31. Старший

Эми опирается на стену криоуровня и смотрит, как я изучаю клавиатуру запертой двери слева от шлюза.

— Я же сказала, двадцать семь не подходит.

— Дай еще раз глянуть на список, — прошу я, и она сует измятую бумажку в мою протянутую руку. Тут у меня начинает пищать вай–ком, но я не обращаю внимания.

— Двери прямо как на подлодке. — Голос у Эми неожиданно срывается, и это заставляет меня поднять глаза.

Судорожно пытаюсь вспомнить, что такое подлодка. Вроде бы подводная. Я даже не знал, что они и правда существовали. В конце концов, мне раньше казалось, что океан никак не может быть таким огромным, как Эми описала.

— Они герметичные, — объясняю я. — На капитанском мостике тоже такая, и еще между уровнями. На случай повреждения, если один из уровней разгерметизируется, можно запереть дверь и… — Не закончив, я снова сосредоточиваюсь на списке.

— Когда я была маленькая, папа как–то взял меня с собой посмотреть на подводную лодку «Пампанито» — название помню только потому, что оно показалось мне ужасно смешным. Я бегала по узеньким коридорам и распевала: «Пампанито! Пампанито! Пам–па–НИТО!» Отец пытался меня догнать и в конце концов стукнулся головой о косяк двери. Чуть не отключился.

Она тихонько смеется, но смех тут же застывает. Поднимаю глаза от листка — Эми остекленевшими глазами смотрит в стену.

Готовый сделать что угодно, лишь бы снова ее развеселить, я даю ей посмотреть на звезды: торопливо вбиваю код — «годспид», — и дверь шлюза распахивается, открывая взгляду небо с миллионами мерцающих точек.

Глядя на звезды в первый раз в жизни, я думал, что моя жизнь изменилась навсегда. Что я сам изменился, будто бы стал другим человеком просто из–за того, что увидел блестящие искорки в миллионе миль от себя. Но теперь, глядя на них, я ничего не чувствую. Я больше в них не верю. Объявив жителям корабля, что отныне они свободны быть собой, я позвал сюда всех, кому интересно посмотреть на звезды — на настоящие звезды. Некоторые пришли. Гораздо меньше, чем я ожидал. И тогда я понял: если вы всю свою жизнь прожили на десяти квадратных милях, обнесенных сталью, проще забыть, что снаружи тоже что–то есть. Жить в клетке не так больно, если убедить себя, что это вовсе не клетка.

Вот почему я не могу никому рассказать о том, что двигатель не работает.

Взгляд притягивает красное пятно на клавиатуре. Конечно, когда–нибудь следы краски, которые Харли оставил по всему «Годспиду», сотрутся, а звезды продолжат сиять… но все равно пестрые росчерки Харли мне дороже.

Харли умер ради… э–э–э… я не знаю точно, ради чего. Знаю только, что его больше нет и я скучаю. А вот Кейли, если верить Ориону, отдала жизнь за правду.

Его слова начинают навязчиво звучать в голове, но я рад — не могу больше думать о Харли и бессмысленных звездах.

Лучше поразмыслить над головоломкой Ориона. Он, кажется, знал о двигателе корабля больше, чем кто–либо. Если у меня выйдет разгадать эту долбаную загадку, может, я пойму, почему двигатель остановился, может, даже узнаю, как снова его запустить. Сложи…

Снова перевожу взгляд на список, который нашла Эми. Рядом с каждым из двадцати семи имен стоит номер криокамеры. А что, если сложить надо было эти номера?

Тысяча двести семьдесят.

— Что ты делаешь? — спрашивает Эми.

Пробую вбить 1270 на все двери, начиная с самой большой в конце коридора.

Последняя открывается.

Внутри полная темнота. Пахнет пылью и смазкой. Мне вспоминаются последние слова Ориона перед тем, как я его заморозил. «Они либо заставят нас работать, либо убьют».

Я хочу своими глазами увидеть оружие.

Эми первая находит выключатель. Свет загорается неохотно, моргнув, словно сомневаясь, стоит ли показывать нам содержимое комнаты.

И мне тут же становится понятно, почему Орион боялся, что после приземления из нас сделают солдат или рабов.

«А знаешь, что тебя добьет? — сказал он за мгновения перед тем, как я толкнул его в криоцилиндр. — То, что Старший практически согласен с тем, что я говорю».

Пистолеты, винтовки, более крупное оружие. Упаковки химических бомб. Ракеты — большинство размером с мое предплечье, но есть и три штуки выше меня ростом. Все поделено на отсеки, запечатано в красные пластиковые упаковки с кучей пометок и символом ФФР.

— Мы не знаем, что ждет нас на Центавра–Земле, — сразу же переходит в оборону Эми. — Может, ничего, а может, инопланетяне. Или какие–нибудь чудовища. Или динозавры. Мы можем оказаться в новом мире великанами… или мышами.

