1. В поисках точности

Иоганнес Кеплер был бедняком из семейства неудачников; Тихо Браге был grand seigneur из страны Гамлета; наследник свирепого и вместе с тем идеалистичного аристократа чисто датской породы. Отец Тихо был губернатором Замка Хельсингборг, который стоит напротив Эльсинора через Зундский пролив; его дядя Йорген был помещиком и вице-адмиралом.

Именно этот дядя Йорген, будучи бездетным, выдавил обещание от собственного брата, губернатора, что если у того родится сын, Йорген ребенка усыновит и воспитает как собственного. Природе, похоже, этот договор пришелся по душе, и в 1546 году жена губернатора родила близнецов; но, к несчастью, один из них родился мертвым, так что отец забрал свре обещание обратно. Йорген, истинный и настойчивый Браге, дождался того, когда у брата родится следующий сын, а после того первого из них, Тюге – Тихо, просто-напросто похитил. Губернатор, тоже действуя по моде неподдельных Браге, пообещал брата убить, но быстро остыл, согласившись с fait acompli (свершившимся фактом), зная, что ребенок будет не брошен, да еще и унаследует часть состояния вице-адмирала. Событие это случилось ранее, чем кто-либо ожидал: когда Тюге все еще был студентом, его приемный отец встретил безвременный, зато славный конец. Он только-только возвратился после морской битвы со шведами, и в свите своего короля ехал через мост, соединяющий Копенгаген с королевским дворцом, когда добрый датский король, Фридерик II, упал в воду. Вице-адмирал Йорген спрыгнул в море за ним, спас своего короля, но скончался от воспаления легких.

Перенес ли Тюге травматический шок, когда его похитили из колыбели, узнать мы не сможем; но кровь Браге и обучение, полученное со стороны вспыльчивого вице-адмирала, уже были достаточными факторами, чтобы превратить его в грандиозного эксцентрика. Это было заметно с первого же взгляда, даже по его внешности: даже если Тихо и родился с серебряной ложкой во рту[218], впоследствии он приобрел себе нос из золота и серебра. Будучи студентом, он сражался на дуэли еще с одним благородным и юным датчанином, и во время битвы часть носа Тюге была утрачена. Согласно современным источникам, источником дуэли был спор, кто из двух благородных датчан лучше знает математику. Утраченный кусочек плоти с переносицы был заменен сплавом из серебра и золота, и, как говорят, Тихо всегда носил с собой нечто вроде табакерки, "содержащей какое-то масло или клейкое вещество, которое он часто втирал в свой нос". На всех портретах Тихо Браге нос его выглядит слишком прямоугольным, "кубистским" среди складок крупной, лысой, яйцеобразной головы, отличающейся помимо холодных, надменных глаз еще и агрессивно закрученными усищами.

В соответствии с семейной традицией, юный Тюге должен был вести карьеру государственного деятеля, в связи с чем, когда парню исполнилось тринадцать лет, его послали изучать риторику и философию в университет Копенгагена. Но под конец первого года учебы несостоявшийся канцлер стал свидетелем события, которое произвело на него ошеломительное воздействие и повлияло на всю его последующую жизнь. Это было частичное затмение солнца, которое, естественно, было предсказано заранее, но оно потрясло мальчика "как нечто божественное из-за того, что человек мог знать движения звезд настолько точно и аккуратно, что он имел возможность заранее предсказать их места на небесах и взаимное расположение". Он тут же начал покупать книги по астрономии, включая собрание работ Птолемея, за весьма существенную сумму в два йоахимсталера[219]. С этого момента курс его судьбы был установлен, и Тихо никогда с него не свернул.

Но почему частичное затмение, не такое уж и зрелищное, столь решительно подействовало на мальчика? Громадным откровением, говорит нам Гассенди (автор наиболее серьезной биографии Тихо Браге, вышедшей из печати в 1890 году – Прим.перевод.), была возможность предсказания астрономических явлений, что находилось в полнейшем контрасте к непредсказуемости жизни парня среди темпераментных Браге. С психологической точки зрения это объяснение весьма хромает, но стоит отметить, что интерес Браге к звездам с самого начала пришел с противоположного, чем в случае Коперника и Кеплера, направления. Его интерес был не умозрительным, это была страсть к точным наблюдениям. Начав с Птолемея в четырнадцать лет, и проведя свои первые наблюдения в семнадцать лет, Тихо посвятил себя астрономии в гораздо более юном возрасте, чем упомянутая выше парочка. Нерешительный каноник в тайной разработке собственной системы нашел убежище от разочарования жизнью; Кеплер же в своей мистической гармонии сфер искал ответ на невыносимые страдания и нищету юных лет. Тихо не был ни разочарованным, ни несчастным, он всего лишь дико скучал и был раздражен бесплодностью существования датского аристократа, как он сам говорил, "среди лошадей, собак и роскоши"; и потому он был переполнен наивным восхищением перед столь отличающейся разумностью и надежностью предсказаний звездочетов. В астрономии юный датчанин нашел не убежище или метафизический спасательный жилет, но, скорее, занимающее все свободное время хобби аристократа, протестующего против своего окружения. Его последующая жизнь, похоже, подтверждает подобную интерпретацию: да, он развлекал королей на своем чудесном острове, но его домоправительницей, с которой Тихо нажил кучу детей, была женщина низкого сословия, с которой Тихо даже не обвенчался.

