Человек как генетический объект и изучение близнецов как метод антропогенетики{30} С. Г. Левит

I. Человек как объект генетики

Антропогенетику иногда совершенно неправильно отождествляют с евгеникой. Но и среди тех авторов, которые содержание этих областей довольно ясно различают, приходится встречаться с мнением, что генетика человека может претендовать исключительно лишь на прикладную роль, базируясь в своих построениях на теоретических предпосылках, установленных генетикой экспериментальной.

Такое мнение становится теперь с каждым днем все более устарелым. Нет сомнения, что отдельные виды растений и животных требуют своей частной главы генетики, совершенно необходимой в первую очередь для прикладных целей (изучение наследственных элементов вида, способов их наследования, географического их распространения и др.). Столь же, однако, несомненно, что эти частные закономерности, обнаруживаемые при изучении того или иного вида, сплошь и рядом входят составной частью и в основы общей генетики. Действительно, изучение почти каждого вида растений и животных вносит элементы нового в основные теоретические положения генетики, обогащает их, а иногда заставляет под новым углом зрения пересмотреть старые, уже установившиеся положения. Достаточно указать на генетику пола и различные объяснения при толковании признаков, сцепленных с полом, напр. у птиц и насекомых. Генетика так наз. «количественных» признаков разработана гл. обр. на грызунах и злаках. Изучение дурмана внесло много нового в понимание мутационного процесса (хромосомные аберрации), генетика Lebistes помогла кое-что выяснить в отношении Y -хромосомы и т. д.

Является ли в этом смысле человек исключением? Должна ли антропогенетика исключительно питаться данными, добытыми на других объектах, или же ее материалы, истолкованные при помощи достижений общей генетики, могут и должны, в свою очередь, оплодотворять последнюю? Наиболее распространенным является именно взгляд на антропогенетику как на науку только «питаемую», но не могущую стать «питающей». К тому же принято обычно думать, что даже распространение на человека успехов общей генетики до крайности затруднено, если не невозможно. В качестве трудностей приводятся при этом обычно невозможность применять к человеку экспериментальное скрещивание, редкая смена поколений и малая его размножаемость. Все это безусловно верно; но при этом упускается из виду, что антропогенетика наряду с ее минусами имеет и большие плюсы, могущие способствовать как постановке ряда новых теоретических проблем генетики, так и содействовать накоплению многих новых фактов, необходимых для изучения других генетических объектов.

В качестве таких плюсов можно привести, во-первых, факт почти полного отсутствия естественного отбора у человека. Это обстоятельство приводит к накоплению в популяции человека огромного числа менделирующих признаков, которые при наличии естественного отбора безусловно были бы отметены. Следствием этого является тот факт, что мы почти в каждой родословной имеем значительное число патологических признаков, аналогии которым нет не только у диких животных, но даже у домашних. Этим же объясняется и то обстоятельство, что при мало-мальски углубленном изучении генетики какого-либо признака человека мы тут же сталкиваемся с такими проблемами, которые, далеко выходя из узких рамок менделизма, лишь недавно получили надлежащее истолкование и то только на таком хорошо изученном объекте, как Drosophila melanogaster. Сюда, напр., относятся вопросы о сцеплении генов, о летальности гена в гомозиготном состоянии (гемофилия), о локализации гена в Y -хромосоме (синдактилия), о селективном оплодотворении, о «нерасхождении» хромосом (nondisjunction), о сцеплении Х -хромосом, о множественных аллеломорфах и даже о ступенчатом аллеломорфизме, касающемся глубокого и совершенно нового вопроса генетики – о строении гена. Мы еще совершенно не знаем тех патологических уклонений, которые имеют место в хромосомном комплексе человека, но тот же факт отсутствия естественного отбора позволяет нам высказать предположение, что будущее и в этом отношении сулит интересные перспективы.