— Лучше быть хорошо вооруженными мышами, да? — говорю я, подняв пластиковый пакете пистолетом внутри.

— Я понимаю, что все это наводит на нехорошие мысли.

— Все это наводит на мысли, что Орион говорил правду.

— Нет, — тут же отрезает Эми, но откуда ей знать? На ее лице отражается внутренняя борьба: с одной стороны, она твердо верит, что ее отец и остальные с Сол–Земли ни за что не стали бы применять весь этот арсенал, но, с другой стороны, она не может отрицать, что оружие есть. И выглядит оно куда… не знаю, куда страшнее, чем я ожидал.

В дальней части помещения хранятся более крупные орудия. Я узнаю торпеды, ракеты и гранатометы из видеозаписей о сол–земном разладе, которые мне показывал Старейшина. На дальней стене высится стеллаж, полный маленьких круглых таблеток из спрессованного порошка, упакованных в прозрачный пластик.

Эми берет одну из них в руки.

— Похожи на очистители для унитаза. На земле мы такие штуки клали в бачок. — Вертит ее, разглядывая. Плотный пластик поскрипывает. Тут Эми замечает мое непонимание. — А, ну да, у ваших туалетов ведь нет бачков.

На дно прозрачной упаковки втравлена этикетка с предупреждающим значком:

Биохимикат массового поражения сельскохозяйственных культур

Для использования с ракетой образца 476

Площадь поражения: 100+ акров

Способ действия: см. Ракета образца 476

ФФР

ФФР… Фонд Финансовых Ресурсов. Организация, которая обеспечила запуск «Годспида».

На следующей полке лежат такие же таблетки, но черные, и этикетка на дне гласит: «Биохимикат противопехотный».

Осторожно кладу ее обратно — как бы ненароком не запустить что–нибудь. Приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не швырнуть их куда подальше или вовсе не выкинуть в шлюз.

— Только не говори, будто до сих пор думаешь, что все это для самозащиты. — Мне не хочется ругаться с Эми, но трудно не заметить, насколько огромная, поражающая мощь здесь хранится. — Это химическое оружие. Они готовились к геноциду.

— Моя мама — генетик, и она так же важна для миссии, как папа, — тут же возражает Эми, но в голосе ее звучит настороженность: то ли она не хочет, чтобы я и дальше сомневался в ее убеждениях, то ли ее уверенность уже пошатнулась, и ей тяжело это признать. — Если ФФР собирался стереть все с лица планеты, зачем им брать с собой биологов? Зачем нужны ученые, которые изучают жизнь, если ты собираешься убить все живое? На борту двадцать семь военных — но остальных–то в три раза больше.

Я киваю. Она права. Конечно, права. Но это не значит, что Орион ошибался.

Эми, повернувшись ко мне спиной, изучает арсенал и вдруг ахает.

— Что случилось?

Не отвечая, она наклоняется и берет с полки упаковку горчичного цвета.

— Похоже на половинку софтбольного мяча, — говорит Эми, протягивая ее мне. Переворачиваю упаковку и читаю этикетку на дне.

Осторожно: взрывоопасно, слабое раздражающее действие

Взрывчатое Соединение Формула М

Площадь поражения: 10 футов

Для детонации: нажмите на центр верхней части

Время детонации: три минуты

ФФР

Как можно скорее кладу штуковину обратно на полку и поворачиваюсь узнать, что же Эми нашла под ней.

— Смотри! — взволнованно зовет она, размахивая пленкой. — Следующее послание!

Заглядываю ей через плечо, гадая, что будет на новом видео — что–нибудь об оружии или о корабле.

— Почему на этот раз пленка, а не карта памяти? — спрашиваю рассеянно.

Она пожимает плечами. Какая разница — главное, что мы нашли новую подсказку, еще на один шаг подобрались к тайне Ориона. К тому — по крайней мере, я на это надеюсь, — чтобы ее разгадать.

Имеет ли эта тайна хоть какое–нибудь отношение к починке двигателя?

Я едва осмеливаюсь подумать о такой возможности… но… нельзя не признать, что Орион знал куда больше, чем мы все предполагали, и все это каким–то образом вращается вокруг двигателя. Страшная тайна, на которую он так настойчиво намекает, просто обязана помочь нам найти решение.

— Готов? — спрашивает Эми, нажимая на экран.

Но на этот раз перед нами не появляется видео Ориона на лестнице. Экран остается черным. Я наклоняюсь ближе. Эми стискивает пленку так, что та чуть сминается.

— Почему нет изображения? — спрашивает она. — Я что–то не то нажала?

Я качаю головой, и тут на черном фоне начинают мелькать белые слова.

Ты добралась досюда. Хорошо. Я не ожидал от тебя меньшего.

Во–первых, у меня к тебе вопрос. Зачем нам такое оружие?

— Именно это меня и беспокоит, — бормочу я.

— М–м–м? — переспрашивает Эми, пробегая слова взглядом.

