4. Процесс о ведьмовстве

Мания охоты за ведьмами, которая нарастала в силе в течение всего шестнадцатого века, своей вершины достигла в первой половине семнадцатого столетия, в одинаковой степени и в католической и в протестантской частях Германии. В Вайль-дер-Штадте, идиллическом месте рождения Кеплера, где проживало две сотни семей, в период между 1615 и 1628 годом сожгли тридцать восемь ведьм. В соседнем Леонберге, где проживала теперь мать Кеплера, точно таком же маленьком городке, шесть ведьм сожгли одной только зимой 1615 года. То был один из ураганов безумия, что случается в мире время от времени, и, похоже, человечество без них не может обойтись.

Мать Кеплера была теперь скрытной маленькой старушкой, чья назойливость и злой язык, вместе с ее подозрительным происхождением, заранее определили ее в качестве жертвы. Она была, как мы помним, дочерью трактирщика, выращенной теткой, которая, как говорили, погибла на костре; а муж ее был наемником, который скрылся, едва-едва избежав виселицы. В том самом 1615 году, когда Леонберг был охвачен ведьмовской истерией, у Катарины случилась ссора с другой старой каргой, ее бывшей лучшей подругой, супругой стекольщика Якоба Рейнгольда. Это, должно быть, и стало причиной ее несчастий. Жена стекольщика обвинила Катарину в том, будто бы та дала ей ведьминское варево, которое стало причиной хронической болезни (на самом же деле ее недомогания были вызваны абортом). И вот теперь стали вспоминать, что различные горожане заболевали в различное время после того, как им предлагали попить из оловянной кружки, которую Катарина всегда держала готовой для своих посетителей. Жена Бастиана Майера от этого скончалась, а школьного учителя Бойтельшпахера после того парализовало. Вспоминали и о том, что как-то раз Катарина просила могильщика достать ей череп ее родителя, из которого она желала сделать винный кубок для своего сына – того самого придворного астролога, а на самом деле – адепта черной магии. Она же сглазила ребенка портного Даниэля Шмидта, который сразу же после того и скончался; она была известна тем, что умела входить в дома сквозь запертые двери, а еще довела до смерти теленка, из которого она изготовила котлету и дала своему сыну, бродяге Генриху.

У самой большой неприятельницы Катарины, супруги стекольщика, имелся брат, который был придворным цирюльником герцога вюртембергского. В тот роковой, 1615 год, сын герцога, принц Ахиллес, прибыл в Леонберг поохотиться, забрав в своей свите и цирюльника. Цирюльник и городской провост (начальник местной полиции) напились вместе и притащили мамашу Кеплер в мэрию. Там цирюльник приложил кончик меча к груди пожилой женщины и потребовал излечить его сестру колдовством от всех тех недомоганий, которые наслала на нее ведьма Катарина. У той хватило ума отказать – иначе ее стали бы судить; и теперь ее семья подала иск о клевете, чтобы защитить старуху. Но городской провост заблокировал иск о клевете, начав судебное разбирательство, обвиняя Катарину в колдовстве. Случай, давший ему возможность вести дело, включал девочку двенадцати лет, которая тащила кирпичи в печь для обжига, но когда на дороге ей встретилась старуха Кеплер, девчонка почувствовала резкую боль в руке, что привело к временному параличу. Эти неожиданные и колющие боли в предплечье, плече или бедре сыграли серьезную роль в суде над Катариной и другими ведьмами; до нынешнего дня боли при люмбаго и кривошея в Германии называют Hexenschuss – выстрел ведьмы.

Разбирательства были долгими, ужасающими и подлыми. На различных стадиях суда младший брат Кеплера, Кристоф, инструктор по военной подготовке леонбергской милиции, и его свойственник, викарий, отказывались от пожилой женщины, пререкались относительно расходов на защиту, и вполне возможно, что были бы рады увидеть, как их мать сожгут, чтобы со всем уже было покончено; их останавливало лишь то, что подобный исход отрицательно повлияет на их буржуазную респектабельность. Кеплер всегда был обречен сражаться без союзников, за непопулярные идеи. И начал он с контратаки, обвинив преследователей своей матери в том, что их надоумил сам дьявол; и безапелляционно порекомендовал, чтобы Городской Совет Леонберга следил за своими действиями и не забывал, что сам он был Придворным Математиком Его Императорского Величества, в связи с чем он отослал ко двору копии всех документов, связанных с делом его матери. Подобного рода дебют произвел желательный эффект, в результате чего городской провост, цирюльник и их клика начали вести себя более осторожно и искать больше доказательств, прежде чем приступать к формальным обвинениям. Но тут Мамаша Кеплер любезно предоставила им таковые, предложив провосту серебряный кубок в качестве взятки, если тот не станет раздувать дело девочки с кирпичами. После этого, ее сын, дочь и зять решили, что единственным решением станет бегство, они упаковали Мамашу Кеплер и отправили ее в Линц к Иоганну, куда она и прибыла в декабре 1616 года. Сделав это, Кристоф с викарием написали в герцогскую канцелярию, что обвинения провоста, похоже, были оправданы, в связи с чем они отказываются от старой Катарины, так что пускай теперь ею занимается правосудие.