Второе огромное преимущество, которое имеет антропогенетика, заключается в возможности относительно точно изучать генетику психических особенностей, главным образом – психических аномалий. И если в отношении других видов животных эти проблемы теоретически ставить и возможно (хотя надо заранее предполагать, что подобное изучение уже потому одному представит меньший интерес, что у животных имеются лишь зачатки психики), то все же нет никакого сомнения в том, что на должной научной высоте эти проблемы смогут быть разрешены (а отчасти уже разрешаются) лишь при использовании в качестве объекта человека.

Третьим преимуществом антропогенетики является факт гораздо большей изученности физиологии и морфологии (включая и гистологию) человека, чем какого бы то ни было другого животного. Этим, во-первых, объясняется то обстоятельство, что в то время как число изученных генов у домашних животных исчисляется единицами и, во всяком случае, не превышает 2–3 десятков, мы уже сейчас (при почти полной индифферентности врачей к вопросам генетики) обладаем таким запасом генотипических признаков человека, что в этом отношении человек может, пожалуй, конкурировать с знаменитой плодовой мушкой. Изученность человека имеет далее огромное значение с точки зрения генетической дифференциации признаков. Как известно, генетика выставила блестяще подтвердившееся положение, заключающееся в том, что даже идеальное фенотипическое сходство признаков двух особей не гарантирует их генотипической идентичности. Положение это на быстро размножающихся объектах не трудно в каждом конкретном случае проверить экспериментально (возврат к дикому типу при скрещивании двух особей с фенотипически сходными, но генотипически различными признаками). Этого нельзя, однако, сказать про тех животных, которые размножаются медленно: в виду сложности требующихся иногда для достижения этой цели экспериментов, последние делаются фактически недостижимыми. И тут детальная физиологическая и гистологическая изученность объекта оказывает нам неоценимые услуги, ибо эта изученность подсказывает исследователю некоторые различия интересующего его признака, причем эти различия могут быть столь тонки, что при недостаточном знании объекта легко могут быть просмотрены. Взятые же как база для генетического анализа, эти различия могут получить подтверждение со стороны этого анализа, и таким образом дифференциация признака в значительной мере облегчается.

Но этого мало. Основательное знакомство с физиологией объекта подсказывает и пути искания механики развития признака, его феногенеза. В этом смысле антропогенетика может оказать большие услуги новой области биологии – феногенетике, ибо зная физиологию каких-либо особенностей организма, мы, пользуясь методами трансплантации или эксплантации соответствующих органов и наблюдая поведение последних (возврат к «дикому» типу или сохранение соответствующей особенности) вне связи с тем организмом, у которого они взяты, можем решать упомянутые выше проблемы. Если, напр., взять диабет, то мы в настоящее время знаем не только генотипическую природу его (кстати сказать, эту сторону мы еще знаем сравнительно мало), но все предыдущее развитие физиологии и патологии указывает нам и на механизм реализации соответствующего гена. Ибо все то, что мы знаем о физиологии диабета, заставляет в первую очередь искать реализации обусловливающих его факторов на территории поджелудочной железы. Возможно, конечно, что не все случаи диабета имеют именно подобный механизм развития, но все же в нашем распоряжении имеются опорные пункты для искания этого механизма. Особенно большие услуги может в этом отношении оказать кожа человека, пригодная для этих целей, во-первых, благодаря легкости эксплантации, а во-вторых, благодаря обилию в ней мутационных изменений. И если проблема осуществления признаков является в настоящее время одной из узловых как для биологии в целом, так и для генетики в частности, то нет никакого сомнения в том, что человек как объект исследования в этом направлении займет далеко не последнее место.