После трех лет учебы в Копенгагене, вице-адмирал посчитал, что пора Тюге отправиться в зарубежные университеты, и отослал его, в сопровождении наставника-тьютора, в Лейпциг. Наставником был Андерс Соренсен Ведель, впоследствии прославившийся как первый великий датский историк, переводчик Saxo Grammaticus'а[220] и собиратель нордических саг. Веделю в то время было двадцать лет, всего на четыре года старше поверенного его заботам юноши; он получил инструкции лечить молодого Тюге от избыточного интереса к астрономии и направлять его на учебу, более пристойную для аристократа. Тихо купил себе небольшой звездный глобус, чтобы изучать названия созвездий, но ему приходилось прятать его под одеялом; когда же к его научному оборудованию прибавилась алидада[221], ими приходилось пользоваться лишь тогда, когда наставник засыпал. Где-то через год до Веделя дошло, что против увлечения Тюге астрономией никакие средства уже не помогут, сдался, и молодые люди на всю жизнь осталась добрыми друзьями.

После Лейпцига Тихо продолжил свою учебу в университетах Виттенберга, Ростока, Базеля и Аугсбурга до того, как ему исполнилось двадцать шесть лет, и все это время он собирал, а впоследствии и проектировал, все большие и лучшие инструменты для наблюдения за планетами. Среди них бы громадный квадрант из бронзы и дубового дерева, тридцати восьми футов в диаметре, проворачиваемый четырьмя рукоятками – первый из серии сказочных инструментов, которым было суждено стать новым чудом света. Тихо так никогда и не сделал эпохального открытия, за исключением одного, сделавшего его отцом современной наблюдательной астрономии; вот только открытие это для современного ума сделалось таким трюизмом, что очень сложно увидеть его важность. Открытие же заключалось в том, что астрономия нуждается в точных и непрерывных наблюдательных данных.

Не следует забывать, что каноник Коппернигк во всей своей "Книге Обращений" отметил всего лишь двадцать семь собственных наблюдений; во всем остальном он полагался на данные Гиппарха, Птолемея и других. Вплоть до Тихо подобная практика была широко распространена. При этом считалось гарантированным, что планетарные таблицы для календарных и навигационных целей должны быть максимально точными; но наряду с ограниченными данными, требуемыми для этих практических причин, необходимость в точности была понята не всеми. Подобное отношение, не совсем понятное для современного ума, частично возникло в соответствии с аристотелевской традицией с ее акцентом на качественные, а не на количественные измерения; при подобной ментальной установке только уж совершенно эксцентричный тип мог бы интересоваться точностью ради точности. С другой стороны, более специфической, геометрия небес, состоящая из циклов и эпициклов, и не требовала множества или даже высокой точности данных, а все по той простой причине, что окружность определяется, когда известны ее центр и одна-единственная точка на самой окружности, или же, если центр неизвестен, ее можно строго определить всего лишь по тем точкам на окружности. В большей степени, этого было достаточно для определения положения планеты в нескольких характерных точках ее орбиты, после чего расположить эпициклы деференты таким образом, чтобы наиболее благоприятно "сохранить явление". Если умственно взглянуть на другую сторону водораздела, посвящение Тихо измерениям, долям минуты дуги, может представляться весьма оригинальным. Не удивительно, что Кеплер называл его Фениксом Астрономии.

С другой же стороны, если Тихо и опережал свое время, он был всего лишь на шаг впереди Кеплера. Мы уже видели, как Кеплер стремился получить результаты наблюдений Тихо, точные данные по средним расстояниям и эксцентриситетам. Столетием ранее, Кеплер, скорее всего, почил бы на лаврах за решение космической тайны и совершенно не брал бы в голову все те мелкие несоответствия с наблюдаемыми фактами; но подобное метафизическое куртуазное отношение к реальным фактам среди продвинутых умов этого времени уже было недопустимым. Океанская навигация, совершенствование точности магнитных компасов и часов, равно как и общий прогресс в технологиях сотворили новый климат уважения к твердым фактам и точным измерениям. Таким образом, к примеру, споры между коперниканской и птолемеевской системами решались теперь не одними только теоретическими размышлениями; и Кеплер, и Тихо, независимо друг от друга, решили, что судьей будет эксперимент, и они пытались установить с помощью измерений, существует или не существует звездный параллакс.

Одной из причин постоянного поиска максимально возможной точности, на самом деле было желание Тихо проверить действенность системы Коперника. Но, возможно, подспудно за этим стояла более глубокая потребность. Педантичное терпение, точность ради точности для него были формой религиозной веры. Первым серьезным переживанием для него стало осознание того, что астрономические события могут быть точно предсказаны; вторым стало событие совершенно противоположного толка.. 17 августа 1563 года, когда Тихо исполнилось семнадцать лет, а Ведель заснул, молодой наблюдатель увидел, что Сатурн и Юпитер настолько близки, что их почти нельзя было различить. Браге просмотрел свои планетарные таблицы и открыл, что альфонсовы[222] таблицы ошиблись на целый месяц относительно этого события, а таблицы Коперника – на несколько дней. Такое положение вещей было просто шокирующим и недопустимым. Уж если звездочеты, о которых его семья была столь низкого мнения, не смогла сделать ничего лучшего, тогда пускай датский аристократ покажет всем, как надлежит делать.

И он показал всем, применив методики и инструменты, которых мир еще не видел.