14. Епископ Дантиск

Предыдущие разделы относились к длительным родовым схваткам и к кесаревому сечению, которое привело к появлению Обращений в Нюрнберге. Теперь же нам необходимо вновь вернуться в кафедральную крепость Фромборка на Балтийском море, чтобы завершить рассказ о последних годах каноника Коппернигка.

А годы эти были даже менее счастливыми, чем годы ранние. В дополнение к сомнениям и заботам, связанным с публикацией книги, каноник оказался втянутым в дурацкий конфликт со своим новым епископом. Этот епископ, Иоганн Дантиск[155], был таким же тяжким бременем в конце жизни каноника Николаса, каким в ранние годы был епископ Лукас. Во всех же других аспектах, ослепительный Дантиск был полной противоположностью мрачному Лукасу.

Этот человек был одним из выдающихся дипломатов Ренессанса, увенчанный лаврами поэт, который в юности писал эротические стихи, на старость – религиозные гимны[156]; путешественник, гуманист, очаровывающий собеседник - короче, характер громадной привлекательности и сложности. Епископ Лукас был старше Николаса на двадцать шесть лет, епископ Дантиск – на двенадцать лет моложе Коперника, но Николас подчинялся как первому, так и второму в одинаковой степени. Подчинение авторитету – Лукасу и Дантиску с одной стороны, Птолемею с Аристотелем с другой стороны - возможно, это основной ключ к разгадке личности Коперника. Именно оно подрывало независимость его характера и независимость суждений, оно же удерживало его в возложенных на самого себя оковах, тем самым, выделяя ученого в качестве сурового реликта Средних Веков среди гуманистов Ренессанса.

В некоторых обстоятельствах старость, похоже, склонна повторять образцы юности, или, скорее, вытаскивать на свет божий образцы, затуманенные годами активности. Если Дантиск был чем-то вроде привидения, занявшего место дяди Лукаса – то не был ли Ретикус, авантюрист и заводила, в какой-то степени реинкарнацией брата Андреаса? Брат Андреас был черной овцой в семье – Ретикус был еретиком; Андреас был прокаженным – Ретикус был содомитом. Их безрассудство и неустрашимость одновременно и притягивала, и пугала робкого каноника; и его амбивалентным отношением к ним можно объяснить то, что он предал обоих.

Иоганн Флашбиндер, которому судьбой было предначертано стать погибелью преклонных лет каноника Коппернигка, был сыном пивовара из Данцига, отсюда и латинизированное имя – Дантискус, Дантиск. В свои двадцать лет он сражался против турок и татар, учился в Краковском Университете, путешествовал по Греции, Италии, Аравии и Святой Земле. После возвращения из дальних странствий он стал доверенным секретарем короля Польши, а когда ему исполнилось двадцать три года – он сделался специальным королевским посланником в различных епархиях Пруссии. Именно тогда он впервые познакомился с каноником Коппернигком, в то время секретарем епископа Лукаса, которого тот посылал в подобные миссии. Но вскоре их пути разошлись: Коперник остался в Вармии до конца дней своих, зато Дантиск, на протяжении семнадцати лет, ездил по всей Европе в качестве польского посла к императорам Максимилиану и Карлу V. Он был фаворитом обоих упомянутых императоров, равно как и своего собственного короля; Максимилиан назначил его придворным поэтом и возвел в рыцарское достоинство; Карл дал испанский дворянский титул, они оба время от времени посылали его с собственными заданиями – например, в качестве специального посланника Дантиск ездил в Венецию, в качестве посланника Карла – к Франциску I в Париж. И, тем не менее, этот сын пивовара с окраин цивилизованного мира, преуспевший в весьма деликатных дипломатических миссиях, не был снобом или даже излишне амбициозным человеком. В возрасте сорока пяти лет, на вершине собственной карьеры, он ушел в отставку – по собственному желанию, чтобы вернуться в место своего рождения, в провинцию и провести остаток жизни уже здесь – поначалу в качестве епископа Кольмно, а потом и всей Вармии.