Следующее преимущество антропогенетики заключается в тех возможностях, которыми она обладает для изучения новой главы биологии – геногеографии, находящейся пока в самом начале своего развития. Но уже сейчас нет никакого сомнения в том, что изучение этого отдела биологии значительно обогатит и уточнит наши представления в области эволюционного учения, в антропологии и в др. областях. И в этом смысле человек является также весьма выгодным объектом. Здесь, во-первых, также сказывается положительное значение отсутствия естественного отбора, о котором шла речь выше. Если признак, возникший у животного мутационным путем, имеет много шансов быть элиминированным в порядке отбора, то в человеческой популяции (в несколько меньшей степени это можно сказать про домашних животных) сохранение признака и дальнейшее его диффундирование в значительной мере облегчено. Это создает большие возможности как для искания закономерностей самой этой диффузии, так и, базируясь на ней, восстанавливать историю смешения и, наоборот, дифференцирования отдельных популяций. Во-вторых, положительное значение имеет в этом смысле всеобщий интерес, проявляемый к изучению природы человека, каковое ведется решительно во всех странах. Стоило, напр., открыть пару хороших генов (групп крови), как немедленно чуть ли началась не повсюду обширная исследовательская работа, давшая очень много ценных материалов как в отношении выяснения происхождения рас человека так и дальнейшего их расселения, смешения и пр. На очереди подобная же работа с генами дальтонизма [352] .

Мы не будем останавливаться на других менее существенных преимуществах, которыми обладает человек, как генетический объект, в сравнении с другими видами животных. Но на одном из них следует остановиться более детально – это на вопросе о тех возможностях, которые доставляет изучение близнечества. Последнее еще очень мало изучено у животных (если не считать так наз. полиэмбрионии у южноамериканских броненосцев и некоторых паразитических ос). Изучать же это явление на домашних животных в высшей степени затруднительно. Совсем не то у человека. Будучи у человека сравнительно частым явлением (по разным данным, от 1/60 до 1/100 всех родов являются двуплодными), близнечество дает большие возможности для изучения самых разнообразных проблем как самой генетики, так и других биологических наук. Огромное преимущество этого метода заключается раньше всего в том, что в однояйцевых близнецах мы имеем дело с генотипически совершенно идентичным материалом (биотипом Иогансена), аналогичным тому, который наблюдается у самоопыляющихся растений и в явлениях т. н. клона (у гидры, простейших и дафний). Это обстоятельство имеет огромное значение, выходящее далеко за пределы антропогенетики и позволяющее последней содействовать решению ряда проблем из других дисциплин.

II. Преимущества близнецового метода

Коснемся вкратце тех преимуществ, которые имеет метод изучения близнецов в сравнении с другими методами антропогенетики (генеалогическим и статистическим) и тех перспектив, которые сулит широкое его применение. В первую очередь следует остановиться на полимерных признаках. Точно изученного мы здесь, правда, знаем у человека немного, и с уверенностью сюда могут быть пока отнесены лишь некоторые количественные признаки (напр., рост, цвет волос и глаз), а также единичные психические болезни (шизофрения, циркулярный психоз), но и здесь мы еще находимся в самом начале изучения проблем. Однако совершенно ясно, что доказать наследственную природу этих признаков, а также степень их изменчивости под влиянием среды представляется почти невозможным одним лишь генеалогическим методом (расщепление соответствующего набора генов в потомстве и кажущаяся таким образом его ненаследуемость). Этим, быть может, и объясняется то обстоятельство, что мы знаем так мало точного о полимерных признаках человека. А между тем более или менее солидное накопление близнецового материала позволило бы без большого труда решать подобные вопросы (о степени гено– или фенотипической обусловленности того или иного полимерного признака).

Непосредственно к сказанному примыкает вопрос об изучении генетики тех признаков, генеалогические сведения о которых собирать невозможно потому, что пробанд обычно не осведомлен в этом отношении о своих родственниках. Сюда относится много нормальных и патологических особенностей зубов, кожи и др. В отношении этих признаков роль близнецового метода огромна. Таким, напр., способом удалось установить некоторую степень наследственной обусловленности рахита, ряда заболеваний зубов и др. То же следует сказать относительно признаков, проявляющихся лишь в определенном возрасте (напр., в детском). Таким, напр., образом Сименс установил наследственную обусловленность keratosis pilaris.

