4. Брат Андреас

В этом месте хотелось бы чуточку побольше узнать об Андреасе, поскольку он оказал сильное и длительное воздействие на Николаса. Каждый выявленный факт, касающийся конкретно него, лишь подтверждает сильный контраст между братьями. Андреас брат старший, и он какое-то время состоял в списках студентов Краковского университета, а в Болонье – два года, позже, чем Николас; к тому же он в Кракове внес только часть платы за обучение, в то время как Николас – полностью. Дядя Лукас сделал Николаса каноником в 1497 году; а старший брат – снова – позднее на два года, в 1499 году. В 1501 году оба они подают заявление на трехлетний отпуск. Николасу его прошение удовлетворили сразу же, ибо он пообещал изучать медицину, и его начальство надеялось на то, "что впоследствии это станет полезным для уважаемого главы епархии и каноника капитула", и на том же заседании прошение Андреаса было принято с сухим обоснованием – "потому что он считается способным продолжить обучение".

Похоже, все говорит о том, что Андреас был тем типом молодого человека, которому в маленьком городке оптовых торговцев было предсказано, что закончит он ой как плохо. Именно так он и кончил. После прекращения их учебы в Италии, Андреас возвратился во Фромборк, зараженный неизлечимой болезнью, которую записи Капитула называют "проказой". В те времена данное выражение на континенте было столь же распространено, как "оспа" в Англии, и оно могло означать, в том числе, и проказу, но, скорее всего – сифилис, который тогда свирепствовал в Италии, в то время как истинная проказа клонилась к закату.

Для каноника Андреаса было неважно, болел он проказой или сифилисом, обе болезни вызывали ужас и неуважение. Через пару лет после возвращения состояние Андреаса начало резко ухудшаться, так что он подал заявление о разрешении отбыть в Италию, чтобы лечиться там. Разрешение было ему дано в 1508 году. Но, через четыре года Андреас вновь был во Фромборке, но теперь внешность его была настолько отталкивающей, что перепуганная Капитула решила избавиться от него любыми средствами. В сентябре 1512 года было созвано собрание Капитулы, включая и бата Николаса, где было принято решение разорвать какие-либо отношения с каноником Андреасом; потребовать от него отчитаться за сумму в двенадцать сотен золотых венгерских флоринов, переданных ему для церковных целей; аннулировать его пребенды и все остальные источники доходов; а также предоставить ему небольшое годовое содержание при условии, что здесь его больше никто не увидит.

Андреас отказался подчиниться данному решению; его ответный удар заключался в том, что он попросту остался во Фромборке и представлял свое изъеденное болячками лицо в качестве memento mori своим щеголеватым и любящим удовольствия братьям во Христе. В конце концов, церковники сдались: доходы были возвращены, годовое содержание Андреасу повысили; вопрос же передали на рассмотрение Апостольского Престола – учитывая притом, чтобы "смертельно больной, распространяющий проказу" тип покинул город. Андреас с этим решением согласился, но он оставался во Фромборке еще два или три месяца и даже принял участие в заседаниях Капитулы, вопреки неудовольствию коллег, включая и любимого брата Николаса. И только после того Андреас отбыл в родственный ему по духу Рим, в то время впервые попавший под управление Борджиа.

Но даже в этом своем "смертельно больном" состоянии Андреас принял активное участие в интригах при папском дворе, касающихся того, кто будет следующим епископом в Вармии; и следует признать дань его удивительному характеру: когда король Польши Сигизмунд собрался выступить против махинаций Капитулы, он адресовал свое послание не своим официальным представителям в Риме, но находящемуся в изгнании, преданному остракизму прокаженному – Андреасу. Тот умер через несколько лет, при неясных обстоятельствах, дата его смерти тоже неизвестна.

Каноник Николас никогда не упоминал ни про болезнь Андреаса, ни про его скандальную жизнь и смерть. Все, что Ретикус мог сказать по данному вопросу, это то, что у астронома имелся "брат, которого звали Андреасом, и который был учеником знаменитого математика Георга Хартмана[130] в Риме". Последующие биографы были столь же молчаливы относительно брата Андреаса. Только лишь около 1800 года некий Иоганн Альбрехт Крис упомянул о болезни Андреаса в каком-то незначительном журнальчике. Но он довольно быстро раскаялся в своем поступке, и уже через три года, редактируя раннюю биографию Коперника, написанную Лихтенбергом, Крис по данной проблеме хранит молчание.

Если бы Коппернигки родились в Италии, а не в прусском захолустье, Андреас наверняка бы сделался безрассудным кондотьером, а дядя Лукас – правителем-автократом какого-нибудь города-государства. Помещенный между этими двумя сильными и мощными фигурами, задираемый первым, презираемый и унижаемый другим, Николас нашел убежище в тайне, предупредительности, отстраненности. Ранние гравюры и поздние портреты сомнительного происхождения – все они показывают нам сильное лицо со слабым выражением на нем: высокие скулы, широко расставленные темные глаза, квадратный подбородок, чувствительные губы; вот только взгляд какой-то неуверенный и подозрительный, губы кривятся в кислую гримасу, лицо закрыто, подготовлено к обороне.

Где-то под конец учебы в Италии гелиоцентрическая система начала формироваться в мыслях Николаса. Понятное дело, идея была не нова, и к этому времени ее часто обсуждали по всей Италии; к этому вопросу я вернусь чуточку позднее. Николас заинтересовался астрономией на раннем этапе своих итальянских "штудий", похоже, она была основным утешением в его тщетной жизни. Когда его ознакомили с идеей Аристарха о Вселенной с Солнцем в центре, он заглотнул ее и уже никогда от нее не отказывался. По своему собственному признанию, тридцать шесть лет он прижимал эту теорию к своему боязливому сердцу, и открыть свой секрет согласился, да и то неохотно, лишь на пороге смерти.