9. Западни Притяжения

Я пробовал показать, что, без вторжения на территорию физики, Кеплер не мог бы преуспеть. Теперь мне следует кратко обсудить кеплеровскую особую разновидность физики. Это была, как того и следовало ожидать, физика на распутье, на полпути между Аристотелем и Ньютоном. Существенная концепция импульса или момента движения, которые заставляют движущееся тело продолжать движение без помощи внешней силы, в ней отсутствует; планеты необходимо тащить через эфир, словно древнегреческую запряженную волами повозку по грязи. В этом плане Кеплер не продвинулся дальше Коперника, и оба они не имели понятия об успехах последователей Оккама в Париже.

С другой стороны, Кеплер очень близко подошел к открытию всеобщего притяжения, и причины его неудачи сделать такое открытие лежат не только в исторических, но и тематических интересах. Снова и снова, казалось, он балансировал на краю идеи, тем не менее, как будто его оттягивало некое бессознательное сопротивление, он отдергивал ногу, не делая последнего шага. Во введении к Новой Астрономии можно найти удивительный пассаж. В нем Кеплер начинает разрушать аристотелевскую доктрину о том, что тела, которые по своей природе "тяжелые", стремятся к центру мироздания, а вот те, которые по своей природе "легкие", стремятся к периферии. Кеплер делает следующие выводы:

Таким образом, становится ясно, что традиционная доктрина относительно притяжения является ошибочной. (…) Притяжение представляет собой взаимную телесную тенденцию между родственными (например, материальными) телами к единению или контакту (этого же рода и магнитная сила), так что Земля притягивает к себе камень значительно сильнее, чем камень притягивает к себе Землю. (…)

Полагая, что Земля находилась в центре Вселенной, тяжелые тела должны были бы привлекаться к ней, но не потому, что та находится в центре, но поскольку она является родственным (материальным) телом. Из этого следует, что, независимо от того, куда мы не поместим Землю (…) тяжелые тела всегда станут разыскивать ее. (…)

Если два камня были помещены где-либо в пространстве рядом друг с другом, и вне действия силы третьего родственного тела, тогда они будут двигаться совместно, по способу магнитных тел, в некую промежуточную точку, достигая одно другого пропорционально массе другого тела (подчеркивание Автора).

Если бы Земля и Луна не удерживались на своих соответственных орбитах духовной или иной эквивалентной силой, Земля приблизилась бы к Луне на одну пятьдесят четвертую часть расстояния, а Луна преодолела бы оставшиеся пятьдесят три части разделяющего их пространственного интервала, и после того они могли бы объединиться. Но расчеты предполагают, что оба тела должны обладать одинаковой плотностью.

Если Земля отказывается притягивать воды морей, моря поднимались бы и неслись потоком к Луне. (…)

Если притягательная сила Луны стремится к Земле, из этого следует, что притягательная сила Земли достигает Луны и простирается даже дальше. (…)

Ничто, изготовленное из земного вещества, не является абсолютно легким; но материя менее плотная, либо по самой природе, либо под воздействием тепла, является относительно более легкой. (…)

Из определения легкости следует и ее движение; не следует считать, будто бы при поднятии она сбегает на периферии мироздания, или же будто бы она не притягивается Землей. Она всего лишь менее привлекается более тяжелой материей и, следовательно, смещается более тяжелой материей, так что она отправляется покоиться и удерживается на своем месте Землей. (…)

В этом же отрывке Кеплер делает первое корректное объяснение приливов как движение вод "по направлению к областям, над которыми Луна стоит в зените". В последующей работе (Somnium) он объясняет феномен приливов не только притяжением одной только Луны, но совместным действием Луны и Солнца; таким образом Кеплер дает нам понять, что притяжение Солнца достигает и Земли!

Тем не менее, вопреки всему сказанному, Солнце в его космологии не является притягательной силой, но действует в качестве швабры. В самом тексте Новой Астрономии Кеплер как будто бы забывает все, сказанное им же в Предисловии, относительно обоюдного притяжения между двумя телами в пустом пространстве, равно как забывает и удивительно верное определение притяжения, пропорционального притягательной массе. Эти определения притяжения в Предисловии и вправду настолько удивительны, что Деламбр восклицает:

"Voil? qui ?'tait neuf, vraiment beau, et qui n'avait besoin que de quelques developpements et que de quelques explications. Voil? les fondaments de la Physique moderne, c?leste et terrestre." (Здесь было нечто новое и по-настоящему красивое, что нуждалось лишь в небольшом дальнейшем развитии и пояснении. Именно здесь находились основания современной физики, как земной, так и небесной.)

Но когда Кеплер пытается разрабатывать механику Солнечной системы, все эти новые прозрения были вновь забыты в растерянности. Возможно, подобного рода парадокс несет ответственность и за кризис в современной физике - некая подсознательная блокада, которая не позволяет нам видеть "очевидное", и заставляет нас упираться на нашей собственной версии волно-механического двоемыслия?

В любом случае, большая часть физиков ХХ века должно испытывать неосознанное сочувствие к человеку, который подошел к концепции притяжения, но имел способности ее заглотить. Ведь ньютоновская концепция "силы притяжения" всегда лежала непереваренным куском в желудке науки; а эйнштейновская хирургическая операция, пускай и облегчила симптомы, но реальным целительным средством не стала. Первым, кто сочувствовал Кеплеру, должно быть, был сам Ньютон, который, в знаменитом (четвертом) письме к Бентли, писал:

Невозможно представить, чтобы неодушевленная грубая материя без посредства чего-нибудь еще нематериального, могла действовать и оказывать влияние на другую материю без взаимного соприкосновения с ней, как это должно было быть, если тяготение в смысле Эпикура существенно и присуще <материи>. Это — одна из причин, по которой я не хотел бы, чтобы Вы приписывали мне врожденное тяготение. То, что тяготение должно быть врожденным, внутренне присущим материи и существенным для нее, дабы одно тело могло воздействовать на другое на расстоянии через пустоту, без посредства какого-либо агента, посредством и при участии которого действие и сила могли бы передаваться от одного <тела> к другому, представляется мне столь вопиющей нелепостью, что по моему убеждению ни один человек, способный со знанием дела судить о философских материях, не впадет в нее. (перевод с сайта:

http://www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Engl/XVII/1680-1700/Newton_Isaac/briefwechsel_bentley_1692_1693.htm )

На самом деле, Ньютон мог преодолеть "нелепость" своей собственной концепции привлекая либо вездесущий эфир (чьи атрибуты были в одинаковой степени парадоксальными) и/или лично Господа Бога. Все это упоминание "силы", которая действует незамедлительно на расстояние без промежуточного агента, который преодолевает гигантские расстояния за ноль секунд и тащит громаднейшие небесные тела вездесущими призрачными пальцами – вся эта идея настолько мистическая и "ненаучная", что "современные" умы, такие как Кеплер, Галилей и Декарт, которые сражались за то, чтобы оторваться от анимизма Аристотеля, инстинктивно стремились бы отказаться от такой идеи, как от возврата к прошлому[251]. В их глазах, идея "универсального притяжения" должна иметь то же самое значение, как anima mund древних. Тем не менее, то, что делало постулат Ньютона современным Законом Природы, было его математическая формулировка того таинственного естества, на которое он ссылался. И формулу эту Ньютон вывел из открытий Кеплера – который интуитивно узнал притяжение и тут же устыдился этого. Вот каким извилистым способом растет древо науки.