— Нет, ничего.

Должна быть причина. Задай себе тот же вопрос, что я задал Старейшине: если мы все здесь Для мирной исследовательской миссии, как он утверждал, почему мы вооружены так, будто собрались на войну?

Старейшина так мне и не ответил. Сказал только, что это понадобится после приземления. Что у замороженных есть причины везти с собой такой арсенал. Но столько оружия нужно, только если собираешься убивать. Тут либо мы, либо они — те или то, что ждет нас на Центавра–Земле.

Так или иначе, по приземлении мы — те, кто родился на корабле, — окажемся меж двух огней.

Последние слова исчезают на черном фоне, потом экран заполняют помехи, но они тут же сменяются изображением Ориона у подножия широкой лестницы. Эта видеозапись не похожа на остальные — не только из–за текста, но и из–за того, что Орион на ней намного моложе. Ему лет двадцать. Камера стоит под странным углом, и он поправляет ее, то и дело оглядываясь, будто боится быть обнаруженным.

ОРИОН: Я только что узнал секрет. Большой.

— Он здесь моложе, — говорит Эми.

— Похож на меня.

— Нет, не похож.

Очень похож.

Орион наклоняется вперед, ближе к камере.

ОРИОН: Это серьезнее, даже серьезнее, чем фидус. Это причина фидуса.

— И голос тоже похож.

Орион с трудом сглатывает и замолкает на несколько секунд. Эми бросает озабоченный взгляд в мою сторону, но я не обращаю внимания, поглощенный тем, как он кусает нижнюю губу.

ОРИОН: Старейшина не хочет, чтобы кто–то узнал его тайну. Скорее всего, он даже меня не хотел ставить в известность, но…

Теперь он говорит торопливо, тихо и взволнованно. Мы оба наклоняемся ближе, сдерживая дыхание, чтобы расслышать слова.

ОРИОН:…нужно было произвести починку на поверхности корабля. Он сказал мне послать первого корабельщика Девина, но я пошел сам. Я… я увидел то, что он не хотел мне показывать. Он разозлился. Я никогда еще не видел его в такой ярости. Мне и раньше казалось, что он может… Но в этот раз я правда думаю… Возможно, мне придется…

Камера поворачивается влево, за лестницу. Там на самодельном лежаке разбросаны запасы еды и несколько запечатанных ящиков.

ОРИОН: Я уже некоторое время готовился к этому. С тех пор как впервые увидел ледяной ад на криоуровне. С тех пор как узнал о клонировании. Я знаю, что меня можно заменить. Старейшине ничего не стоит исполнить свою угрозу.

Камера снова фокусируется на Орионе. На лице его читается вызов. «Это мое, — думаю я, — это же мое лицо».

ОРИОН: я знаю много секретов Старейшины, но он не знает моих. Не знает, где и как я прячусь. Он искал меня по карте вай–комов, но я нашел способ обмануть локатор, чтобы он показывал, что я в Больнице, хотя меня там нет.

Он поднимает руку к левому уху и легонько прикасается, но не нажимает кнопку.

ОРИОН: Он не знает об этом месте. Но этого мало. Мне, наверное, придется…

Пальцы Ориона смыкаются на вай–коме, ногти царапают кожу и оставляют розовые следы. Эми, хмуро сжимая губы, касается одним пальцем браслета на запястье.

ОРИОН: Но тайна… должна остаться тайной. Никто не должен этого знать. Даже я. Это… слишком.

Он встает и принимается мерить шагами комнату. Его ноги то появляются, то исчезают из кадра, голос затихает вдали и снова приближается.

ОРИОН: Космос побери, я больше не знаю, что хорошо и что плохо. Рассказать всем правду? Или лучше продолжать врать?.. А как же…?

Он отходит от камеры, и его голос превращайся в приглушенное эхо.

ОРИОН: Нельзя больше скрывать. Однажды кому–то может понадобиться информация… настанет время, когда нам придется… Но пленочная сеть слишком ненадежна…

Напрягаю слух, чтобы разобрать сливающиеся в шум звуки — Орион что–то бормочет, но слова заглушает шум его шагов. Он поднимает камеру, и изображение смазывается. В следующую секунду на экране снова его лицо, теперь скрытое в тени.

ОРИОН: Пусть найдет тот, кто будет искать. Если со мной что–то случится… если Старейшина… вы поняли. В общем, если со мной что–то случится… я подумал, что кто–то должен знать.

Орион делает глубокий вдох и открывает рот, собираясь заговорить.

И тут запись внезапно обрывается.

— Все? — спрашивает Эми.

— Нет, смотри… тут дальше.

Экран снова заполняют белые строки.

Запись старая, но это не делает ее лживой. Эми, ты сама все видела. Видела оружие. Ты понимаешь… должна понимать… если все это понадобится нам на Центавра–Земле, то она того просто не стоит. Запри оружейную, забудь пароль и уходи.