных лиц и школ идеалистического и механического направления [283] – прямое следствие беседы Сталина с бюро ячейки ИКП 9 декабря 1930 г.
В дискуссии Н. К. Кольцов настаивал, чтобы Токин дал ответ на вопрос: «С чем должны идти биологи-материалисты на строительство сельского хозяйства: с генетикой или ламаркизмом». Он высказал убеждение, что Токин считает, что «генетика должна быть положена в основу селекционной работы». Г. А. Баткис в ответ назвал Кольцова «руководителем реакционной партийной биологии», а Токин отверг попытку Кольцова «возглавить позицию единства теории и практики».
Резолюция собрания говорила о «борьбе с ламаркистскими школами типа Богданова, Е. Смирнова вместе с решительной борьбой против автогенетических концепций Филипченко и др., а также по существу автогенетических позиций Серебровского, Левита, Левина, Агола и др.» [284] . (В книге «Заочные курсы…» эта резолюция появилась со знаменательной опечаткой: говорилось о ламарксистских школах [285] .) Тогда ламаркистов Ю. Вермеля, Б. Кузина, Е. Смирнова прогнали из Биологического института Комакадемии, и они восприняли увольнение как происки генетиков. Однако мишенью идеологических атак стали прежде всего генетики.
Левита отдельно критиковали за исследования близнецов с целью выявить наследственные элементы поведения: «это является реакционнейшим вздором» [286] .
С. Г. Левит, посвятивший программную статью «Генетика и патология. К кризису современной медицины» [287] аргументации тезиса, что клиническая генетика может быть выведена из кризиса с помощью передовой генетической теории, как выяснили бдительные товарищи, «извратил указание т. Сталина об отставании теории от практики» [288] . Левит уехал из Москвы, воспользовавшись Рокфеллеровской стипендией для работы в лаборатории Г. Мёллера в Техасе. Он был оставлен в покое – до времени, так как Сталин никогда не забывал вызова.