6. Отсроченный эффект

У средневековой христианской Вселенной имелись твердые, крепкие пределы в пространстве, времени и знаниях. Ее расширение по времени ограничивалось относительно кратким отрезком между Сотворением мира, состоявшимся около пяти тысяч лет назад, и вторым пришествием Христа, которое лежало впереди, и которое, как многие предполагали, состоится в обозримом будущем. Таким образом, считалось, что история Вселенной должна быть ограничена от начала и до конца двумя или тремя сотнями поколений. Господь смоделировал свой мир в форме короткого рассказа.

В пространстве мир точно так же был связан девятой сферой, за которой располагались небесные Эмпиреи. Для человека, пользующегося собственным умом, вовсе не было необходимости строго верить во все то, что рассказывали о рае и преисподней; но существование надежных границ во времени и пространстве было привычкой мысли, столь же самоочевидной, как наличие стен и потолка в доме человека, как его собственные рождение и смерть.

И в-третьих, существовали столь же надежные пределы для прогресса знаний, технологии, науки, социальной организации; все это давным-давно было уже завершено. По каждой проблеме имелась окончательная истина, столь же конечная и ограниченная, как и сама Вселенная. Истина в вопросах религии была открыта в Писании; истина относительно геометрии – у Эвклида; истина о физике – у Аристотеля. Наука древних воспринималась как истина Писания, и не по причине какого-то особого уважения к язычникам грекам, но потому что это было очевидно: раз они пришли на свет гораздо раньше, то собрали урожай со всех полей, не оставив ничего, ну разве что несколько колосков, которые следует собрать в ходе приборки. Поскольку имелся всего один ответ на всякий вопрос, ну а древние дали ответы на все вопросы, здание знания было завершено. Если же случалось такое, что ответ не соответствовал фактам, в ошибке были виноваты писцы, которые копировали древнюю рукопись. Авторитет древних не заключался в идолопоклонстве, но в вере в конечную природу знания.

Начиная с тринадцатого века и далее, гуманисты, скептики и реформаторы начали проделывать дыры в стенках этой стабильной и статичной Вселенной. Они отщипывали по крошке то тут, то там, запуская сквозняки и ослабляя всю структуру здания. Но оно держалось. "Маленький математик" Донна не бился головой в двери, он не проводил фронтальных атак, он даже совершенно не осознавал того, что вообще атакует. Он был консерватором, который чувствовал себя вполне уютно в средневековом здании, тем не менее, он заминировал его фундаменты более эффективно, чем громыхающий Лютер. Он запустил в свой дом разрушительную мысль о бесконечности и вечных переменах, которые и разрушили знакомый ему мир, словно разъедающая все и вся кислота.

Сам он даже и не заявлял, будто бы Вселенная бесконечна в пространстве. Со своей обычной предусмотрительностью, он "оставил этот вопрос на рассмотрение философам" (Обращения, книга I, глава 8). Но, сам того не желая, он изменил подсознательную привычку мыслей, заставив вращаться Землю, а не небеса. До тех пор, пока вращение было приписано небу, разум автоматически предполагал, что оно должно быть твердой и конечной по размерам сферой – а как еще может оно кружиться целые сутки как единое целое? Но как только кажущееся суточное кружение небес было объяснено вращением Земли, звезды смогли разлететься в какие угодно дали, закрепление их на твердой сфере стало теперь необязательным да и неубедительным актом. Небо теперь утратило свои пределы, бесконечность распахнула свои челюсти и "вольнодумец" Паскаля, охваченный приступом агорафобии, столетие спустя вскричал: "Le silence ?ternel de ce espaces infinis m'effraie!" (Вечная тишина бесконечных пространств пугает меня!).

Бесконечное пространство не является частью системы Коперника. Но оно является следствием ее, без сопротивления пробиваясь в этом направлении. Различие между лежащими на виду и подсознательно подразумеваемыми последствиями становится даже более заметной в случае влияния Коперника на метафизику Вселенной. Физика Аристотеля, как мы видели, отчасти уже дискредитировала себя, и Коперник был одним из последних ортодоксальных ее защитников. Но в одном фундаментальном вопросе она все так же управляла человеческим разумом как самоочевидное предложение или даже как акт веры: можно назвать это явление великой топографией Вселенной. Именно этот фундаментальный порядок, Коперник, защитник Аристотеля, нечаянно и разрушил.

