6. "Секретное оружие"

На сей раз, триумфального приема в Римском Коллегиуме не было. Отец Гринбергер дал Галилею знать, что для него было бы лучшим привезти с собой научные доказательства поддержки системы Коперника еще до того, как приспосабливать к ней Писание. Посол Тосканы в Риме, Гвиччиардини, ранее предупредил герцога Косму, что Галилею не следует приезжать в Рим, противником приезда был и Беллармино, который предвидел последствия. Только герцог поддался на уговоры Галилея, и по его личному распоряжению автор Диалога о двух важнейших системах мира поселился на Вилле Медичи – в то время там располагалось посольство Тосканы – "где он имел пропитание, секретаря, лакея и маленького мула в своем распоряжении".

Я уже приводил примеры замечательной полемической техники Галилея. Как говорят его современники, он был даже более эффективным, когда пользовался "своим языком вместо пера". Метод его заключался в том, чтобы выставить оппонента на посмешище, в чем он неизменно преуспевал, и не важно, прав он был при этом или нет. Вот как один из свидетелей, римлянин, монсеньор Кверенго, описывает Галилео в деле:

У нас здесь сейчас синьор Галилео, который в собраниях мужчин с любопытствующими умами, часто веселит многих, выспрашивая мнение о Копернике, которого он считает истиной… Он способен спорить даже против пятнадцати или двадцати гостей, которые нападают на него, то в одном доме, то в другом. Но его основы настолько крепки, что он всегда смеется над ними; и хотя новизна его воззрений и мнений оставляет собеседников не убежденными, тем не менее, он убеждает в тщетности большей части аргументов, с помощью которых его оппоненты пытались победить его. В частности, в понедельник, в доме Федерико Гизилери, он достиг удивительного результата; и что мне понравилось более всего, перед тем, как ответить на рассуждения противников, он усиливал их и сам подкреплял их новыми значениями, так что те казались несокрушимыми, так что после того, как он последовательно изничтожал эти рассуждения, он делал так, что противники его выглядели даже еще более смешными (письмо кардиналу Алессандро д'Эсте от 20 января 1616 года).

Это был исключительный метод для того, чтобы добиться минутного триумфа и завести себе врага на всю жизнь. Он никак не укреплял его собственную точку зрения, а всего лишь уничтожал своих оппонентов. Тем не менее, в силу обстоятельств, это была единственная тактика, которую Галилей мог принять: продемонстрировать абсурдность эпициклов Птолемея, умолчав при этом абсурдность эпициклов Коперника. Посол Тосканы докладывал:

…он со всей страстью вовлечен в этот конфликт, как будто дело касается лично его, и он не видит и не чувствует, к чему все это может привести; ведь его можно будет загнать в ловушку при таком поведении, так что в опасности окажется и он сам, и те, которые будут ему помогать. (…) А поскольку ведет он себя излишне резко, для него все уже решено, вот и получается, чтобы вы как-то обвели его и выскользнули из его рук. И ведь эти дела вовсе не шутка, они могут иметь серьезнейшие последствия, а ведь этот человек находится здесь под нашей защитой, и мы несем за него ответственность…

Только Галилея никак нельзя было убедить воздержаться от подобного поведения. Он сам загнал себя в такое положение, из которого нельзя было отступить без потери лица. Он сам выдвинул некое мнение, и он был обязан доказать его правоту; гелиоцентрическая система стала вопросом его личного престижа.

Усугубляющим фактором в драме была личность папы римского Павла V Боргезе, "который терпеть не мог гуманитарные науки и его (Галилея) вид мыслей, и он не мог понять всех эти новости и тонкости", как описывал его Гвиччиардини. "Те, хоть что-то понимают, и обладают пытливым умом, если они умны, пытаются показать себя с совершенно противоположной стороны, чтобы их не начали в чем-либо подозревать, и чтобы не попасть самому в неприятности".

Даже Баллармино нажил неудовольствие Павла. Он и другие ведущие церковные сановники – кардиналы Барберини, Дини и дель Монте, Пикколомини и Мараффи – знали, как вести себя со своим непосредственным начальством. Со всей осторожностью они избегали вовлечения Церкви в принятие какого-либо официального решения по системе Коперника до тех пор, пока астрономы не смогут пролить больше света на данную проблему, и сохранить status quo, определенное в письме Баллармино, игнорируя стремление Галилео "сунуть нос в ризницу". Но они понимали, что если папа узнает о скандале, разборки будут неизбежными. Вот, скорее всего, почему Баллармино не советовал, чтобы Галилей приезжал в Рим.

