ДЕНИС

В свой тринадцатый день рождения Денис, как всегда, вышел погулять с собакой и, как всегда, отпустил Джеки с поводка на краю парка. Воздух лежал будто вода в осеннем пруду — слоями. В тени было прохладно, но солнце грело так нежно и с такой иронией, что Денис улыбался, подставляя ему лицо.

На баскетбольной площадке стучал мячом жилистый, высокий, рано седеющий мужчина: Денис встречал его здесь раньше, здоровался и был уверен, что это просто сосед, кому же еще быть? Когда Денис подошел, баскетболист вдруг кинул мяч ему прямо в руки:

— С днем рожденья, Денис.

— Спасибо. — Денис немного удивился его осведомленности и бросил мяч обратно.

Сосед атаковал кольцо, мяч завертелся в сетке, как пойманная рыба.

— У меня для тебя новости. Видишь ли, твоя мать продала мне тебя.

Говорил он доброжелательно, буднично, чуть улыбаясь и глядя в глаза. В мире полно сумасшедших, но сосед–баскетболист до сих пор казался Денису здоровым.

— Надеюсь, задорого, — сказал Денис машинально и поискал глазами собаку: ему захотелось срочно отсюда уйти. Тем более что никого, кроме него и безумца, на площадке в этот момент не было.

— Да уж не продешевила, — тот все еще улыбался. — Когда тебе было два дня от роду, ты загибался в кювете, и врачи ничего не могли сделать — я пришел к твоей матери и предложил сохранить тебе жизнь с условием: когда тебе исполнится четырнадцать, я тебя заберу.

Он слегка кивнул, будто надеясь на понимание. Денису стало холодно, и ноги превратились в два чулка, набитых стекловатой. Откуда сумасшедший знает, что Денис родился раньше срока и его едва спасли?!

— Но мне только тринадцать, — сказал он прежде, чем успел подумать.

— Вот–вот, — незнакомец снова кивнул, так просто и естественно, будто они с Денисом обсуждали цены на собачий корм. — Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Сейчас я просто предупредил. Через год, в этот самый день, я тебя заберу.

— Старый придурок!

Денис бросился бежать. Хорошо еще, что Джеки примчалась по первому зову, может быть, почувствовала в его голосе и ужас, и отвращение. Обычно ее из парка домой калачом не заманишь.

* * *

Маме достаточно было бросить на него взгляд, чтобы ее лицо сделалось собранным и встревоженным:

— Что случилось?

На кухне двойняшки готовили сюрприз для именинника. Денис увел маму в детскую и прикрыл дверь.

— На площадке в парке сумасшедший маньяк, и он меня знает.

— Могли вы познакомиться в Сети? — мама соображала, как всегда, мгновенно.

— Не знаю, — Денис призадумался. День рожденья был указан у него в профиле, значит, теоретически…

Он улыбнулся — с облегчением.

— Знаешь, могли. У меня в профиле на Фейсбуке реальное фото, и день рожденья, и…

— Сколько раз мы говорили о безопасности в Интернете?!

— Прости, ты права… — Он уже смеялся, правда, немного нервно. — Этот дурак сказал, что ты «продала» меня, когда мне было два дня, и он меня заберет, когда мне исполнится четырнадцать, и…

И тогда Денис впервые в жизни увидел, как люди падают в обморок.

* * *

День рожденья был испорчен, хотя мама держалась отлично. Гости ничего не заметили или не подали виду. Три давних школьных приятеля отдали должное угощению, сказали поздравительные слова и почти весь вечер провели, играя на приставке. Оля и Коля, брат и сестра Дениса, спели песню, вынесли самодельный торт, кособокий и трогательный. Денис задул свечи. Никогда прежде он не думал, что простенькая маска спокойствия, внимания и веселья может выматывать, как забой угля в глубокой шахте.

Ни секунды за весь этот день, со времени злополучной встречи, он не мог найти себе места. Ладно бы он помнил о незнакомце постоянно — но нет, он отвлекался, забывал, а потом вспоминал заново, и каждый раз от воспоминания становилось хуже. И хорошо бы он думал только о сумасшедшем, но мама! Первый раз в жизни он видел ее такой беспомощной, растерянной и несчастной. Она до смерти напугала его обмороком, долго не могла успокоиться, начинала что–то рассказывать и обрывала себя, и от того, что мама, родная скала, пришла в столь плачевное состояние, Денису казалось, что небо упало на землю.

Потом он вспомнил, что ему сегодня тринадцать. Если одна скала упала — другая должна встать и поддержать ее. Он не может себе позволить слишком долгое детство.

