2. Как восприняли Новую Астрономию

Насколько Кеплер опередил свое время – не только своими открытиями, но и всем способом мышления – можно понять из отрицательной реакции его приятелей и корреспондентов. Он не получил какой-либо помощи, никакого ободрения; у него имелись покровители и благожелатели, но ни одного родственного духа.

Старый Маэстлин молчал последние пять лет, несмотря на постоянный поток писем от Кеплера, который держал своего старого учителя в курсе всех важных событий собственной жизни и исследований. Лишь перед самым завершением работы над Новой Астрономией Маэстлин нарушил собственное молчание очень трогательным письмом, которое, к сожалению, оказалось полнейшим разочарованием для всех надежд Кеплера на руководство или, по крайней мере, на понимание интересующих Кеплера проблем:

Тюбинген, 28 января 1605 г.

Хотя последних несколько лет я пренебрегал письмами к тебе, твоя непреклонная преданность, благодарность и идущая от всего сердца привязанность не ослабели, но сделались еще крепче, хотя ты вступил на столь высокие пороги и обрел столь высокое положение, что мог бы, если бы того пожелал (…) Я не хочу извиняться более, и скажу только одно: у меня нет ничего подобной ценности, что я мог бы предложить столь выдающемуся математику (…) Далее, я обязан признаться, что твои вопросы были в чем-то слишком тонкими для моих знаний и способностей, которые не сравнимы с твоими. В связи с этим, я должен лишь хранить молчание (…) Ты напрасно будешь ждать моей критики своей книги по оптике, чего ты так настойчиво просишь; она содержит проблемы, слишком возвышенные для меня, чтобы позволить мне судить о них (…) Я поздравляю тебя. Слишком частое и слишком лестное упоминание моего имени [в этой книге] является особым доказательством твоей привязанности. Но я боюсь, что ты оцениваешь меня уж слишком высоко. Если бы я мог соответствовать твоим обо мне представлениям. Но я понимаю лишь свое скромное умение.

И после этого все прекратилось, хотя Кеплер и настаивал на односторонней переписке, высылая какие-то дополнительные просьбы – он просил Маэстлина разузнать относительно поклонника его собственной сестры, он просил Маэстлина найти ему помощника и так далее – но старик все эти просьбы стоически игнорировал.

Наиболее подробные письма относительно продвижения работы над Новой Астрономией Кеплер писал Дэвиду Фабрициусу, священнику и любителю-астроному из Фрисландии (северной провинции Нидерландов). Некоторые из этих писем занимают более двадцати, а некоторые – чуть ли не до сорока полноформатных страниц (имеется в виду размер "фулскап" 330х406-420 мм). Тем не менее, Кеплеру так и не удалось убедить Фабрициуса принять точку зрения Коперника; а когда Кеплер сообщил корреспонденту об открытии своего первого Закона, реакция Фабрициуса была следующей:

Своими эллипсами вы отбросили циркулярность и равномерность движений, что кажется мне более нелепым, чем больше я о том рассуждаю (…) Если бы вы могли только лишь сохранить совершенную круговую орбиту, и оправдывая вашу эллиптическую орбиту посредством иного маленького эпицикла, это выглядело бы намного лучше. (из письма Д. Фабрициуса Кеплеру от 20 января 1607 года).

Что же касается покровителей и доброжелателей, то они пытались подбодрить автора, но не были способны понять, что же его так волнует. Самый просвещенный из них, физик Иоганнес Бренггер, чьи мнения Кеплер ценил особенно, писал:

Когда вы говорите, что нацелены на преподавание как новой физики небес, так и нового вида математики, основанной не на кругах, но магнитных и разумных силах, я соглашаюсь с вами, хотя, должен признаться честно, не способен представить, не говоря уже о полном понимании, подобную математическую процедуру (30 октября 1607 г.).

Такой была общая реакция современников Кеплера в Германии. Вот как это было суммировано одним из них:

В попытке доказать гипотезу Коперника посредством физических причин, Кеплер привносит странные рассуждения, которые принадлежат уже не владениям астрономии, но физики. (П. Крюгер, астроном из Гданьска)

Но через несколько лет тот же ученый признался:

Я уже больше не отвергаю эллиптическую форму планетарных орбит и позволил себя убедить доказательствами из работы Кеплера, посвященной Марсу.

Первым, кто понял значение и приложение открытий Кеплера, были не его германские земляки, не Галилео в Италии, но британцы: путешественник Эдмунд Брюс, математик Томас Хэрриот[256], учитель сэра Уолтера Рели[257]; преподобный Джон Донн[258], астрономический гений Джереми Хоррокс[259], умерший в двадцать один год, и, наконец, Ньютон.