В течение всех своих посольских лет главными увлечениями Дантиска были: поэзия, женщины и компания образованных собеседников – предположительно, именно в таком порядке. Его переписка, размеры которой можно было сравнивать с перепиской Эразма Роттердамского, включала в себя даже недавно открытый континент, Америку – он переписывался с Кортесом в Мексике. Его любовные похождения были столь же космополитическими, начиная от его тирольской "Гринеи" из Инсбрука и кончая Изопе де Гальда из Толедо, которая родила ему красавицу дочку. Его знаменитое стихотворение "Ad Grineam" (К Гринее) было очаровательной элегией о прелестях и упадке мужской силы, но в одинаковой степени он был верен любовнице из Толедо и ее дочери, Дантиске; после своего возвращения в Вармию он регулярно высылал им денежное пособие через банковские дома Фуггерсов и Велзерсов в Аугсбурге, а через контору императорского испанского посла ему переслали портрет Дантиски. Посол остался верен своим бывшим приятелям и любовницам даже тогда, когда сделался набожным католиком, на его верную дружбу с Меланхтоном, предводителем протестантов, обращение в католицизм никак не отразилось. В январе 1533 года, когда Дантиск уже был епископом в Кольмно (Кульме), Меланхтон писал ему, через линии фронтов, что он всю свою жизнь останется в долгу перед Дантиском; еще он прибавил, что даже более всех ярчайших способностей и даров Дантиска он ценит его глубочайший гуманизм (цитату приводит Прове, II, 1, стр. 334). Другой современник суммировал общее мнение, превалирующее среди ученых – лютеран в отношении католического епископа из Кольмно: Dantiscum ipsam humanitatem esse (Дантиск – сама гуманность) (цитируется там же). И последующий конфликт между Дантиском и Коперником необходимо оценивать с учетом этих обстоятельств.

В 1532 году только устраивался в епископстве в Кольмно – в одном дне пути верхом от Фромборка. Самое интересное, он и сам был фромборкским каноником, следовательно, собратом каноника Николаса. Кое-кто мог бы подумать, что прибытие столь замечательного гуманиста в провинциальную глушь, скрытую "испарениями Вислы" могло бы стать радостным событием в отшельнической жизни Коперника. Ведь практически во всей Вармии, не говоря уже о Фромборке, трудно найти было человека, с которым он мог бы беседовать на темы науки и астрономии, за исключением Гизе, который, говоря по правде, в этих вопросах не слишком-то и блистал. Дантиск, с другой стороны, наряду с иными своими привлекательными чертами, наукой интересовался даже очень, переписывался с рядом ученых людей (включая великого математика Гемма Фризия[157]), владел несколькими глобусами и астрономическими инструментами, картой Америки; у него даже было трое часов-хронометров, один из которых он носил на шее, на цепочке.

Сразу же после своего устройства в Кольмно Дантиск посылает приглашение Копернику – которое, по каким-то неисповедимым причинам, было напрямую отвергнуто. Из общего количества в шестнадцать сохранившихся писем Коперника десять были адресованы Дантиску (все они опубликованы во втором томе Прове – Прим. Автора). Читать их очень тяжело. Первое из них датировано 11 апреля 1533 года, то есть, прошло несколько месяцев после того, как Дантиск уже устроился в своем епископстве. Письмо является отказом на приглашение Дантиска посетить его в Замке Лёбау, причиной отказа являются какие-то официальные занятия.

Reverenddissime in Christo Pater et Domine!

Я получил письмо Вашей Преосвященной Светлости, и я в достаточной степени понимаю расположение и добрую волю Вашей Светлости по отношению ко мне, которые Вы собираетесь распространить не только на меня, но и на иных весьма совершенных людей. Я считаю, что это не только лишь по причине моих достоинств, но и благодаря прекрасно известной доброте Вашей Преосв. Светлости. Возможно, когда-нибудь и я смогу сделаться достойным такой доброты. Конечно же, я крайне рад, гораздо сильнее, чем можно выразить словами, найти в Вас такого повелителя и Покровителя. Тем не менее, несмотря на приглашение Вашей Преосв. Светлости присоединиться к нему 20-го числа сего месяца (и я бы с радостью посетил бы столь замечательного приятеля и покровителя), неудачное стечение обстоятельств не позволяет мне поступить таким образом, поскольку официальные деловые проблемы и необходимые распоряжения заставляют меня и Мастера Феликса оставаться на месте. Так что я прошу Вашу Преосв. Светлость простить мое отсутствие в этот раз. Во всех иных отношениях я всегда готов, как и следует, всегда откликаться на призывы Вашей Преосв. Светлости сделать бесчисленные иные вещи, если Ваша Преосв. Светлость укажет мне в иное время, по своему желанию. И могу признаться, что я обязан не отвечать на Ваши просьбы, но, скорее, подчиняться Вашим указаниям.