Большое значение получает, далее, метод изучения близнецов для суждения по вопросу о фенотипически изменчивых признаках. Изменчивость эта может быть обусловлена либо влиянием внешних условий, либо факторами генотипическими (специфические гены-модификаторы или влияние всей генотипической среды). Решать эти вопросы иногда крайне важно, а между тем генеалогический метод мало чем может в данном случае помочь. Наблюдая же однояйцевых и двуяйцевых близнецов, живущих как в одинаковых, так и (что особенно важно в отношении однояйцевых) в разных условиях, не трудно ответить на эти вопросы с достаточной степенью достоверности.

Сказанным мы подходим к вопросу о роли близнецового метода как одного из подсобных при любом генетическом анализе. Как уже указывалось выше, антропогенетика обладает, помимо него, методами генеалогическим и статистическим (последний разработан очень мало). Каждый из этих методов в отдельности имеет свои плюсы и свои минусы, и, пользуясь изолированно одним из них, легко впасть в ошибку. Поэтому там, где это только представляется возможным, исследование необходимо производить всеми методами, так как в случае совпадения получающихся при их помощи ответов мы приобретаем большую уверенность в правильности наших выводов. Иногда же дополнение какого-либо генетического исследования методом близнецовым становится совершенно необходимым. Помимо изменчивых признаков, о которых речь шла выше, это касается признаков, весьма часто встречающихся в популяции. Генетический анализ последних по отдельной родословной совершенно невозможен, ибо случайное наличие многих носителей одного и того же признака в какой-либо генеалогии может дать повод, с одной стороны, для утверждения наличия генотипической природы признака там, где он на самом деле обусловлен внешними факторами, а с другой стороны, для ошибочного суждения о характере его наследования. Но и при наличии многих родословных генетический анализ очень часто встречающихся в популяции признаков крайне затруднен и более или менее совершенных способов его применения и производства в нашем распоряжении пока не имеется.

Как на пример можно сослаться на caries зубов, поражающий чуть ли не поголовно все население. Не говоря уже о трудности собирания генеалогических данных по этому вопросу (из-за неосведомленности пробандов о наличии или отсутствии этого заболевания в их семье), генетический анализ уже собранных родословных представлял бы непреодолимые препятствия. И метод изучения близнецов является в таких случаях пока единственным для решения вопроса о гено– или фенотипической природе признака. Между прочим, исследование Сименса и Гунольда (Hunold), обнаруживших у однояйцевых близнецов не бoльшую корреляцию в отношении этого заболевания, чем у двуяйцевых, позволило предположить, что роль генотипа в образовании этого признака фактически равна нулю. Еще более убедительным является аналогичный же вывод Сименса в отношении леворукости, генотипическая обусловленность которой считалась на основании генеалогических и статистических данных общепризнанной. Опираясь же на исследования близнецов, Сименс ясно показывает ненаследственную природу этой аномалии. Имеющиеся же в литературе (и свои собственные) генеалогии, рисующие якобы наследственный характер леворукости, Сименс резонно объясняет случайным совпадением этого признака (встречающегося, по его данным, у 5 % взрослых и у 10 % детей) у многих членов одной и той же семьи. В таком же, наконец, положении находится и вопрос о гнойном отите. И в отношении этого заболевания имеются в литературе генеалогические данные, рисующие якобы генотипическую обусловленность предрасположения к нему. Материал же, добытый при изучении близнецов, с несомненностью указывает на практически нулевое в этом случае значение генотипа [353] .