И вот мы прибыли к последнему эпизоду до того, как удар был нанесен. Галилей постоянно намекал на то, будто бы он открыл решающее физическое доказательство правоты теории Коперника, но пока что он отказывался раскрыть его. Когда он начал чувствовать, что, ведя споры относительно чуда Иисуса Навина и смехотворности Птолемея, он ничего не добивается, что его позиция начинает становиться весьма шаткой, он предложил всем, в качестве последней карты, свое "окончательное физическое доказательство". Это была его теория приливов.

Семью годами ранее, в Astronomia Nova, Кеплер опубликовал свое правильное объяснение приливам как результату притяжения Луны. Галилей отверг теорию Кеплера как астрологический предрассудок[317], и заявил, что приливы являются прямым последствием объединенного движения Земли, и это вызывает то, что море отступает от суши с различной скоростью. Данная теория будет подробно рассмотрена в одной из последующих глав ("Приливы"). Это заявление противоречило собственным исследованиям Галилея по вопросу движения, было возвратом к грубой физике Аристотеля, еще и постулируя, что должен быть только один высокий прилив в сутки, точно в полдень – а ведь всякий знает, что приливов два, и что они сдвигаются по часовому кругу[318]. Вся эта концепция находилась в столь ярком противоречии с фактами, и была столь нелепой в качестве механической теории – а ведь механика была областью тех достижений Галилея, которые мы помним до сих пор – что ее, концепцию, можно объяснить только лишь в психологических категориях. Для столь исключительного интеллекта это была просто поразительной теорией, совершенно отходящей от методов и направления мышления Галилея; она была не ошибкой, но иллюзией или даже бредом.

Вооруженный этим новым "секретным оружием" (как один современный ученый (H. Butterfield) назвал теорию приливов Галилея), он решил осуществить генеральное наступление на папу. Похоже, все знакомые Галилея, имевшие доступ к понтифику – кардиналы Дини, Барберини, дель Монте и так далее – отказались выступать в роли посредников, в конце концов, эта миссия была поручена кардиналу Алессандро Орсини, юноше двадцати двух лет. Галилей письменно представил ему свою теорию приливов. Продолжение этой истории описывает посол Гвиччиардини в отчете для герцога Тосканы, Космы II:

Галилей более всего полагался на собственные убеждения, чем на советы приятелей. Его Преосвященство кардинал дель Монте, да и я сам в меру своих скромных возможностей, а так же многие другие кардиналы из Священной Конгрегации, все мы склоняли его к тому, чтобы он сохранял спокойствие и не затрагивал этого дела, и если он желает принять коперниканские взгляды, пускай сохранит их исключительно для себя, не тратя столько усилий, чтобы уговаривать и склонять других для принятия той же концепции. Хотя каждый чувствовал, что его приезд принесет ему же вред и будет представлять ему же опасность, а не, как Галилей представлял, даст оказию оправдаться, сам он не потерял надежды на то, что обретет триумф над своими противниками и, в конце концов, дело выиграет.

Видя, как некоторые проявляют осторожность в отношении его проектов и желаний, после обращения к кардиналам и надоедания им же, Галилей обратился к кардиналу Орсини. С этой целью он получил от Вашего Достойнейшего Высочества рекомендательное письмо, составленное с большим жаром. В последнюю среду, во время собрания Консистории, не знаю, в связи с чем и по какому поводу, тот обратился к Папе с целью рекомендовать ему упомянутого Галилея. Папа ответил ему, что было бы хорошо убедить Галилея поменять свои взгляды. Орсини еще чего-то там говорил, но Папа перебил его, говоря, чтобы он предложил дело на рассмотрение Уважаемым Монсеньорам Кардиналам из Священной Конгрегации.

После отбытия Орсини, Его Святейшество приказал доставить к нему Баллармино и, обсудив с ним дело, заявил, что взгляды Галилея являются ошибочными и еретическими. Тем временем, узнаю я, что вчера собиралась Конгрегация с целью подтверждения мнения Папы. Коперник и все авторы, что писали в том же духе, будут исправлены, скорректированы или запрещены. Думаю, что лично Галилея никто обсуждать не станет, поскольку, в осторожности своей, он пожелает почувствовать то, чего желает и что чувствует Святая Церковь. 4 марта.

Тосканский посол уже явно надоели начинания его гостя и подопечного, так что отчет его не до конца достоверен, так как "в последнюю среду, во время собрания Консистории" означало бы 2 марта, а папский декрет, взывающий богословов Священной Консистории представить формальное заключение относительно теории Коперника, датирован 19 февраля. Но эта ошибка в датах могла быть вызвана какой-нибудь мелкой причиной. Сам факт того, что Орсини, вооружившись "коронным доказательством" Галилея заступился за него перед Папой, никто не оспаривает. И не слишком-то важно, довел до конфронтации именно этот инцидент или другой, но подобного характера[319]. Галилей делал все, чтобы эту конфронтацию спровоцировать.