Поскольку Дантиск прекрасно знал суть и число "официальных деловых проблем", оговариваемых во Фромборкском Капитуле, членом которой он и сам был, оговорка была неубедительной. Второе письмо отослано тремя годами спустя – 8 июня 1536 года. Опять это отказ принять приглашение от Дантиска принять участие в свадебной церемонии какой-то из родственниц епископа. Поводом не принять приглашение снова являются "официальные дела":

Reverenddissime in Christo Pater et Domine Domine Clementissime!

Я получил письмо Вашей Преосвященной Светлости, наполненное человечностью и благорасположением, в которой Вы напоминаете мне о знакомстве и содействии Вашей Преосв. Светлости, которые я узнал еще в годы своей юности [не следует забывать, что Коперник на двенадцать лет старше Дантиска]; и я знаю, что содействие это и помощь живы до сих пор. И раз уж включен я в число близких, Вы пригласили меня на свадьбу своей родственницы. Говоря по правде, Ваша Преосв. Светлость, я обязан подчиниться Вашей Светлости и, время от времени представлять себя перед лицом столь великого Повелителя и Покровителя. Но будучи полностью занят делами, которые Преосвященный Повелитель Вармии поручил мне, я не могу покинуть свое место. И я молю, чтобы мое отсутствие не было воспринято неправильно, и чтобы Ваша Светлость сохранила старые воспоминания обо мне, даже и в мое отсутствие, ибо соединение душ следует ценить сильнее встречи тел. Остаюсь на услугах Вашей Преосв. Светлости, во всем Вашем благословении, и к Вам направляю я свои скоромные слова, и Вам желаю я вечно хорошего здоровья.

Тон этих и всех последующих писем, по сравнению с перепиской между гуманистами-современниками и, в частности, перепиской самого Дантиска, вызывает у нас жалость и изумление. Человек, который сдвинул Землю с центра Вселенной, пишет придворному поэту и державному послу в стиле раболепного писаря, подчиняющегося, но и угрюмого, подгоняемого какой-то тайной ревностью, негодованием или всего лишь неспособностью вступить в нормальные человеческие отношения.

Третье письмо, написанное годом позже, 9 августа 1537 года, уже другое, хотя настроение его тоже нерадостное. Оно было написано после кончины епископа Вармии, Маврикия Фербера, когда уже было решено, что на его место будет избран Дантиск. В письме содержатся две достаточно индифферентные политические сплетни, которые Копернику стали известны из письма, полученного из Вроцлавии-Бреслау пару месяцев назад; кроме того рассматривается слух о перемирии между Императором и Франциском I, который, как оказалось, не имел под собой оснований. Трудно понять, по какой причине каноник Коппернигк задал себе труд отослать эту устаревшую, причем – из вторых рук информацию Дантиску, который получал письма со всех краев земли – если только забывая о том, что Дантиск вскоре должен был стать непосредственным начальником ученого.

20 сентября 1537 года каноники Фромборкского капитула торжественно собрались в Соборе, чтобы избрать своего нового епископа. Привилегия номинировать кандидатов принадлежала, согласно запутанной церковной процедуре в Вармии, королю Польши, но вот сами выборы были привилегией Капитула. Понятное дело, что кандидатуры по представляемому королю списку были предварительно согласованы между капитулом и королевской канцелярией, в то время, как Дантиск выступал в роли посредника. Список включал имя самого Дантиска (с выбором которого стороны заранее согласились) и трех других кандидатов. Этими другими были каноники Циммерман и фон дер Транк, которые нас не интересуют, и каноник Генрих Шнелленбург.