Наконец чрезвычайно важна роль близнецового метода при изучении характера реакции организма в ответ на внешнее воздействие. В первую очередь это касается многих вопросов патологии и может быть хорошо иллюстрировано на вопросе об инфекционных болезнях. Неодинаковая реакции разных людей при встрече с инфекционным началом (как в смысле того, происходит ли при этом заболевание или нет, так и в смысле особенностей течения заболевания, если таковое произойдет) общеизвестна. Но почти неизвестным и совершенно пока не изученным остается вопрос о причинах этого различия. В единичных случаях (корь, скарлатина) может, по-видимому, идти речь о генах, обусловливающих это различное реагирование. Иначе говоря, мыслимо говорить, напр., о гене, обусловливающем повышенную восприимчивость или, наоборот, невосприимчивость к той или иной инфекции, о гене, препятствующем выработке антител (напр., при кори) и т. п. Правда, и в этих случаях действие гена не мыслится совершенно независящим от всего остального генотипа. Целое (генотип) безусловно оказывает влияние на снятые в нем части (гены). И когда тем не менее говорят о гене какого-либо признака, resp. реакции, то под этим обычно подразумевают, что роль всего остального генотипа в рассматриваемом случае фактически учесть невозможно. Но все же подобное явление имеет место лишь в единичных случаях. Как правило же, индивидуальность реакции при встрече микроорганизма с макроорганизмом определяется всем генотипом последнего, вернее сказать, – всем его фенотипом. Какова при этом роль наследственной субстанции, с одной стороны, и внешних условий с другой, нам пока еще очень мало известно. Генеалогический же метод в этом кардинальной важности вопросе совсем пасует; а тому немногому, что нам пока на эту тему известно, мы обязаны исключительно данным, добытым при изучении близнецов [354] .

Вместе с тем благодаря этому методу генетике удается связаться с другими науками (в первую очередь с физиологией), помогая им с новой точки зрения подойти к решению ряда существенных проблем. Здесь со всей очевидностью сказывается преимущество работы с генотипически идентичным материалом, со своего рода «чистой линией». Печатаемая в этом сборнике работа И. Кабакова об исследовании электрокардиограмм у близнецов является хорошей тому иллюстрацией. С новой точки зрения ставится здесь вопрос о причинах, обусловливающих те или иные индивидуальные особенности электродвижущей силы сердца.

Подобного рода исследование является лишь прелюдией к дальнейшему использованию близнецового метода различными отделами прикладной физиологии. В самом деле, такие кардинальной важности проблемы, как воспитание, психотехника, питание и ряд других, могут в некоторой своей части быть продвинуты вперед путем применения этого метода. В первую очередь надлежит при этом поставить вопрос о соотносительной роли в соответствующей реакции организма генотипа и среды и о тех воздействиях, которые требуется применить для получения желательного эффекта. Решать эти вопросы к тому же не представляет особенного труда: ставя однояйцевые пары в различные внешние условия с одной стороны, а с другой – наблюдая, как однояйцевые так и двуяцевые пары в одинаковых условиях среды, можно ожидать достаточно точных ответов на заданные исследователем вопросы.

Поясним сказанное некоторыми примерами:

Пример I. Одним из больных вопросов нашей школы является вопрос об «отсталом» ребенке. Выяснить причины этой отсталости является очень важным, поскольку характер педагогических мероприятий будет различен в зависимости от того, является ли конкретный случай отсталости генотипическим или обусловленным средой. По указанным уже выше соображениям, метод генеалогический может сравнительно мало помочь при решении этого вопроса. Гораздо больше данных можно получить методом близнецовым.

Пример II. Касается проблемы тестов в психотехнике. С точки зрения своих классовых целей буржуазия мало интересуется вопросом о том, регистрирует ли соответствующий тест природную одаренность или приобретенный опыт испытуемого. Скорее даже наоборот: она заинтересована в том, чтобы это различие затушевать. Ибо, пользуясь тестами, регистрирующими приобретенные знания испытуемого и трактуя полученные результаты как якобы указывающие на степень одаренности, она, в частности, этим путем «доказывает» природную отсталость пролетариата в сравнении с буржуазией, а также цветных рас в сравнении с белой. Пользуясь же близнецовым методом, нетрудно дифференциацию тестов в указанном направлении проводить [355] .

Пример III. Касается испытания педагогических приемов: обучая какому-либо предмету или навыку разными способами партнеров однояйцевой пары, нетрудно сделать вывод о преимуществах того или иного способа педагогического воздействия.