Старуха оставалась в Линце девять месяцев, после чего возжелала вернуться домой, и вернулась туда, чтобы жить с Маргаритой и ее викарием, независимо от того, что ей грозило сожжение на костре. Кеплер отправился за ней, читая по дороге Диалог о древней и современной музыке, написанный отцом Галилея.. Он остановился в Виттемберге на пару месяцев, где писал прошения и пытался добиться слушаний по оригинальному иску о клевете – но успеха не добился. Ему удалось лишь добиться разрешения забрать мать с собой в Линц. Но тут сварливая старуха уперлась; Австрия ей не нравилась. Кеплеру пришлось возвращаться без нее.

После этого следовала странное затишье на пару лет – начальные годы Тридцатилетней войны – в течение которых Кеплер написал еще больше прошений, а суд собрал больше доказательств, которые теперь занимали несколько томов. В конце концов, ночью 7 августа 1620 года Мамашу Кеплер арестовали в жилище ее зятя, викария; чтобы избежать скандала, ее вынесли из дома, закрыв в дубовом шкафу для белья, и перевезли таким вот образом в тюрьму Леонберга. Здесь, во время ее допроса провостом, Мамаша Кеплер отрицала то, что ведьма, после чего ей назначили второй и последний допрос перед тем, как выслать на пытки.

Маргарита отослала новый сигнал о помощи в Линц, и Кеплер тут же отправился в Вюртемберг. Незамедлительным результатом его прибытия было то, что Верховный Суд предоставил Мамаше Кеплер дополнительные шесть недель с целью подготовки своей защиты. Пожилая женщина лежала, закованная в кандалы, в городской привратной башне, где ее круглые сутки охраняли два человека – их содержание должна была оплачивать защита, в дополнение к просто невообразимым количествам дров, которые они сжигали. Кеплер, выстроивший новую астрономию на ничтожных восьми минутах дуги, не мог пропустить подобного рода детали в своих прошениях; он настаивал на том, что одного охранника будет достаточно для обеспечения защиты от закованной в кандалы матери семидесяти трех лет, и что стоимость дров необходимо рассчитать более адекватно. Он был неугомонным, неутомимым, страстным и точным и действовал очень точно. Ситуация, с точки зрения властей, была подытожена в оговорке в записи судебного писца: "обвиненная, увы, появилась в суде в сопровождении своего сына, Иоганн Кеплер, математика".

Судебное разбирательство длилось весь последующий год. Акт Обвинения включал в себя сорок девять пунктов плюс ряд дополнительных обвинений – например, старуха обвинялась в том, что она не пролила слез, когда ей зачитали определенные тексты из Писаний (такое "испытание слезами" было важным доказательством на процессах ведьм); и на это обвинение Мамаша Кеплер злобно заявила, что за всю свою жизнь она пролила столь много слез, что сейчас никаких не осталось.

На Акт Обвинения, зачитанный в сентябре, через несколько недель Кеплер и советник ответили Актом Защиты; он был опровергнут Актом Принятия, зачитанным обвинением в декабре; в мае следующего года защита представила Акт об Исключении и Защиты; в августе обвинение ответило на него Актом Отвержения и Заключения. Последним словом был Акт Окончательных Выводов со стороны защиты, объемом в сто двадцать страниц, написанный, по большей мере, лично Кеплером. После этого, материалы были отосланы, по приказу герцога, на рассмотрение Факультета Права Тюбингенского Университета – того самого, в котором учился Кеплер. Факультет посчитал, что Катарину следует допросить под пыткой, но рекомендовал, что процедуры необходимо остановить на стадии terretio, то есть, допроса под угрозой применения пыток.

В соответствии с процедурой, применяемой в подобных случаях, пожилую женщину привели в пыточную камеру, ей представили палача, ей показали пыточные инструменты и подробно описали на словах их воздействие на тело; после чего дали последний шанс признать собственную вину. Ужас самого места был таким большим, что большая часть жертв ломалась и давала показательные признания на этой стадии[280]. Реакция Мамаши Кеплер были описаны в отчете провоста герцогу следующим образом:

После того, как в присутствии трех членов Суда и городского писаря я пытался дружески убедить обвиняемую, но встретился с противоречиями и отказами, я привел ее в место, где обычно проводят пытки, и представил ей палача с его инструментами, и тут же напомнил ей о необходимости говорить правду, про ожидающие ее боль и скорби. Тем не менее, несмотря на все напоминания и увещевания, старуха отказалась согласиться с обвинением и признаться в ведовстве, говоря, что пускай с нею поступают, как им хочется, и даже если из тела ее будут вырывать жилу за жилой, ей не в чем признаваться; после того она опустилась на колени и прочитала Отче наш, после чего заявила, что Господь дал бы знак, если бы она была ведьмой, чудищем или имела хоть что общее с ведовством. Она сама заявила, что желает умереть, что Господь откроет правду после ее смерти и проявленные против нее беззаконие и насилие; она оставит все в руках Господа, который не отведет от нее Святого Духа, но будет ей опорой и подмогой. (…) Поскольку она все так же отрицала все обвинения в ведовстве и стояла на своем, я отвел ее в камеру.

Через неделю, после четырнадцати месяцев заключения, Мамашу Кеплер выпустили. Но в Леонберг ей уже не суждено было вернуться, поскольку добрые горожане пообещали ее линчевать. Спустя полгода она скончалась.

И как раз на фоне всех этих событий Кеплер писал свою Мировую Гармонию[281], в которой интересующимся современникам был дан третий закон планетного движения.