Случилось так, что этот самый каноник Шнелленбург лет двадцать назад взял у каноника Коппернигка в долг сотню марок, а отдал только девяносто. В связи с этим каноник Коппернигк написал мелочною эпистолу (одно из шестнадцати из дошедших до нашего времени и ценных писем) епископу того времени, упрашивая его посодействовать в том, чтобы упомянутый Шнелленбург заплатил, наконец, эти оставшиеся десять марок. Чем все это закончилось, нам неизвестно; прошли годы, и вот теперь ленивый должник Шнелленбург был номинирован в кандидаты на епископский престол. Ясное дело, что эта номинация была делом чисто формальным, поскольку избрать должны были Дантиска, но она дала повод для небольшого гротескного эпизода. Тидеман Гизе, верный ангел – Гизе, написал письмо Дантиску с просьбой вычеркнуть Шнелленбурга из списка кандидатов, поскольку он "выставил бы капитул в смешном свете", а вместо него внести имя каноника Коппернигка. Дантиск, которому на все это было глубоко наплевать, согласился. Коппернигк к своему удовлетворению стал кандидатом в епископы, а Дантиск был избран единодушно, включая и голос Коперника.

Итак, епископ Дантиск устраивался в замке Хейльсберг, где сам Коперник провел шесть лет собственной жизни в качестве секретаря дяди Лукаса. Осенью 1538 года состоялся официальный объезд городов епископства, в котором Дантиска сопровождали каноники Рейх - и Коппернигк. Это, рассказывает Прове, "были последние приятельские отношения между бывшими друзьями, Дантиском и Коперником", хотя нет никаких доказательств тому, что они когда-либо друзьями были.

В ходе этого официального тура, или, возможно, несколько позднее, Дантиск должен был затронуть некий неловкий момент. Касался он некоей Анны Шиллинг, далекой родственницы каноника Коппернигка, теперь же его focaria[158]. По мнению биографов Коперника, 'focaria' означает домоправительницу. Согласно же "Перечню Средневековых Латинских Слов" Бакстера и Джонсона это слово означает "домоправительницу или сожительницу" (в "Оксфордском Глоссарии поздней латыни" – 1949, это понятие переводится как "солдатская сожительница"). Нам известно, что у другого фромборкского каноника, Александра Скультети (о котором уже говорилось выше), тоже была focaria и несколько ее детей. Хотя теперь Дантиску и приходилось изображать из себя ханжу, но он посылал деньги своим бывшим любовницам и оплачивал портреты своей красавицы-дочки. Но одно дело было иметь амурные отношения в юности, во время путешествий по дальним странам, и другое дело – открыто жить с focaria в своей собственной епархии. Опять же, не только эти два мужчины были в возрасте, их время тоже постарело; Контрреформация постановила вернуться к благочестивой жизни клира, чья распущенность подпитывала лютеров и савонарол. Канонику Коппернигку к этому времени уже исполнилось шестьдесят три года; так что было самое время, и по его личным, и по историческим часам, сказать vale (прощай) своей focaria.

Тем не менее, именно в шестьдесят три года так трудно менять как домоправительницу, так и собственные привычки. Каноник Коппернигк, вполне понятно, колебался и тянул время, возможно, надеясь на то, что Дантиск обо всем забудет. В ноябре епископ о проблеме напомнил. Его письмо не сохранилось, зато сохранился ответ Коперника на него:

Reverenddissime in Christo Pater et Domine Domine Clementissime mihique et omnibus observande!

Предупреждение Вашей Преосвященной Светлости является в достаточной степени отцовским и, я обязан признать, даже в большей степени отцовским; я воспринял его всем своим сердцем. Что касается предыдущих предупреждений от Вашей Преосв. Светлости по тому же вопросу, то я никак не мог забыть о них. И я собираюсь действовать соответственным образом; хотя и нелегко найти надлежащую персону среди своих родственников, тем не менее, я собирался покончить с проблемой еще до Пасхи. И вот теперь, поскольку я не желаю, чтобы Ваша Преосв. Светлость считала будто бы я сознательно тяну время, я уменьшил этот период до одного месяца, то есть, до Рождества; Ваша Преосв. Светлость должна понимать, что быстрее управиться просто нельзя. Я желаю приложить все свои силы, чтобы избежать оскорбления добрых манер, не говоря уже о Вашей Преосв. Светлости, которая заслуживает с мой стороны уважения, почитания и, более всего, любви, и которой я подчиняюсь во всем.