Число таких примеров нетрудно увеличить. Ясно вместе с тем и то преимущество, которым в одном отношении обладает способ изучения близнецов в сравнении с так называемым массовым экспериментом, когда некоторым воздействиям подвергается большое количество людей, resp. животных свободно живущей популяции; в последнем случае мы естественно получаем различную реакцию каждой из подвергающихся воздействию особей. И лишь в том случае, если совокупность особей, подвергшихся воздействию, напр. А , дает совершенно ясный, качественно отличный результат в сравнении с той совокупностью, которая подвергалась воздействию В, соответствующий вывод сделать нетрудно. Впрочем, и здесь следует оговориться: если, напр., первая совокупность отличается в смысле своего географического и исторического происхождения от второй, то упомянутый различный результат в ответ на разное внешнее воздействие может иметь место не столько в силу неидентичности последнего, сколько в силу различий генотипа, которым обладают соответствующие две совокупности. На практике так оно иногда и бывает. Нужно, например, выяснить влияние профессии на те или иные функции организма. Если для этой цели берут две профессиональные группы и исследуют их без учета того, откуда эти группы происходят, то упомянутая выше ошибка легко может иметь место. Совсем другое получается при применении метода изучения близнецов: в этом случае исследователь может не обращать никакого внимания на роль генотипа (так как последний у однояйцевых близнецов идентичен).

Еще хуже обстоит дело при вышеупомянутом массовом обследовании, если различие результатов внешних воздействий над двумя совокупностями не столь разительно, если оно, напр., лишь количественное, а не качественное. В последнем случае возможное число источников ошибок, естественно, значительно возрастает. И здесь роль близнецового метода еще больше: ибо, как бы, напр., ни было мало различие между двумя однояйцевыми близнецами, из которых один подвергался, а другой не подвергался какому-либо воздействию – если только это различие систематически повторяется у каждой пары, – достоверность полученного результата не подлежит никакому сомнению. Поэтому там, где только это представляется возможным, желательно вышеупомянутое массовое исследование дополнить исследованием близнецов.

Все сказанное приводит нас к вопросу о возможности использования близнецовых исследований с точки зрения актуальных задач социалистического строительства. Наша революция открыла огромные возможности для новых творческих форм воспитания ребенка. Она создала невиданные до сих пор перспективы рационализации и оздоровления человеческого труда; повседневно выдвигаются новые проблемы питания – применительно к различным условиям труда и быта, а иногда и к новым, до сих пор не применявшимся, продуктам. Все эти проблемы приобрели новый характер и сделались особо актуальными в реконструктивный период нашего строительства. С лихорадочной быстротой мы сдаем в архив старые навыки, старые формы воспитания, труда, отдыха, жилища, просвещения и пр. От биологических и медицинских дисциплин требуется при этом в минимальный срок дать ответы на вопросы о том, какие из выдвигаемых культурной революцией мероприятий являются наиболее рациональными как с точки зрения здоровья трудящихся, так – в соответствующих случаях – и с точки зрения их эффективности. Мы должны и можем требовать от представителей каждой конкретной науки максимальной мобилизации всей науки для участия в великой социалистической стройке.

Из вышеизложенного следует, что и генетика (в частности, выдвинутый последней близнецовый метод) может наряду с другими дисциплинами с успехом быть использована при решении ряда существенных проблем.

Против буржуазных извращений

Однако чем заманчивее те перспективы, которые сулит нам использование каких-либо достижений естествознания, тем больше методологической выдержанности и марксистской настороженности требуется с нашей стороны при их истолковании и практическом применении. Исключения в этом смысле не составляет и генетика (в особенности антропогенетика). И среди ее представителей мы встречаем (даже больше, чем среди других специальностей) реакционные идеалистические и механические теории, требующие беспощадной марксистской критики [356] . И даже такой, казалось бы сугубо конкретный, метод, как исследование близнецов, используется буржуазией для своих классовых целей. Подмена социальных закономерностей биологическими – этот излюбленный способ буржуазной фальсификации достижений биологии – имеет место и в данном случае.

