2. Натяжение лопнуло

Последние три года жизни Кеплера несут на себе навязчивое напоминание легенды о Вечном Жиде. Quis locus eligendus, vastatus an vastandus? – Какое место следует мне выбрать: то, которое уже разрушено, или же то, которое собирается быть разрушенным? Кеплер оставил Линц навсегда, и теперь постоянного дома у него не было. Ульм был всего лишь временной остановкой на время печати книги. Остановился Кеплер в доме приятеля, который отдал тот ему в полное распоряжение, и хотя в доме даже была проведена перестройка, чтобы разместить все семейство он с собой туда не забрал. По пути вверх по Дунаю из Линца, река начала замерзать, так что ему пришлось ехать дальше на повозке, а Сусанну с детьми он оставил на полпути, в Регенсбурге. Во всяком случае, именно такое объяснение он дает в письме своему корреспонденту; но в Ульме он оставался почти десять месяцев, но за женой с детьми не послал.

Этот эпизод характеризует определенную странность его поведения в последние годы жизни. Может показаться, что именно сейчас в нем проявилось наследие его бродяги-отца и дядьев. Беспокойство Кеплера нашло свой выход в творчестве: когда он закончил Рудольфовы Таблицы, напряжение как будто лопнуло, электричество отключили, и теперь он, казалось, бессмысленно двигался по кругу, движимый лишь растущим страхом. Вновь он страдал от чирьев и сыпи; он опасался того, что умрет до того, как печать Таблиц будет закончена; будущее было громадной пустошью голода и отчаяния.

И, тем не менее, несмотря на войну, его затруднительное положение, по большей мере, было надуманным. Ему предложили наиболее желательный академический пост в Италии, а посланник лорда бекона, сэр Генри Уоттон, пригласил Кеплера в Англию[290]. Тем те менее, тот отказался.

Должен ли я отправляться за море, куда приглашает меня Уоттон? Я, немец? Я, так любящий твердый Континент, и который содрогается от самой идеи Острова, в тесных границах которого я заранее чувствую опасность?

После отказа от столь искусительных предложений, в отчаянии он просит своего приятеля Бернеггера в Страсбурге, не может ли тот устроить для него должность скромного преподавателя в тамошнем университете. С целью привлечения слушателей он даже готов составить гороскоп каждому из своих студентов – поскольку "угрожающее отношение Императора, видное во всех его словах и деяниях", не оставляет ему никаких надежд. Бернеггер написал в ответ, что его город и университет согласны принять Кеплера с открытыми объятиями, если только он пожелает почтить их своим присутствием, и предложил ученому безграничное личное гостеприимство в своем обширном доме с "очень красивым садом". Но Кеплер отказался, "поскольку он не мог позволить себе затраты на поездку"; когда же Бернеггер попробовал подбодрить Кеплера новостью, что портрет ученого украшает стену университетской библиотеки: "каждый, пришедший в библиотеку, видит его; но вот если бы они могли увидеть вас лично!", реакция Кеплера была такова, что портрет "необходимо убрать из публичного места, тем более, что навряд ли он похож на меня" (в письме к Бернеггеру от 6 апреля 1627 года).