Вечером он слышал, как отец утешал маму, резонно, внятно, совершенно тщетно: «Это чья–то дурацкая шутка», «Это просто слова», «Чего конкретно ты боишься? Давай пойдем в полицию, напишем заявление, если тебе так будет спокойнее. Сообщим: псих угрожал похищением ребенка. Пусть сумасшедшего закроют».

Денис пришел в спальню, когда она расчесывала волосы перед сном:

— Знаешь, это как маятник. Сперва надеешься, потом боишься, сильнее надеешься, сильнее боишься, и так до бесконечности. Очень страшно.

Она кивнула — поняла, о чем он.

— Давай остановим наш маятник. Я обещаю — никто никогда не заберет меня. Я же не коробка с конфетами, правда?

Она улыбнулась.

— Всем так понравился день рожденья. На следующий год пригласим побольше народу, ладно?

Она почти засмеялась. Потянулась к нему, накрыла волной своего запаха, обняла за плечи:

— Спасибо. Так и сделаем.

* * *

Больше они не говорили о незнакомце и заявление в полицию не понесли. Только однажды, через месяц после события, мама спросила в машине, отъезжая от школьных ворот:

— Как он выглядел?

Денис не стал переспрашивать, о ком речь.

— Высокий, лет сорок. Худой.

Мама кивнула, глядя на дорогу:

— Я была не в себе… когда говорила в больнице с каким–то… думала, это врач. Плохо помню, как в тумане. Он уже тогда был сумасшедшим. Оказывается, он выследил нас…

— В мире полно сумасшедших, но мы тоже не одуванчики. Он ничего, ничего не может нам сделать, мама. Пусть только попробует — и пеняет потом на себя.

Мама кивнула еще раз, ее лицо прояснилось, но одна складочка, между бровей, все–таки осталась.

Еще через месяц отец получил долгосрочную рабочую визу в Штаты. Новость свалилась на Дениса как мешок с песком: он–то никуда не хотел уезжать! Пусть на время, пусть к океану, но как же бросить свой дом, друзей, свой парк, свои давние маршруты?!

Но было нечто, зависшее в воздухе между ним и мамой, само собой разумеющееся, что придержало его язык и заставило молча кивнуть.

— Пусть он попробует нас достать, — сказала мама только однажды, как бы сама себе. И Денис с ней мысленно согласился.

* * *

В свой четырнадцатый день рождения Денис не пошел в школу. Мама, которая теперь работала удаленно, решила весь день не спускать с него глаз, хотя после стольких месяцев это казалось лишней подачкой мнительности. Новая жизнь и новые заботы отодвинули фигуру незнакомца, погасили неприятные воспоминания, и старые страхи казались смешными. Денис пожалел, что пропускает занятия по греко–римской борьбе, но спорить с мамой не стал.

В одиннадцать утра прозвучал звонок из школы, где учились двойняшки: Коля сломал на лестнице ногу. Его надо было немедленно везти к врачу.

Мама позвонила отцу, но тот был на важном совещании. Мама, выругавшись, велела Денису запереться и никого не пускать в их съемный дом. И держать телефон под рукой.

Денис лег на диван, что редко мог себе позволить, и стал смотреть сериал о сказочно–средневековых кознях, казнях, интригах и прочих развлечениях. Явилась собака, Джеки, и улеглась рядом. Денис смотрел на экран, но уследить за действием никак не мог: то и дело отвлекался на мысли о девятилетнем брате. А что, если перелом открытый и острая кость торчит из–под кожи? А что, если ребенок так и будет всю жизнь хромать?!

Мама звонила каждые полчаса. Коле дали обезболивающее в пункте неотложной помощи, сделали рентген, наложили лангету, обнадежили — все будет хорошо. Мама тоже успокоилась, перестала громко смеяться и мрачно шутить, обещала, что вечером они отпразднуют день рождения Дениса в узком семейном кругу, зато уютно и весело.

Потом звонков не было целый час. Потом Денис ответил на вызов — и не узнал ее голоса. Она кричала в трубку — надрывно, панически:

— Не выходи из дома, слышишь?! Я вызвала полицию, они будут через десять минут…

— Полицию?!

— Дэн, не открывай дверь никому! Даже полицейским! Жди меня…

— Что случилось?!

Обрыв связи. Джеки чихнула и посмотрела на Дениса с удивлением.

Он сидел на диване с телефоном в руках. В нем проснулся забытый, уже почти преодоленный страх. Тот особенный ужас, когда не знаешь, чего конкретно бояться. Когда не понимаешь, что происходит, просто тонешь в реальности, как в ловушке муравьиного льва.

Снова телефонный звонок. Номер не определился. Денис решил не отвечать. Его телефон звонил простым старинным звонком, как телефонные предки полвека назад: дзинь. Дзинь. Потом звонки оборвались.