Дано в Гинополисе, 2 декабря 1538 г.

Во всем покорный Вашей Преосв. Светлости, Николас Коперникус.

Даже верный Прове отмечает, что письмо "читать невозможно", и что "даже если допустить использование принятого в курии стиля… все равно, оно остается весьма унизительным".

Через шесть недель Коперник пишет Дантиску нечто вроде consummatum est[159]:

Reverenddissime in Christo Pater et Domine Domine Clementissime!

Я совершил то, что ни в коей степени не мог оставить несделанным, чем, надеюсь, в полной степени удовлетворил предупреждения Вашей Преосв. Светлости. Что же касается информации, которую Вы просили от меня, как долго предшественник Вашей Преосв. Светлости, мой, благословенной памяти дядя Лукас Вацельродт[160] жил: прожил он64 года и 5 месяцев; епископом был 23 года; упокоился он в предпоследний день марта anno Christi 1522. С ним же пришел конец семейству, знаки отличия которого можно найти на многих древних монументах ина множестве (общественных) зданий в Торуни. Отдаю себя во власть Вашей Преосв. Свет-лости.

Дано в Гинополисе, 11 января 1539 г.

Во всем покорный Вашей Преосв. Светлости, Николас Коперникус.

Вот только избавиться от пары focaria не было столь просто. Домоправительница Скультети и мать его детей "угрожала и горячо обещала увечить во всем послушного слугу Капитула и бесстыдно применяла при том бесстыдные слова оскорбления". Что же касается коперниковской, то она попросту отказалась покинуть Фромборк и решила максимально затруднить жизнь всем заинтересованным лицам. Прошло более двух месяцев после последнего письма Коперника Дантиску, другой каноник, Плотовский, писал епископу следующее:

Что касается фромборкских служанок, то девица Александра несколько дней пряталась у него в доме. Она пообещала, что уйдет вместе со своим сыном. Александр (Скультети) вернулся из Лёбау в радостном настроении; мне не ведомо, какие новости он привез с собой. Он остается в своей curia с Нидерофом и его focaria, которая выглядит словно, мучимая злым духом подавальщица пива. Женщина доктора Николаса вообще-то отослала свои вещи в Данциг, но сама остается во Фромборке…

Даже и через шесть месяцев дело не завершилось. Дантиск, похоже, даже устал, посылая отцовские предостережения Копернику и получая взамен пустые письма; потому он приватно попросил Гизе (в настоящее время епископа Кульма) подействовать на Коперника, чтобы закончить тайные встречи старика с Анной, тем самым предотвратить последующие скандалы.

12 сентября 1539 года Гизе отвечал следующее:

…Я серьезно обсудил проблему с доктором Николасом, в соответствии с пожеланиями Вашей Преосв. Светлости, представив ему все имеющиеся факты. Похоже, он был мало встревожен (узнав), что он без колебаний подчинился желанию Вашего Преосв. Светлости, злые люди все так же распускают слухи о его тайных встречах и так далее. Сам он отрицает то, что виделся с этой женщиной после того, как он отпустил ее, за исключением случая, когда она случайно встретилась с ним по дороге на рынок в Кенигсберге. Сам я практически уверен в том, что само он не слишком волновался, как о том многие считают. Более того, его серьезный возраст и бесконечные занятия наукой убеждают меня в том же, равно как и достоинство и уважение человека; тем не менее я убеждал его избегать даже тени зла, я я верю в то, что он прислушивался к моим советам. Но и опять я считаю, что Ваше Преосв. Светлость не должна давать слишком много веры информаторам, поскольку зависть довольно легко прилипает к достойным мужам, так что Вашей Преосв. Светлости не о чем беспокоиться. Остаюсь с уважением….