Хорошим примером в этом отношении является книга известного мюнхенского психиатра И. Ланге «Verbrechen als Schicksal» [357] . Автор изучил историю жизни 30 пар близнецов-преступников, в том числе 13 однояйцевых и 17 двуяйцевых. В качестве критерия сходства и различия соответствующих пар автор берет факт наказания их судом. В этом смысле 10 пар однояйцевых обнаружили сходство, а 3 – различие, в то время как из двуяйцевых сходство обнаружили лишь 2 пары, а различие – 15. Автор на основании этого приходит к выводу о биологической обусловленности наклонности к преступности. «Особенности личности (Artung), приводящие к социальной неустойчивости (автор при этом имеет в виду преступность. – С. Л. ), являются функцией генотипа» [358] . Правда, автор некоторое значение отводит и социальной среде, но самое нелепое заключается при этом в том, что и факт принадлежности к тому или иному классу автор считает генотипически обусловленным. «Среда (окружающая данного преступника. – С. Л.) также в значительной степени обусловлена природой человека…» «Ни в одном случае (курсив автора. – С. Л. ), ни один близнец не обнаружил задатков, которые бы толкали его на уход из той социальной группы, в которой находится его партнер» [359] . Общий вывод из всей реакционной концепции автора напрашивается, естественно, сам собою: в евгенике, в мероприятиях по предотвращению рождения лиц с «активными криминальными задатками» он видит выход в борьбе с преступностью.

Мы оставляем здесь в стороне возражения, которые могут быть сделаны автору по линии конкретной (в частности, напр., сваливание в одну кучу «преступников» – воров, с одной стороны, и лиц с сексуальными аномалиями – с другой), а также разбор понятий преступления вообще и уголовного преступления в частности, в отношении которых автор стоит на точке зрения обычного буржуа, защищающего неприкосновенность частной собственности. Нас здесь в первую очередь интересует методологическая сторона вопроса. Мы имеем в данном случае возрождение на более высокой основе реакционного ломброзианства [360] , на более высокой потому, что на сей раз для доказательства реакционных идей привлечены точные методы современной генетики.

В чем же основная ошибка всех выводов автора? В попытке решения чисто социальной проблемы методами биологическими. Какой вывод имел право делать автор из своего, в частностях небезынтересного, исследования? Этот вывод должен был бы в лучшем случае гласить, что некоторые категории преступников отличаются некоторыми биологическими особенностями, генотипически обусловленными (и, само собой разумеется, ни в какой мере для преступности не специфичными). Но и для такого вывода у Ланге нет достаточных данных – и вот почему: автор, как это принято для обычных соматических признаков, сравнивал одно– и двуяйцевые пары. Между тем имеется много наблюдений, говорящих в пользу того, что однояйцевые партнеры гораздо более дружны между собою, чем двуяйцевые. Поэтому в качестве контроля следовало бы взять не только двуяйцевые пары, но и пары людей хотя и не родственных между собою, но живущих в тесной дружбе. Мы думаем, что этот момент может снять биологическую сторону вопроса (о большем сходстве однояйцевых, чем двуяйцевых пар), а в таком случае все выводы автора оказываются построенными на песке. Вместе с тем возникает вопрос: являются ли указанные выше биологические особенности специфичными именно для преступников? Иначе говоря, имеется ли специальный ген или комплекс генов, обусловливающих специфическую склонность к преступности и проявляющихся лишь при наличии соответствующих социальных условий? Вопрос этот следует безусловно расчленить. В отношении отдельных сексуальных преступников некоторые данные позволяют на этот вопрос дать ответ положительный. Совсем по иному ставится этот вопрос в отношении, напр., воров, по поводу которых на вышепоставленный вопрос, имеется ли специальный ген, предрасполагающий к преступлениям, можно со всей категоричностью ответить отрицательно. Ибо не подлежит сомнению, что если одни социальные воздействия делают некоторого человека уголовным преступником, то другие влияния, другая социальная среда могут сделать того же человека чем-либо отличающимся в положительном смысле (изобретателем, организатором, работником искусств и т. п.). И если до сих пор не потеряли своей ценности слова Лафарга, сказанные по адресу ломброзианцев и гласящие, что «со временем, чтобы иллюстрировать убогость буржуазной философии, будут цитировать современных криминалистов» [361] , то это в одинаковой мере относится и к цитированному генетику-психиатру.