Вдалеке послышалась полицейская сирена. Все ближе. У калифорнийских сирен особая истерическая интонация — они орут так, будто спасать уже некого, все пропало. Эхо отдавалось в стенах соседских домов. На узкой улице полицейские машины устроят затор… что подумают соседи? А главное, что Денис скажет полицейским?!

Снова звонок с неопределенного номера. А что, если у мамы разбит телефон и это перезванивает с чужого телефона мама?

— Алло?

— С днем рожденья, Денис, — сказал знакомый голос. — Это я, твой старый придурок.

* * *

Полицейские проторчали полчаса во дворе, перегородив машинами улицу. Потом приехала мама: «Я его видела, видела! Он явился ко мне и сказал, что заберет моего сына!»

Коля, бледный, сидел в гостиной и смотрел мультики, пока Оля, тоже бледная, носила ему из кухни воду, чай, клубнику, шоколад и строго запрещенные чипсы. Гипсовая лангета на Колиной ноге была разукрашена персонажами из «Губки Боба».

Полицейские задавали вопросы. Денис слышал голоса сквозь звон в ушах — ему казалось, что все не взаправду.

— Он звонил тебе?

— Да. Номер не определялся.

Они исследовали телефон Дениса: в памяти не сохранилось никаких вызовов, кроме маминых.

— …он звонил, я не вру! Он сказал, что заберет меня…

Приехал с работы отец. Мама отправилась с полицейскими в участок: ей не верили. Не штрафовали за ложный вызов, но и не верили и, уж конечно, отказались предоставить охрану. О дне рожденья все забыли; только ночью, уже в двенадцатом часу, семья собралась все–таки на кухне, приковылял Коля на детских костылях, а Оля зажгла свечи на заранее приготовленном торте: четырнадцать тонких свечей.

— С днем рожденья, сынок, — сказала мама. — Через полчаса наступит полночь. Твой день закончится. А это значит, что он… этот… не исполнил угрозу. Не смог!

Отец посмотрел на нее устало: у него сорвалась важнейшая встреча, и завтра предстояли неприятности, нервотрепка, убытки. Упреки заполняли его рот, давили на корень языка: «Ты внушила себе», «Тебе показалось», «Это психоз», «Этот сумасшедший вообще мог звонить из–за океана». Но отец молчал, к чести его, и даже смотрел без осуждения — только с грустью.

Денис распаковал подарок: дрон, о таком он давно мечтал. Запах отличной вещи. Упаковочная пленка в пупырышках, которые так приятно давить между пальцами. Испытания летательного аппарата назначили на завтра, потому что была уже почти полночь.

Он поднялся в свою комнату по лестнице, устланной толстым ковролином. Близнецы легли спать: дверь в их комнату, с мультяшкой–пони, была закрыта. Денис отодвинул жалюзи на своем окне. На газоне включилась поливальная установка. Снизу потянуло влагой, запахом теплой земли и травы.

Запах теплой и мокрой земли. Покой и радость. Срабатывает, наверное, генетическая память поколений: как хорошо. Все нормально. Будет славный урожай. Ничего не бойся.

Когда мама легонько стукнула в дверь, он был уже в постели. Она подошла, улыбаясь, и села на самый краешек, страшно усталая, но почти умиротворенная:

— Спокойной ночи, сынок.

Он смотрел снизу вверх на ее лицо и никак не мог сказать того, что должен был.

— Я люблю тебя, мама.

— Я тоже очень тебя люблю.

— Мама… — он запнулся. — Если он заберет меня… не сомневайся, ты все правильно сделала. У меня были в жизни эти четырнадцать лет.

Ее дыхание стало громким, тяжелым, как после бега.

— Он тебя не заберет, — сказала она другим, жестким голосом. — Я не позволю… Спи!

Она отошла, села в кресло у письменного стола и осталась сидеть в полумраке, дожидаясь полуночи. Денис послушно опустил веки, смущенный и благодарный: она охраняет его. Мама рядом.

У Дениса с раннего детства были особые отношения с матерью. Даже рождение близнецов не отдалило их друг от друга. Денис и мама были как одно целое.

Люди реагировали по–разному: некоторые озабоченно твердили, что это не вполне нормально, ребенку пора сепарироваться. Другие пророчили с умным видом: он подрастет — и станет, как все подростки, скрытным и независимым, только подождите пару лет. Кто–то упоминал Эдипов комплекс, — хорошо, что Денис тогда не знал, что это такое.

Сейчас, за минуту до полуночи, лежа в маленькой спальне маленького дома, затерянного среди таких же домов на маленькой улице, расположенной посреди огромного чужого континента, он задавал себе единственный вопрос: правда ли, что мать продала его?