Последнее замечание Гизе было чем-то вроде дружеской подколки от одного епископа другому. Хотя ранее они были соперниками на епископский престол Вармии, был найден компромисс в том, что Гизе стал епископом Кульма, так что они остались в превосходных отношениях. Потому у Дантиска появились возможности не раз и не два просить Гизе повлиять на Коперника, чтобы не слишком подвергать пожилого каноника дальнейшему унижению.

Попеременно с неприятностями, касающимися Анны, в Епархии были и политические волнения. Их причины пришли снаружи[161], но центральным участником вновь был неустрашимый каноник Скультети, который не только открыто жил со своей "подавальщицей пива" и кучей детишек, но и сопротивлялся усилиям Дантиска защитить Восточную Пруссию от притязаний польской короны. Это была борьба с высокими политическими ставками, которая, через год, привела к объявлению Скультети вне закона и его изгнанию, а спустя несколько лет – к временному отлучению от церкви большей части Капитула Вармии. Хотя каноник Коппернигк находился в дружеских отношениях со Скультети, опять же, находился в одной лодке с ним в ходе скандала с focaria, Дантиск не желал вовлекать старика во все эти дрязги. 4 июля 1539 года он писал Гизе:

Мне сообщили, будто бы д-р Ник. Коперникус, которого, как Вам известно, я люблю словно родного брата, сейчас гостит у Вас. Он поддерживает близкую дружбу со Скультети. Это нехорошо. Предостерегите его о том, что подобные связи и дружба повредят ему, только не говорите о том, что предупреждение вышло от меня. Я уверен в том, что вам уже известно о том, что Скультети взял себе жену, и о том, что его подозревают в атеизме.

Тут стоит не забывать о том, что Дантиск был непосредственным начальником каноника Коппернигка, а Гизе теперь управлял другой епархией. Письмо доказывает, что Дантиск, по-своему, чтобы не побеспокоить Коперника, пожелал сделать предупреждение анонимным, поскольку прямое указание было бы чем-то оскорбительным для пожилого каноника. Тем не менее, коперниканская легенда гласит, будто бы Дантиск "неожиданно приказал порвать все отношения с его другом Скултети", и что он преследовал Коперника, не давая тому завершить его книгу[162].

Истина же заключается в том, что когда в 541 году Дантиск узнал о решении Коперника наконец-то опубликовать свои Обращения, он тут же написал теплое и весьма дружеское письмо Копернику, включающее поэтическую эпиграмму, которая должна была служить эпиграфом книги. Каноник Коппернигк написал в ответ:

Reverenddissime in Christo Pater et Domine Domine Clementissime!

Я получил крайне человечное и совершенно личное письмо Вашей Преосв. Светлости, в котором Вы снизошли до того, чтобы выслать эпиграмму, адресованную читателям моей книги, умеренно элегантную и подходящую, не в отношении лично меня, но по причине исключительной благожелательности, с которой Ваша Преосв. Светлость желает почтить людей ученых. В связи с этим всем, мне следовало бы поместить ее на титульной странице своей работы, если только книга стоила бы того, что Ваша Преосв. Светлость так сильно оценила ее, хотя столь ученый человек, с которым обязательно необходимо согласиться, заявляет, что и я сам чего-то да стою. Сам же я желаю лишь того, чтобы иметь силы и возможности поблагодарить за исключительное благорасположение и отцовское отношение ко мне, ибо Ваша Преосв. Светлость не устает оказывать мне свою честь, моей же обязанностью остается служить Вашей Преосв. Светлости всеми своими возможностями.

Фрауэнберг[163], 27 июня 1541 г.

Во всем послушный Вашей Преосв. Светлости,

НИКОЛАУС КОПЕРНИКУС

Это последнее из дошедших до нашего времени писем от Коперника к Дантиску и, вероятно, самое последнее из вообще им написанных. Вклад придворного поэта не появился ни в книге, ни в рукописи Коперника, и был утерян. Поблагодарив Дантиска за его "исключительное благорасположение", Коперник просто-напросто бросил епископские стихи в мусорную корзину, точно так же, как ранее он поступал со всеми приглашениями от начальника. Он и вправду был старым занудой.