IV. Изучение близнецов в Медико-биологическом институте

Медико-биологический институт поставил себе целью в качестве одной из своих задач всестороннее развитие близнецового метода. В отличие от всех других производившихся до сего времени исследований над близнецами, имевших почти исключительно эпизодический характер и служивших лишь для ответа на некоторые частные вопросы, работа над близнецами в Медико-биологическом институте ставится как длительная, вернее, – без каких-либо конечных сроков. Имеется в виду проследить жизнь каждой пары близнецов от момента рождения и до смерти. Вместе с тем это изучение ведется не на какой-либо изолированной системе органов, а на всех доступных исследованию признаках. Изучаются как нормальные, так и патологические признаки. Работа, таким образом, носит коллективный характер; в ней участвуют врачи всех специальностей [362] . На очереди – привлечение антропологов, психологов, психотехников, педологов, педагогов, а в дальнейшем – устройство ясель, детского сада и др. Публикуемые ниже работы т.т. Беркович, Вольфковича и Кабакова являются, таким образом, лишь предварительными сообщениями. Работа эта началась в 1929 г., и пока исследованию подвергнуто 124 пары близнецов. В дальнейшем же имеется в виду постепенно охватывать исследованием всех близнецов г. Москвы.

При такой широте постановки этой проблемы, естественно, особо важным становится вопрос о правильном диагнозе одно– или двуяйцевости, ибо совершенно ясно, что без достаточно точного ответа на этот вопрос никакой уверенности в выводах соответствующей работы быть не может. Пока Институт пользуется для диагностики методом сравнения близнецов по полимерным признакам [363] . Как велика ошибка при пользовании этим методом, пока трудно с уверенностью сказать, хотя уже сейчас есть достаточно оснований для утверждения, что этот метод достаточно точен: за это говорит хотя бы то обстоятельство, что исследование групп крови пока ни разу не опровергло предварительного диагноза однояйцевости. Тем не менее совершенно необходимо искать добавочных и более точных методов для диагноза. В поисках таковых Институт, естественно, обратился к изучению оболочек двоен при родах (с последующим сравнением получаемых таким образов результатов с данными клинического и антропологического анализа). Приведенная ниже «регистрационная карта близнецов» представляет собой образец анкеты, разосланной с разрешения Мособлздравотдела Медико-биологическим институтом по родильным домам Москвы и заполняемой врачами при родах двойнями. Через несколько лет можно будет сказать, насколько существенны те коррективы, которые вносятся этим методом. Нет никакого сомнения в том, что выдвинутые выше проблемы не могут быть разрешены одним исследовательским учреждением, как бы широко оно ни развернуло свою работу. Необходимо помнить, что наряду с большими преимуществами близнецовый метод имеет и существенные недостатки. Пожалуй, главным из них является трудность накопления достаточно многочисленного материала. Между тем для решения ряда вопросов (для решения, напр., вопроса о том, является ли какой-либо сравнительно редко встречающийся в популяции признак гено– или фенотипическим) многочисленность близнецового материала является conditio sine qua non. Мы поэтому полагаем, что такого же рода работа должна быть начата во всех более или менее крупных центрах нашего Союза, где при больницах, диспансерах, исследовательских институтах должны быть организованы Бюро по изучению близнецов. В эту работу должны быть вовлечены все же врачи, биологи, педагоги, для которых метод изучения близнецов в какой-либо мере необходим как добавочный при разрешении той или иной конкретной проблемы. Медико-биологический ин-тут охотно поделится своим, пока еще небольшим, опытом в этом деле со всеми теми, кто активно пожелает участвовать в этой коллективной работе.