Нет, это дурная формулировка, неправда. Продают ради выгоды, продают за деньги. Мама никого не продавала, она заключила договор… договор, а не сделку купли–продажи. И, если задуматься, условия неплохие. Четырнадцать лет — много. Это были хорошие четырнадцать лет.

…А хоть бы и продала? Какие варианты? Умер бы он на третий день жизни и ни разу не испытал бы радости. Не возился бы с Джеки–щенком, не учил двойняшек играть в мяч… Ох, Коля. Нога срастется, у детей быстро срастается. Как хорошо, что у родителей есть близнецы. Малыши запомнят, что у них был старший брат…

Глупости! Как он мог впустить себе в голову такие мысли?! Что значит — «был», он не собирается никуда деваться!

…Знать бы, что будет потом. Пусть, пожалуйста, ничего не будет, никакого загробного мира. Заснуть и просто не просыпаться. Некоторые собаки живут по четырнадцать лет… целая жизнь. Только бы не было «потом». Слишком страшно об этом думать.

Пробили часы, арендованные вместе с домом. Содрогнулся пол: маленькое землетрясение, такие бывают здесь часто. И в ту же секунду сделалось тихо: не шипела вода в поливальной системе под окном. Не ездили машины по далекой трассе. Не стучали часы. Замолчала отдаленная полицейская сирена.

Денис сел на кровати, коснувшись босыми ступнями прохладного гладкого пола. В кресле по–прежнему кто–то сидел, но это была не мама. Денис включил свет; незнакомец смотрел на него, закинув ногу на ногу, небрежно откинувшись на спинку.

— Мама! — крикнул Денис.

Никто не ответил. Денис опрометью сорвался с постели, бросился бежать, распахнул дверь…

Свет из комнаты вырвался наружу, залил коридор, по колено заваленный обломками. Дом выглядел как после бомбежки, как после катастрофы, которая случилась много лет назад — по стенам полз грибок, кое–где развалины поросли мхом.

Денис слепо огляделся. Дырявый потолок висел на обломках перекрытий. Крыши больше не было. В проломе виднелось небо, болезненно–желтое, подсвеченное пожаром. Дверь в комнату двойняшек болталась на одной петле, и едва был различим рисунок — мультяшный пони.

Денис завыл и ворвался в детскую; останков не было. Только обломки. Мусор, пыль, песок, потеки подсохшей воды. Денис кинулся вниз…

Упал на лестнице, покрытой лохмотьями ковролина. Скатился и сильно ударился головой. Секунду сидел, прижимая руки к вздувающейся шишке. Незнакомец стоял у него за спиной:

— Остановись, успокойся и послушай меня, я скажу кое–что очень важное.

Денис вылетел на улицу. Чернота, пустота, безмолвие. Развалины вокруг. От улицы осталась только табличка с названием, чудом удержавшаяся на столбе: «W. Beam Place».

— Где они? Где они все?!

— Неправильно поставленный вопрос.

Где ты?

Денис сел на заваленную мусором лужайку перед домом, туда, где раньше был газон, и впервые почувствовал холод. Он выскочил из дома в трусах и майке. Незнакомец уселся напротив — на раскрошившуюся бетонную тумбу.

— Ты — у меня. Я купил тебя и заплатил хорошую цену. Ничего удивительного, правда? Ты знал, что так будет.

Денис снова коснулся шишки на лбу и понял — да. Он знал. Думать о таком будущем было невыносимо, поэтому он целый год притворялся, что не верит.

— Зачем? — беззвучно спросил Денис.

— Что? — незнакомец приставил ладонь к уху, изображая глухого.

— Зачем? — Денис выдавил из себя голос. — Зачем я вам нужен?

— Я не собираюсь съесть тебя. Или изнасиловать, или послать на плантации. Ты нужен мне для одного дела… — Незнакомец вдруг подмигнул. — Давай обсудим условия твоего возвращения домой?

Никогда ни до, ни после Денис не испытывал такой радости, такой надежды, осязаемой, как жгучий виски, который он пробовал в жизни только раз, и то случайно.

— Ну вот, и глазки заблестели, — констатировал незнакомец. — Хорошо…

Он встал с бетонной тумбы, протянул Денису руку. Тот был вынужден подать свою. Ладонь у незнакомца была ледяная; он помог Денису подняться, поставил на ноги, не прилагая усилий:

— Меня зовут дядя Роберт. То есть меня зовут не так, но ты будешь звать меня дядя Роберт. Я дам тебе задание. Непростое. Работа займет тридцать дней, день на подготовку, итого тридцать один день ты работаешь на меня, а я возвращаю тебе обратно всю твою жизнь в полном, как говорится, объеме. Ты ее таким образом выкупаешь.

Идет?