Аристотелианская Вселенная была централизованной. У нее имелся один центр притяжения, одно твердое ядро, с которым соотносились все движения. Все, что обладало весом, падало по направлению центра, все невесомое, как огонь и воздух, стремилось подальше от него; в то самое время как звезды, ни тяжелые, ни невесомые, и вообще обладающие совершенно иной природой, ходили кругами вокруг этого центра. Детали схемы могли быть правильными или неправильными, но это была простая, подходящая, убедительная в своем порядке схема.

Коперниканская Вселенная не только расширилась по направлению к бесконечности, но в то же самое время она лишилась центра, сделалась запутанной и анархичной. В ней не стало естественного центра ориентации, с которым все можно было бы соотнести. Направления "вверх" и "вниз" перестали быть абсолютными, точно так же как тяжесть и невесомость. Под "тяжестью" камня ранее имелось в виду его стремление падать по направлению к центру Земли: это и было значение слова "притяжение". Теперь же Солнце с Луной стали центрами собственного притяжения. В пространстве теперь уже не было какого-либо абсолютного направления. Вселенная потеряла свое ядро. У нее теперь уже не было сердца, а вместо него появились тысячи сердец.

Обнадеживающее чувство стабильности, покоя и порядка ушло; Земля сама вращается, покачивается и кружит в восьми или девяти одновременных движениях. Более того, раз Земля стала планетой, различие между подлунным миром перемен и эфирными небесами тоже исчезло. Раз земля сотворена из четырех элементов, тогда и планеты со звездами могут иметь ту же самую земную, водную, огненную и воздушную натуру. Они даже могут быть населены другими видами людей, как предполагали Николай Кузанский и Джордано Бруно. Но тогда, воплощался ли Господь в каждую звезду? И создавал ли Бог все это колоссальное множество миров ради жителей всего одной звездочки из миллиона подобных?

Ни один из этих вопросов в Книге Обращений не поставлен. И все они вытекают, следуют из нее. Все они, раньше или позднее, неизбежно были заданы коперниканцами впоследствии.

Из всех схем Вселенной до Коперника следует, с мелкими вариациями, одна обнадеживающая, знакомая картинка: Земля в центре, она окружена концентрическими раковинами иерархии сфер в пространстве и иерархией приписываемых им значений на великой Шкале Бытия. Здесь могут водиться тигры[188], а здесь – могут быть серафимы: каждая позиция обладала предназначенным только ей местом в космическом инвентаре. Но вот во Вселенной без границ, без центра или окружности, никакой "мир" или сфера уже не могли ранжироваться выше или ниже, по сравнению с другими, то ли в пространстве, то ли на шкале ценностей. Самой шкалы больше не было. Золотая Цепь была разорвана, ее звенья раскатились по всему миру; гомогенное пространство подразумевает и космическую демократию.

Идея безграничности или бесконечности, которую подразумевала система Коперника, была обязана поглотить место, зарезервированное в средневековых астрономических таблицах для Бога. Они гарантированно принимали, будто бы царствия астрономии и теологии прилегают одно к другому и разделяются только лишь толщиной девятой хрустальной сферы. Но впредь, континуум пространства-духа пришлось заменить континуумом пространства-времени. Среди всего прочего, это означало еще и конец интимной связи между человеком и Богом. Ранее Homo sapiens обитал в пространстве, со всех сторон окруженном божественной сутью, словно в лоне матери; теперь же его из этого лона изгнали. Отсюда и вопль ужаса Паскаля.

Вот только воплю этому было суждено раздаться через сотню лет. Каноник Коппернигк в своей фромборкской башне никогда бы не понял, почему преподобный Джон Донн сделал его претендентом на теплое местечко рядом с троном Люцифера. Своим благословенным отсутствием юмора он не мог предположить какие-либо из упомянутых нами последствий, когда публиковал свою книгу с эпиграфом: "Только для математиков". Не могли предположить и его современники. Вплоть до самого конца шестнадцатого столетия новая система Вселенной проходила, как и все инфекционные болезни, инкубационный период. Только лишь в начале столетия семнадцатого она вырвалась на свет и привела к величайшей революции в человеческих мыслях после героической эры греков.

Год от рождества Христова 1600-й, вероятно, является важнейшей поворотной точкой в судьбе человечества после 600-го до нашей эры. И на этом путевом камне, родившись практически через сто лет после Коперника, с одной ногой в шестнадцатом, а с другой – в семнадцатом, стоит основатель современной астрономии, истязаемый гений, в котором, как кажется, воплотились все противоречия своей эпохи: Иоганн Кеплер.